Примерно через три минуты после того, как я перестал ей писать, она прислала мне сообщение: «Я поговорю с тобой, когда ты вернёшься домой». И всё. Восемь сухих слов в ответ на моё искреннее сожаление! Честно признать, я готов был сейчас же сорваться с места и поехать в аэропорт. Но Джеймс нуждался в нашей помощи. Я, Кендалл и Карлос были для него треножной опорой: не будет хотя бы одной ноги – рухнет вся опора.

Мне нужно было позвонить и Эвелин, чтобы предупредить, что я не смогу вернуться домой в назначенный срок. Она, в отличие от Дианны, не рассердилась, а лишь высказала надежду на то, что у Джеймса всё наладится. Я был невероятно счастлив слышать её голос после всего того, что произошло между мной и моей девушкой.

Наша задержка в Нью-Йорке составляла уже три дня, а вестей от Паркера не было, как и не было хотя бы малейшего продвижения по делу. Джеймс, по нашему с парнями совету, позвонил Мику и в подробностях объяснил сложившуюся ситуацию. Менеджер обещал поучаствовать в удачном разрешении этого дела, и это зажигало в наших сердцах слабую надежду. Но ожидание раздражало больше всего, неизвестность пугала. Никто из нас не знал, что будет дальше: заточение, привлечение к делу новых свидетелей, оправдание? Каждый из нас, я думаю, строил себе самые отвратительные и ужасные догадки, но вслух их высказывать не торопился. Хотелось надеяться на лучшее.

Наконец на четвёртый день Джеймс сказал нам:

– Возвращайтесь в Лос-Анджелес, парни. Как видите, никаких новостей нет, но… Отсутствие новостей ведь тоже новость? Не хочу, чтобы вы страдали из-за меня.

– Страдали в Нью-Йорке? – с усмешкой переспросил Карлито. – Слышишь себя?

– Нет, я хотел сказать, что вижу, как вы тоскуете вдали от Лос-Анджелеса… Особенно Логан, его там целых две дамы ждут.

– Они могут подождать, – с уверенностью сказал я.

– Как и моё дело. Говорю вам, парни, следствие может затянуться на долгие месяцы, и что вы будете делать? Улетайте, всё в порядке.

– Ты уверен? – сомневался Кендалл. – Конечно, если тебя снова возьмут под стражу, мы ничего сделать не сможем… Но оставлять тебя здесь одного тоже как-то не хочется.

– Здесь мои родители, сестра, – со слабой улыбкой ответил Маслоу, – думаю, я найду поддержку в них. Правда. Возвращайтесь.

– Джеймс, слушай… – начал испанец, но хозяин дома его перебил.

– Не хочу ничего слушать, хочу, чтобы вы не чувствовали, что чем-то обязаны мне. Это не так, слышите?

– Да, – снова заговорил я, – но я думал, что наша поддержка…

– Я буду чувствовать её даже тогда, когда вас не будет рядом. Просто мне не хочется, чтобы вас что-то задерживало здесь. Цените свободу, цените её по-настоящему. И улетайте.

Спорить с Джеймсом было бесполезно, и мы видели, что ему действительно не нравилось то, что мы задерживались в Нью-Йорке из-за него уже на четыре дня. С одной стороны, мне страшно хотелось прыгнуть в самолёт и улететь в Лос-Анджелес, чтобы увидеть Дианну и Эвелин, но с другой, оставлять Джеймса одного не позволяла совесть. Все эти четыре дня я чуть ли не каждую минуту думал о том, через что ему пришлось пройти когда-то, и пытался представить, как он чувствует себя теперь. Мне казалось, что мы просто обязаны были быть рядом с ним.

О чём бы ни говорила моя совесть, сердце слушать не хотело. Вечером наши с парнями вещи были уже собраны, а утром мы улетели домой. Нью-Йорк остался за спиной, а Джеймс остался в Нью-Йорке.

Дианна меня не встретила. Когда я вошёл в дом, мне показалось, что её не было: настолько в доме было тихо. Я нашёл её в спальне. Она читала свою любимую книгу «Апрельское колдовство», забравшись в кресло с ногами.

– Привет, милая, – тихо сказал я, бросив сумку с одеждой на пол.

– Привет, – так же негромко ответила Дианна и, закрыв книгу, отложила её в сторону. Наверное, она слышала, что я приехал, но не посчитала нужным спуститься.

Я совершенно не знал, с чего начать разговор, потому что мне никогда раньше не приходилось просить прощения за… неверность. Что нужно сделать? Начать объяснять, как всё было, начать оправдываться, говорить, что я не виноват?

