А уже перед самым шванцевским кабинетом стукнуло: он ведь, черт глазастый, мог номер такси запомнить. Ну, как проверит?

Так, ничего не придумав, и вошел весь на нерве.

Но капитан про такси ничего не спросил. Сидел над развернутой газетой задумчивый, дул на стакан с чаем.

– «Правду» видал? На-ка вот, ознакомься.

Бляхин взял, стал смотреть.

Сверху, крупно и жирно, сообщение о пленуме ЦК. Принято решение по очередным выборам. Так. Передовица на ту же тему: «Сплоченная, счастливая, могучая идет страна к выборам в Верховный Совет СССР». Это ладно, можно не читать… Мероприятия к грядущему двадцатилетию… Тоже не то… Новости из Испании. Артиллерия мятежников подвергла интенсивной бомбардировке Мадрид. К северо-западу от Аранхуэса… Черт с ними, пускай воюют. Успех Народного фронта во Франции… Над Кремлем зажглась четвертая рубиновая звезда… Это, что ли? В Московском зоопарке обнаружено вредительство: персонал засорен классово чуждыми сотрудниками. Да нет, чепуха.

– Куда глазами в низ листа полез? – нетерпеливо сказал Шванц. – Наверх смотри.

Перегнулся над столом, ткнул пальцем в извещение о пленуме, в самую нижнюю строчку, которую Филипп пропустил.

Оказывается, там было не только о выборах. «Ввести в состав кандидатов в члены Политбюро секретаря ЦК народного комиссара внутренних дел тов. Ежова Н.И.».

– Ого! – только и сказал Филипп.

Такого не бывало со времен товарища Дзержинского – чтоб руководитель органов был в политбюро.

– То-то, что ого. Вчера решилось, вечером. Ни на каком, конечно, не на пленуме. Досылали «молнией» по редакциям, в уже готовое сообщение. Ты, поди, Бляхин, сколько-нисколько ночью подрых, а я до утра с большими звездастыми начальниками квасил. И сказал мне Малютка, сильно пьяный и сильно счастливый: «Я должен высокое доверие Володя оправдать. К годовщине Октября положу ему на стол дело эсэровской организации „Счастливая Россия“. Полностью доследованное и готовое для суда. Не подведи меня, Шванц. Не то я тебя подведу. Под статью». Я, как положено, весь затрепетал. «Будет исполнено, товарищ кандидат в члены Политбюро! К 7 ноября доложу и представлю».

Пока что Филипп чувствовал одно облегчение – не про такси разговор. Но облегчался он недолго.

– Стало быть, нынче пятнадцатое. – Капитан глядел на календарь с ровными столбиками шестидневок. – Считая по-старому, у нас три недели с хвостиком. Связь идейно-теоретического центра с эсэровским подпольем и заграницей мне обеспечат другие сотрудники, там процесс идет, сбоя не будет. А вот с самим центром у нас закавыка. Главаря-то всё нет. «Брата Илария» нужно добыть, срочно. И этим займешься ты. Такое тебе задание.

– Я?! – Филиппа аж качнуло. – Да где я его найду? Как? Мы даже имени не знаем!

– Знаем, знаем, – отмахнулся начальник. – Это Кролль думает, что не знаем. Бах Иннокентий Иванович, из дворян, 1877 года рождения. И прежний адрес установлен, и всё прочее. Из того, что я про него выяснил, похоже, что гражданин Бах очень для нас подходящий. Такой христосик, который сам на себя всё возьмет, выкручиваться и на других валить не станет. Ты мне только его сыщи, Бляхин, а как его обработать, я уже придумал.

«Сыщи», обреченно подумал Филипп. Нашел сыщика! Вот, значит, как он придумал меня извести. Стрелочником поставить. Не будет главаря – станут виноватого искать. А кто виноват? Оперуполномоченный Бляхин.

– На Кролля надо давить, – сказал он тихо. Встрепенулся. – И на писателя! Я повесть уже почти дочел. Скоро буду готов к допросу.

Шванц вяло поморщился.

– С Кроллем только время терять. Из писателя всё что можно выжали. Ты, конечно, попробуй, но он не знает. Иначе дал бы показания…

Сочные губы капитана скривила усмешка, маленькие глаза из-под очков глядели хитро.

– Есть еще одна ниточка, более перспективная. Ты, наверно, всю башку себе изломал, на кой я тебя привлек к такому козырному делу? Ни опыта у тебя, ни сноровки. Пришло время объяснить. Не в твоих психологических дарованиях дело и тем более не в сыщических способностях. Ясно, что ты не Нат Пинкертон. Но, восстанавливая передвижения «брата Илария», мы выяснили, что накануне исчезновения он виделся с неким человеком и долго с ним о чем-то толковал. Этого человека ты хорошо знаешь. Ну, или раньше хорошо знал.

