Открывшиеся знания о наличии друг у друга способностей и сблизили, и добавили проблем.
«Воскрешение» старшего мистера Петрелли эти проблемы усугубило.
Но сейчас, после его смерти и крушения Пайнхёрст, кажется, бОльшая часть из этих трудностей перестала иметь смысл. А оставшиеся – с учётом недвусмысленного отказа Нейтана от личных отношений – казались вполне разрешимыми.
Их связка сенатор-помощник снова наливалась силой.
И в свете новых, не заставивших себя ждать угроз, это было своевременно, как никогда.
- Я выясню, кто был инициатором доклада, – сразу же врезаясь в поток предстоящих действий, сказала Трейси.
Нейтан одобряюще кивнул ей, параллельно продолжая прокручивать в голове пока ещё слишком сумбурно роящиеся планы.
- Нам может понадобиться помощь, – сказал он, – Беннет… Паркман…
Мысль о Мэтте щекотнула воспоминанием об утреннем шутливом «списке убийств» – и тревогой по поводу того, что эта шутка была как раз из тех, где правда составляла львиную её долю.
- Да, и Паркман, – противостоя зудящему опасению, твёрдо повторил Нейтан.
Опыт и нечеловеческое чутьё Ноя.
Телепатия Мэтта.
На этом этапе они им очень понадобятся.
- И миссис Петрелли, – бесстрашно добавила Трейси, не отказав себе в понимающей, но упрямой улыбке.
Ну конечно.
Как же без неё…
Судя по помрачневшему, но даже не дёрнувшемуся лицу сенатора, он и сам успел подумать о матери, но радости эти мысли ему, разумеется, не доставили.
Но то, что присутствие миссис Петрелли рядом в этот момент может оказаться неоценимым, понимал не хуже Трейси.
- Найди того, кто стоит за готовящимся разоблачением, – наверное, излишне строго сказал, наконец, Нейтан, – я сам свяжусь со всеми, кто нам понадобится.
Ничуть не огорчённая этой строгостью, Трейси довольно изогнула губы и, уточнив несколько моментов, касающихся степени её полномочий во время этих поисков, отправилась выполнять поручение.
* *
Нейтан некоторое время смотрел сквозь закрывшуюся за ней дверь, а затем всё-таки взялся за телефон и набрал мать.
Если и начинать с кого-то – то именно с неё.
Он попытался было проанализировать своё нынешнее к ней отношение, но сразу же оставил это бесполезное занятие. Главными оказались два вполне устраивающих его факта: то, что она действительно была им нужна, и то, что мысли о ней больше не вызывали в нём неконтролируемого гнева.
В конце концов, речь не шла о показательном прощении или сердечных объятиях, или о чём-то ещё таком, обычно-человеческом.
Ну конечно, не прошло и суток после спасения мира, как речь снова зашла о глобальном.
Нейтан невесело дёрнул верхней губой, вслушиваясь в размеренные гудки и не зная, чего больше в его ожидании – нетерпения, или желания, чтобы мать не отвечала подольше, дав ему ещё немного времени собраться с мыслями.
Он не доверил бы ей свою судьбу.
Но свою жизнь – да.
В этом были все их отношения, всегда, с детства и по сей день, и – стоило признать – все открывшиеся факты об экспериментах на нём и тайне рождения Питера – после перегорания первого шока, вполне укладывались в общие рамки этой давно известной ему картины.
И, кроме того… в кого бы ни превратился отец, вчера он умер. По-настоящему умер, навсегда. И отчего-то Нейтан был уверен, что больше всех них, вместе взятых, это ударило именно по матери.
Хотя, конечно же, она этого ни за что не покажет.
- Тебе всё ещё нужна моя помощь? – спросил он, не дожидаясь её приветствия.
- Ты обещал приехать, – резко, в тон ему напомнила она.
- Я обещал передать твою просьбу Питеру.
Миссис Петрелли замолчала, сдерживая желание продолжить пикировку. Хорошо уже то, что Нейтан сам позвонил ей. За последние месяцы она научилась ценить его присутствие в своей жизни, которое оказалось куда важнее, чем ей казалось раньше, когда сыновья всегда были рядом и почти всегда заодно с ней.
