Его не отпускало чувство, что они могут опоздать.

И что Питеру, со всеми его свехспособностями, грозит опасность.

Если даже их мать готова кидать собственных детей в топку великих целей, так почему бы и другим не захотеть сделать того же самого?

Они договорились, что первым с ним «поговорит» Мэтт. Всегда оставался шанс, что Питер ещё не научился внушать мысли, и – что было даже важнее – не научился отражать внушённые. Главным было остановить его сейчас, а уже потом, после уничтожения вируса и поимки Монро, у них будет время для выяснения правды и открывания глаз. Питер поймёт, обязательно поймёт после.

А если у Паркмана ничего не выйдет, то тогда на сцену выйдет он, Нейтан.

Что-то позволяло ему надеяться на то, что если и стоит кого-то оставить в качестве последнего шанса – так это себя самого. То, что за этим мог скрываться страх новой встречи с братом, страх за свою реакцию, за то, что он так тщательно избегал вспоминать в эти дни, Нейтан старательно не думал. Это же сущий бред, думать о подобном, когда на карту поставлены судьбы мира. Сущий бред…

Он прижался спиной к стене коридора, в метре от поворота, за которым, если верить плану здания, в паре десятков метров, находилась дверь сейфа.

И Питер, если верить собственному слуху.

Всего пара фраз – негромких, глухих – очевидно, для Адама, а Нейтана как будто сдавило обручем.

И всё. Тишина. Даже когда Мэтт, не останавливаясь, лишь кивнув в ответ на его мрачный взгляд, завернул за угол.

Только его медвежьи шаги. Широкие, уверенные.

И больше ни звука

Да что же там?

Чёртовы менталисты. Что там у них происходит?…

Нейтан прикрыл глаза, откидывая голову, прижимая к стене сжатые кулаки, остужаясь холодом этих проклятых богом стен.

Что происходит с ним?…

Пока можно было бежать, буквально или образно, задействуя свой мозг, свои ресурсы на всю катушку, он мог обманываться тем, что пройдёт время, наступит нужный миг, и он достигнет той точки, на которой можно будет совершенно расслабиться, повернуться спиной к любой стороне, любому человеку, и, что ещё важнее – повернуться лицом. И к Питеру тоже. Снова защищая его ото всех, и не сходя с ума от того, что и от себя нужно защищать тоже.

И он бежал, и остановок пока что было мало – освобождение матери и погоня за Питом не предполагали много времени для досуга – но эти остановки были подобны падению в чистилище. Огромное, равнодушное чистилище, отскребающее грехи и пакость огромными проволочными щётками, раздирающее мысли и полощущее душу.

Глаза вдруг резко защипало, как будто какой-то особо усердный божий агент, беспорядочно шоркая щёткой, неожиданно попал на очень больное место.

Кое-как разжав затёкшие от напряжения кулаки, Нейтан потёр пальцами столь же напряжённый лоб, с силой заглаживая колючий пульс на висках – отголосок непролитой солёной боли. И дальше, за линией волос, пробираясь пальцами сквозь непослушные пряди, не отдавая себе отчёт в том, насколько отчаянным это выглядело со стороны: застывший на месте, склонённый человек, обхвативший обеими руками голову.

Звук шагов усилился, к нему присоединился ещё один, как будто кто-то пошёл навстречу Паркману. Или от него. Ещё мгновение – и пространство коридора прорезал гулкий крик Питера, многократно отразившийся от бесконечных стен:

- Ты ещё не понял? Ты не за то сражаешься! – а мимо поворота, с немаленьким ускорением пронёсся скользящий по полу, оглушённый Мэтт.

Моргнув, Нейтан уставился ему вслед, дождавшись, когда тот остановится и обмякнет в нескольких метрах от него неподвижной грудой, признался сам себе, что абсолютно не готов ко встрече с братом, отлепился от стены и вышел ему навстречу.

Бледный, взъерошенный, в распахнутой куртке, с покрасневшими, как будто пережившими песчаную бурю, глазами. Безоружный. Не вскидывающий дробовик, не заносящий над головой меч, не пытающийся проникнуть в мысли, и даже своё собственное оружие – фирменный повелительный взгляд – как будто оставивший дома.

И с голосом подстать: хриплым, ненапористым, негромким:

- А как же я, Пит?…

- Нейтан? – Питер взволнованно дёрнулся ему навстречу, но остановился, скованный попыткой уложить в одну канву своё шествие к спасению мира – ради мира, но куда больше ради брата – и тот факт, что тот сам сейчас стоял перед ним, кажется, собираясь отговаривать.