– Кого это я знал? – напрягся Филипп. Не было и не могло у него быть знакомых, которые с монахами и контриками водятся. Ой, загибает Шванц, в засаду какую-то заводит.

– Некто доктор Клобуков, Антон Маркович, 1897-го гэ рэ, главный анестезиолог Университетской клиники на Пироговской.

– Кто?

Не сразу и вспомнил.

– А-а, да. Был такой. Давно когда-то, на Гражданской, вместе служили…

Проглотил «у Рогачова», вовремя остановился. Но Шванц сам подсказал:

– У Рогачова, тогдашнего члена РВС Югзапфронта. Причем служили вы бок о бок и, наверно, корешили.

– Не то чтобы… Я – рабочая косточка, а Клобуков был интеллигент, мямля.

«Тревога! Тревога!» – колотилось в мозгу.

– Это хорошо, что мямля. Это очень хорошо. Но со мной он не мямлился. Я ведь с Клобуковым встречался, неформально, просил помочь следствию. Нет, говорит, не рассказывал мне Иннокентий Иванович, куда уезжает. А я по глазам вижу: врет.

– Почему неформально-то? – не понял Филипп. – Почему не арестовали?

– Нельзя было. Он известный анестезиолог, светило. Недавно участвовал в операции наркомюста Крыленко, и тот остался очень доволен. После истории со смертью наркомвоенмора Фрунзе все они жутко боятся наркоза. Крыленке скоро снова на операцию ложиться, он теперь в Клобукова этого, как в бога, верит. Тут надо тебе еще одно обстоятельство знать. Для полноты картины. Учти: информация сверхсекретная. Сообщаю как доверенному сотруднику. Крыленко находится у нас в разработке. Если взять Клобукова, близкого к нему человека, нарком насторожится, а этого нам не надо…

– Товарищ Крыленко – в разработке?! Он же первый революционный главковерх!

– Не нашего ума дело. Велели разработать – разрабатываем. Хотя, опять-таки по секрету, скажу тебе, что у Крыленки война с товарищем Вышинским, прокурором СССР. Очень возможно, что Вышинского сейчас в другом подразделении тоже разрабатывают. Тут чья возьмет. Но думаю, что прокурор наркомюста схарчит.

– Да кто такой Вышинский против самого Крыленко?

– Ноль без палочки, – согласился капитан. – Но есть у Вышинского одно важное преимущество. В семнадцатом году, при Временном правительстве, он в Петрограде командовал милицией и подписал приказ об аресте товарища Ленина.

– Какое же это преимущество?

– Дурак ты, Бляхин. Вышинский знает, что на волоске висит. А Крыленко о себе много понимает. Сейчас много о себе понимать вредно. Спокойней на волоске висеть – если, конечно, волосок в правильной руке.

И подмигнул, с намеком. Неужто уже нашел у Мягкова снимок? Нет, времени у него не было.

– Однако, раз мы в цейтноте, деликатности в сторону. Сегодня возьмем Клобукова. Я с ним, конечно, по своей методе поработаю, но если не получится, мне понадобишься ты. Как старый его друг и хороший психолог. Подумай, чем его взять. Вот сведения на Клобукова, прогляди.

Раскрыв тощую папку, Филипп сначала посмотрел на фотографию. Солидный, в шляпе. Постарел. Сколько же это… шестнадцать, нет, семнадцать годов не видались. Так. Супруга – Мирра Носик, 1903 года, в графе «отчество» почему-то прочерк. А, незаконная, понятно. Тоже врач, кафедра челюстно-лицевой хирургии. Дети – ишь, двоих настрогал. Сын Рэм, на полгода младше Фимы. И дочь, маленькая, четыре года… Интересно: инвалид детства.

Спросил:

– Что у него с дочкой?

– Не выяснял. Какая разница? – Шванц сощурился. – Ты что лоб наморщил? Соображения имеешь? Выкладывай.

Соображения у Филиппа имелись, но про них капитану знать было незачем.

Когда Шванц возьмет Антоху Клобукова в оборот, всё до донышка вытрясет. Чего было и чего не было. Антоха – не Кролль. Пару раз съездят по рылу – напишет всё, что надиктуют. А уж Шванц такой возможности потопить его, Филиппа, не упустит. Через рогачовскую-то службу – милое дело. Сто процентов выяснится, что Бляхин еще с 1920 года тайный враг советской власти – шпион, вредитель или еще что. В протокол попадет – не вырубишь топором. Это еще хуже, чем фотография формуляра. Ту Шванц, если найдет, припрячет, чтобы за горло держать. А протокол не спрячешь…