Несложно. Вполне реально. Звучит так и вовсе запросто. Обычная жизнь. Разве что без жены и своего семейного гнезда, но так ведь и это для него сейчас скорее плюс, чем минус. А в остальном – почти похожая на ту, что он представлял в юности.

Ведь действительно, в юности, вырисовывая планы на будущее, он никогда специально не выделял там место для Питера. Тот никогда не был каким-нибудь там пунктом в списке «нужно иметь», или «надо сделать», или хотя бы «постараться не забыть». В том списке вечно была целая куча важных вещей, но о Питере там никогда ничего не было.

То, что его там не было, потому что его присутствие шло «по умолчанию» и не нуждалось в отдельных пунктах, Нейтан предпочитал не отмечать, потому что во всём остальном это была замечательная теория, за которую на самом деле можно было ухватиться.

Он убедился, что разбил все оставшиеся образцы и, последним покидая лабораторию, направился в кабинет отца.

Если верить тому, что он услышал, то «ублюдок, прикончивший старика» был всё ещё там.

Значит, ему не придётся искать Питера по всему городу.

Значит, ещё немного, и его план будет полностью реализован.

Нужно только позволить Питеру выдать ему последний платёж доверия и в последний раз это доверие предать, спасая ему жизнь.

Всего то.

Сущая ерунда на пути к «полному разрыву» и всепоглощающему Вашингтону.

Последний штрих.

====== 107 ======

Брат, оказавшийся не братом, сидел над отцом, который больше не был отцом. Который вообще больше никем не был. Просто мёртвым телом с дырой во лбу. Символическим кумиром, виртуальным памятником, тем, кем стал год назад, когда они его похоронили. Ничего не изменилось. Всё лишь вернулось на свои места.

Нейтану не было всё равно, но гораздо больше, чем смерть того, с кем он давно распрощался, его волновала жизнь того, кого ему сейчас предстояло приманить, а потом сразу же оттолкнуть. И так, чтобы у того не возникло сомнений ни на первом, ни на втором этапе.

Качественно.

И приманить, и оттолкнуть.

Он ведь мог, он был спец, особенно в первом – он делал это тысячи раз, и с недоверчивыми избирателями, и с высоко ценящими себя женщинами – и, слегка непривычная, но долгожданная душевная железобетонность была сейчас очень кстати.

Всегда легче что-то делать, если пульс не превышает восемьдесят ударов в минуту, а разум полностью всё контролирует.

Он не отреагировал ни на первый радостный возглас Питера, ни на напряжение, последовавшее после, когда тот понял, что ошибся с причиной его появления здесь.

Он держался абсолютно спокойно и, хотя понимал, что это выглядит всё же не совсем естественно даже для него, полагал, что это не станет большим препятствием на пути к цели. Совсем уже близкой цели.

- Ты убил его, – прокомментировал он увиденное, в обход отскочившего Питера приблизившись к телу.

Начинать всегда лучше с чего-то простого, пусть это и не похоже на «ты сегодня обворожительна» и «вместе мы сделаем мир лучше».

Главное, чтобы это походило на правду.

- Не я, – глухо раздалось уже из другого конца кабинета, – Сайлар.

- Значит, Сайлар, – легко принял Нейтан и, присев на корточки, аккуратно закрыл отцу глаза. Он не слишком задумывался над тем, о чём именно они беседуют. Ему было нужно завязать разговор. Чтобы Пит расслабился и перестал следить за каждым его движением.

- Другого выхода не было… – заученно, материнскими словами начал тот, но сразу же запнулся и замолчал, видимо, осознав, в свете новых открывшихся о брате фактов, абсурдность этих пояснений.

Нейтан, не глядя, спиной чувствовал, как Питер настороженно сверлит его взглядом, как усиленно пытается утолкать в себя причину его нахождения здесь. Очевидную, но такую «негабаритную» причину.

- Ты был здесь. С ним, – наконец, сказал тот без вопросительных интонаций, утверждая, но с таким трудом, словно ему приходилось насильно проталкивать через себя эти слова.