- Я тоже сражаюсь не за то? – с душевынимающим взглядом спросил Нейтан.

Да… Нет!… они просто обманули его – мама, Мэтт, Хиро, Виктория, все, кто хоть как-то связан с компанией – все они или обманывают или заблуждаются. И Нейтан – он тоже ошибается, он будет придумывать сейчас тысячи причин, чтобы его остановить, но он просто не понимает, не понимает!

- Я был в компании. Видел историю Адама, – Нейтан медленно двинулся к нему, осторожный и настороженный, следящий за каждым своим словом и жестом, до умопомрачения боясь толкнуть Питера в пропасть, как всегда, когда тот стоял на краю, – я видел, кто он и чего добивался. Пит… он пытался распространить вирус.

Растерянный, снова с этой кошмарной морщиной на переносице, снова закрывшийся в своей мужественной скорлупе, выглядывающий из-за неё, Питер упрямо хмурился, как ребёнок, которого убеждали в том, что киношный герой – не настоящий.

- Хочешь знать, как исцелились твои ожоги, Нейтан? – нечаянно звонко возразил он, – он ввёл тебе свою кровь, а я стоял рядом! Ты должен его благодарить!

- Он меня использовал, – напротив, хрипло, ответил Нейтан, – использовал, чтобы заманить тебя! – он подходил к нему всё ближе, как будто не замечая, как тот подавленно отступает перед его усиливающимся напором, – разве ты не понимаешь? Он пытался тебя заставить!

- Нейтан, он…

- …Питер, – перебил тот его, останавливаясь на месте, но незримо продолжая своё движение всё более весомым, давящим голосом и взглядом, пересекающим пространство, разделяющее их с братом, касающимся его, приникающим, проникающим, пробивающим до мурашек, насквозь! – тогда, на Кирби-Плаза, когда я тебя унёс оттуда, я сделал это потому, что верил в тебя! – и когда между ними остался один только этот взгляд, еле слышно закончил, – ты мой брат, Пит… я люблю тебя…

Благодарность перед Адамом за спасение Нейтана категорически пасовала перед единственным человеком, которым мог бы составить этой благодарности конкуренцию – самим Нейтаном.

Кто-то другой умилился бы тому, как трогательно они выглядят сейчас со стороны; но Нейтан бы испугался и в тысячный раз проклял самого себя за переступание очерченной недавно черты; а Питер сгорел бы в ответ слепящим пламенем… только никто их сейчас не видел, а им двоим было чертовски не до того.

Они замечали только обоюдную невозможную открытость, дозволенную лишь для того, чтобы отстраниться от всего чужого, наносного, инородного, оставив только эту узкую полосу между их взглядами; для того, чтобы услышать друг друга, поверить, и, посреди всего этого бедлама, понять.

Питер застыл, поражённый мыслью о том, как далеко зашёл в своих заблуждениях, ослепший в незнании о том, что делать дальше.

- Ты можешь доверять Адаму? – помогая ему, укутывая, спасая от новых ошибок, задал Нейтан очень простой, лакмусовый вопрос.

Ещё больше углубив изломанную складку между бровей, тот поджал губы и оглянулся на приоткрытую дверь, за которой несколько минут назад скрылся Адам.

Некстати впав в лёгкое оцепенение при виде напряжённых мускулов на его шее, Нейтан чуть не упустил момент, когда Пит сорвался с места и побежал в сторону сейфа. Стряхнув наваждение, он ринулся вслед за ним.

* *

В другой стороне от них, на полу заворочался постепенно приходящий в себя Паркман. По спинам убегающих братьев ему было совершенно непонятно, что творится и кто кого в чём переубедил, поэтому он, кряхтя и шурша, кое-как поднялся на ноги и двинулся в том же направлении.

====== 66 ======

- Войны, голод, болезни… прошло четыреста лет, но ничего не изменилось! Когда Господь разочаровался в своём творении, он вызвал дождь, который лил сорок дней и сорок ночей. И всё было смыто! – Адам захлёбывался в собственных откровениях, распинаясь перед упрямым, снова вставшим на пути, занёсшим над ним свой меч, японцем, – и это отличная мысль! Потому что когда вирус разнесётся, у тех, кто выживет, будет второй шанс! А я – буду их героем.