– Читаешь? – спросил я и тут же дико разозлился на себя. Можно было спросить что-нибудь ещё более глупое?

Не ответив, Дианна встала с кресла и подошла ко мне. Она не сводила с меня холодного взгляда.

– Неужели это всё, что ты хочешь спросить у меня, Логан? – с оскорблённым видом сказала она. Вблизи я сумел рассмотреть её лицо: оно заметно осунулось, и в моём сердце снова вспыхнуло угнетающее чувство вины.

– Я хочу спросить, Дианна… Насколько сильно ты обижена на меня?

Дианна сморщила нос, точно моя реплика причинила ей физическую боль, и залепила мне звонкую пощёчину. Удар заставил меня повернуть голову в сторону, я простоял так несколько мгновений.

– Кажется, очень сильно, – проговорил я, посмотрев на свою девушку.

– Да ты невыносим, Логан!

– Дианна, – выговорил я, – пожалуйста, дай мне всё объяснить.

– Что ты хочешь мне объяснить? – Её голос начал дрожать, и я прекрасно понимал, что это значило. – Что все те слова о твоей ненависти к моей ревности, о том, что ты никогда не позволил бы себе предательства, – всё это было наглой ложью?

– Совсем нет! Всё это было чистой правдой, Дианна!

– Тогда почему ты так поступаешь со мной? Зачем, зачем ты целовал чужую девушку? Мне назло, да? Ты сделал это мне назло?

– Нет. Мы… мы играли в «Бутылочку». Вся правда в этом.

С губ Дианны сорвался смешок.

– Думаешь, ты оправдаешь свой поступок дурацкой игрой?

– Я не собираюсь себя оправдывать, я только хочу рассказать, как всё было, и попросить тебя понять меня. – Вздохнув, я опустился на кровать и посадил Дианну рядом с собой. – Я не помнил себя в тот вечер, потому что был мертвецки пьян. Ты просто понятия не имеешь, что делает со мной алкоголь, а тогда… Я выпил слишком много. Слишком. Мы сели играть, и бутылочка решила, что я должен был поцеловать ту девушку… Я сделал это. Тот поцелуй длился не больше трёх секунд. Но потом она сама поцеловала меня, и я… Я не знаю, что было со мной. Я ответил…

– Ты ответил, – подтвердила Дианна, снова сморщив нос. – Не стал сопротивляться. Ты вовсе не думал обо мне.

– В тот момент я не думал ни о ком и ни о чём, потому что…

– Потому что тебе слишком понравился её поцелуй, да?

– Дианна, я же попросил выслушать меня, ты дашь мне сказать?

Она ответила холодным взглядом, и я посчитал это за разрешение продолжать.

– Потому что со мной произошло что-то непонятное, – снова заговорил я. – Клянусь, такого никогда не было. Я понял это только потом, когда протрезвел и смог свежим взглядом взглянуть на всё это. Дианна, знаешь, это было что-то вроде вспышки тихого гнева… Не знаю, как смог бы это объяснить. Как будто что-то внутри меня полыхало огнём ненависти, сжигая меня изнутри, а я не мог сделать ничего… Я был спокоен, как удав, вот что меня так пугало потом. Будто всё это было очередной вспышкой, только проявилась она не внешне, а внутренне, и это было… ужасно.

Дианна смотрела на меня блестящими от слёз глазами.

– Логан… – вырвалось у неё, и она, отведя взгляд в сторону, вытерла пробежавшую по щеке слезу. – Меня так пугает то, что происходит с тобой… И я так хочу помочь тебе, что и словами не выразить. Мне кажется, тебе нужно лечение, всё это принимает страшный оборот…

– Не хочу обсуждать это сейчас, – покачал головой я, перебивая её. – И я не знаю, что творилось в моей душе во время поцелуя, я… я даже не помню это. Так бывает как раз при таких вспышках. Ты понимаешь, что дико злишься на что-то, но через минуту не можешь вспомнить, что ты говорил, что чувствовал, кроме этой злобы, о чём думал… – Взглянув на Дианну, я взял её руку и с сожалением приподнял брови. – Я сам не могу поверить в то, что это случилось, и прекрасно понимаю, как противоречив мой поступок… Просто хочу, чтобы ты знала: после этого я ни на миг не переставал думать о своей вине. Я очень виноват перед тобой. И не подумай, что я собирался скрыть от тебя этот поцелуй, я рассказал бы в любом случае.