- Да… – уже гораздо спокойнее проговорила она, – он приезжал, – и снова замолчала, вслушиваясь в слабое дыхание старшего сына.
Два прекрасных оратора и демагога – уже в самом начале разговора они оказались в тупике, красноречивее всяких слов говорящем о потребности в новой странице взаимоотношений в семействе Петрелли. В лояльности Питера никто из них не сомневался, но вот между собой… им нужно было договориться, и Нейтан понимал, что главный ход должен был быть за ним.
Не только ради сохранения клана.
Не только ради объединения перед новой опасностью.
Теперь – ещё и ради того, что произошло нынешней ночью.
Нейтан не взялся бы объяснить, чем в этой ситуации было так важно отсутствие напряжения с матерью, но был абсолютно уверен – и эта уверенность только крепла – это один из залогов будущего покоя.
- Нам нужно восстановить Прайматек, – прервал его размышления безэмоциональный голос матери, не дождавшейся его реплики.
- Ты уже говорила с кем-то по этому поводу?
- С Питером – только что. И с Беннетом – утром, в промежутке между вашими поисками, – в сухость её фраз затесалась нотка саркастичности.
- Прекрасно, – не реагируя ни на сухость, ни на сарказм, уже полностью переключившись на насущную проблему, ответил Нейтан, – мы не будем восстанавливать Прайматек, – бодро сообщил он, – мы создадим новую организацию. Прямо под крылом у правительства.
Обрисовать грядущую опасность и способ её устранения не составило большого труда.
Нейтан умел доходчиво объяснять, миссис Петрелли умела схватывать на лету.
Ей понравился его план.
Он был дерзок и на удивление реален.
Не всё пока что было понятно, и работа предстояла небывалая, но это было именно то, что требовалось сейчас им всем.
Ей – чтобы не потеряться у покорёженного тела семьи, позволив всему восстановиться самостоятельно.
Ему – чтобы найти, наконец, ту стезю, что обещала оказаться идеальным воплощением его представлений о собственном предназначении. Не офицер. Не прокурор. Не президент. Кто-то другой, названия которому ещё не было, но понимание истинной важности которого было сложно переоценить. И, что было едва ли не самым главным, Нейтан чувствовал в себе готовность взвалить эту ношу на себя.
Им всем – чтобы попробовать сделать так, чтобы не пришлось больше спасать этот мир каждые несколько месяцев по расписанию.
Если бы не громадность предстоящей работы, Нейтан обязательно бы нашёл время для сомнений и рефлексии по поводу столь складно выстраивающейся картины.
Но времени не было, умственные ресурсы были полностью кинуты на новую амбразуру, а эмоциональные… эмоциональные мирно посапывали после ночной перезагрузки без малейшего желания просыпаться посреди сенаторского кабинета и растрачиваться по поводам, никак не связанным с Питером.
Нейтан искренне надеялся, что это хорошо, что это даже правильно, но… у него ведь не было ни времени, ни лишних ресурсов для размышлений.
- Ты сегодня странный, – сказала напоследок мать, когда они обсудили свои ближайшие действия.
- Неудивительно, – чуть более жестко, чем этого можно было ожидать после только что наметившегося потепления их отношений, ответил Нейтан. И ответил не сразу, а спустя микроскопическую паузу, заметить которую вряд ли смог бы хоть кто-то, кроме его обладающей уникально цепким вниманием матери, – после всего, что с нами сделали – неудивительно, – и отключил связь.
Миссис Петрелли отложила телефон и посмотрела на одну из фотографий сыновей.
Её не отпускало некое неустойчивое ощущение, похожее, наверное, на те, что испытывают другие матери, когда их дети впервые влюбляются, заканчивают колледж, покидают дом, вступают в брак – в общем, делают всё то, что называется «улетают из гнезда». Смесь гордости, грусти и необратимости, никогда не настигавшая её прежде.
Мальчики выросли, и неважно, что её «мальчикам» было одному под тридцать, другому под сорок, и шлейф деяний за их спинами был такой, что хватило бы на десятерых, как минимум.