- Был, – не стал отрицать Нейтан. Лучше сразу разобраться со всем негативом, не избегая, но и не буксуя на нём. И, несмотря на тяжесть темы, он уловил изменения в голосе Питера, и изменения в нужном ему направлении. Тот перестал быть только настороженным, в нём появились обвинительные нотки, и как бы непримиримо они ни звучали, это уже больше походило на обычное общение, пусть оно и напоминало пока скорее сдержанную ссору.

Встав, он повернулся к Питеру, попутно стараясь понять, насколько тот готов вести нужный ему разговор. Брат выглядел болезненно, круги под глазами особенно выделялись на бледной коже лица, и вся эта скорее моральная, чем физическая утомленность приправлялась нервным блеском глаз. Он был взведён, но больше не был настолько насторожен, как вначале. Он был готов…

- Его план был неплохим, но только не под его руководством. Я сменил его.

Как всё-таки просто, когда ты можешь смотреть на всё из-за стены, холодно и трезво. Хочешь, чтобы тебя услышали – манишь в одну сторону. Хочешь ослабить бдительность собеседника – в другую. Одно лишнее слово, чуть изменённый градус интонации, едва заметное движение, как по нотам.

Только бы Пит не подвёл. Только бы не испортил этот этюд…

- Но ты ведь знал, что формула опасна!

- В плохих руках – да. В отцовских. Но ты же не считаешь плохими мои руки? – немного провокации, более пристальный, не отпускающий без ответа, взгляд; лёгкий вызов в приподнятом подбородке. Ответное волнение на лице Питера, хватающегося за эту провокацию обеими руками.

- Нет, но… ты же знаешь о последствиях, я рассказывал тебе о будущем! Там был не отец, там был ты, и мир всё равно гибнул!

Даже странно, что всё так легко.

Какой же тот всё-таки отзывчивый. Какой уязвимый. И можно даже не надеяться, что тот такой – только с ним.

- Ты же сам мечтал о способностях для всех, – напомнил Нейтан, – чтобы жизнь для всех стала лучше.

- Да… пока сам чуть не взорвал Нью-Йорк, – снова легко поддаваясь, скатился Питер с обвинения на повинность.

- Но не взорвал же, – парировал Нейтан и, не давая ни секунды на передышку, пока контролировал направление и держал темп, соскользнул на следующие рельсы, – я бы не допустил новых смертей, – ничуть не обманывая, но подменяя главный смысл.

Нет, он не допустил бы новых смертей. Это правда. Новых смертей Питера. Но ведь гораздо проще говорить обо всех людях, чем об одном человеке, гибель которого, как он уже дважды убедился, была для него неприемлемой.

- Но ты не можешь контролировать всё! – непредусмотренно воскликнул Питер, едва не сталкивая его с этих рельс, не подозревая, насколько точно попал в главный, запрятанный, но не уничтоженный, страх Нейтана.

- Ты прав, – быстро ответил тот, заставляя брата удивлённо моргнуть и, кажется, проглотить какие-то новые, застрявшие на кончике языка, слова, – ты прав, не могу. Но ты можешь больше не беспокоиться. Формулы больше нет.

И, в такт этим словам покачав головой, замолчал, снова опуская взгляд на отца.

* *

Что-то было не так.

Нет, конечно же, всё вокруг было не так! Здание уже не просто гудело, оно стенало, то и дело прерывая эти стенания треском выстрелов, звоном стекла и агрессивными выкриками. Странным было то, что в кабинет никто не врывался. Странным было тело отца на полу и светская беседа, которую около него вели они с Нейтаном.

Но даже на фоне всех этих странностей что-то было не так.

Это походило на сон, которого Питер ещё не видел, но это был не сон.

Это походило на будущее, в котором он ещё не был, но это было не будущее.

Нейтан походил на президента, которым ещё не стал… и, наверное, в этом и была главная странность. Питер не просто не чувствовал его – как несколько часов назад, в родительском доме, где Нейтан прятался за эмпатическим блоком – он его вообще с трудом узнавал.

Вот тот до боли знакомо вскидывает голову – но тут же, на долю секунды, Питер теряет это ощущение, проваливаясь в никуда и безвольно опуская руки, улавливая вопли интуиции о том, что рядом находится кто-то чужой.