Ему не понравилось её не особо скрываемое восхищение талантами и заслугами отца: всем тем, что когда-то – да что там, практически всю его жизнь – являлось для самого Нейтана неотъемлемыми элементами ролевой модели.

От него также не скрылся ни её рефлекторный женский интерес к ярко выраженной отцовской альфа-самцовости, ни почти настолько же рефлекторное феминистическое раздражение ровно по тому же поводу.

Взволновал ли его интерес Трейси – любовником которой он фактически являлся – к отцу не только на профессиональном, но и на личном уровне?

Удивительно, но вот именно это почему-то не вызвало в нём особых эмоций. Он отметил это, но и только. Может, они терялись за общей борьбой за «территорию». Может, он достаточно доверял Трейси. Могло быть всё что угодно, на самом деле, анализировать ему было недосуг, а шестое чувство растрачивалось на иное. Эта тема – отношений с самой интригующей женщиной из его нынешнего окружения – потенциально значимая тема, по факту была лишь блеклым полотном, ниспадающим в стороне от насыщенного основного фона его пристрастий.

Формула.

Ему была нужна формула. Полностью проверенная, опробованная, готовая к применению формула. Дарующая людям подконтрольные им способности, безо всяких «но» и побочных эффектов.

Несмотря на многочисленные, прилетающие с самых разных источников, опасения, глубоко в душе он не верил в то, что сам факт существования этой формулы может угрожать миру.

Мать могла ошибаться, утверждая это. Изредка такое случалось и с ней.

Формула – лишь инструмент, а уж как её будут использовать, зависит только от тех, в чьих руках она окажется. Возможно, со временем каждый человек на земле должен получить к ней доступ, но в самом начале… Вначале, несомненно, был нужен жесткий контроль, и Нейтан – всё с той же владеющей им лёгкостью – был уверен в том, что сможет выдержать бремя ответственности и рисков обладания этим сокровищем.

Знал бы Питер…

Знал бы сейчас, когда, после всех своих фантастических геройств, был вынужден ждать в окопах.

Знал бы тогда, год назад, когда они спорили по поводу способностей, и Питер с горящими глазами убеждал, что дары – это «ключ и к спасению мира, и к пониманию самих себя»; и когда он, «кандидат в конгрессмены» никак не желал увидеть в этом нечто большее, чем спасение с деревьев кошек, и, в полнейшем внутреннем оцепенении, понадёжнее поддёргивал шоры на глазах.

Питер тогда сказал – «ты не узнаешь, пока не попробуешь».

И вот прошло полгода, и Нейтан совершает переворот только для того, чтобы вернуть ему способности.

И вовсе не потому что переживает за кошек.

* *

С министерством обороны проблем не возникло. Как только перед теми замаячили пока что смутные, но потенциально головокружительные перспективы, они не нашли никаких контрдоводов против того, чтобы обеспечить инициативе Пайнхёрст средства и государственное прикрытие. И, конечно же, пятьдесят морпехов, отправленных туда ещё накануне для того, чтобы «стать сильнее».

Нейтан видел их список. Поимённо. Каждого.

Сами фамилии ни о чём ему не говорили, кроме того, что это не просто немые строчки, а живые, настоящие люди. Лучшие из лучших. Готовые на всё, что им прикажут. На бой, на смерть, на инъекцию неизвестного препарата. И хотя стабильность и безопасность формулы была подтверждена всеми возможными на данный момент способами, да и сам вид сияющего и вполне уже человекоподобного доктора Суреша был достаточно красноречив, но самой главной гарантии – проверки временем – у них не было.

Было бы лукавством сказать, что, впервые выйдя к этим парням, Нейтан не засомневался насчёт того, имеет ли он право на эксперименты над ними.

Имеет ли право на манипуляции со способностями.

Но, дрогнув лишь в первый миг при взгляде на замерших по стойке смирно морпехов, во второй – Нейтан уже твёрдо вышагивал вдоль этих стройных рядов, на ходу считывая их готовность и преданность.

Прямая связь «спасение брата – готовность на всё» не была в его представлении такой уж прямой. Его стараниями она проходила по максимально извилистому и длинному пути, с кучей ответвлений, тупиков и лабиринтов только для того, чтобы вернуться – но после такого путешествия уже не столь очевидно – почти в ту же самую точку, из которой вышла.

Самим собой он уже заранее пожертвовал ради Питера. Но в том, что снова пытается подмять под свои потребности весь мир, он признаваться отказывался.

И это было очень успешное и энергичное заблуждение.

Сомнения тонули в нём, даже не успевая появляться.

Нить тянула всё дальше и дальше.

Остановка казалась подобна смерти, и – к особому ужасу – не своей.

И Нейтан вышагивал.

И был твёрд.

Заполняя голые рамки приказа для этих пятидесяти ребят огнём воодушевления, веры в значимость происходящего, и гордости за то, что именно они оказались здесь и сейчас.

Они все прошли через боевые действия, понял Нейтан с самого начала своего «обхода». Все, до единого. И они здесь не только по приказу. За ними высвечивалась не только обязанность, но и заинтересованность. Он был бы таким же, настигни его подобный приказ сразу после возвращения из Руанды. Потери, которых можно было бы избежать, будь он тогда «сильнее»… крайне убедительный стимул.

Отец собирался вводить первые дозы всем одновременно, но Нейтан категорически пресёк это намерение.

Выбор первого добровольца был случайным.

Нейтан лично поговорил с ним. Тот дважды летал в Ирак. С последнего задания из двенадцати их вернулось только двое. Всё, что парень знал о программе – это что ему введут какой-то препарат, и что это может позволить в следующий раз не потерять ни одного.

- Я хочу, чтобы вы поняли, на что именно вы идете, – сказал ему всё же Нейтан, – препарат, который мы разрабатываем, изменит вашу жизнь. Самым невероятным образом. Навсегда.

Но им обоим уже было понятно, что отступать никто никуда не будет.

До назначенного времени испытаний оставалось несколько часов.

Нейтан собирался потратить их вместе с Трейси, разбираясь с информацией по Пайнхёрст и некоторыми не менее насущными проблемами, в семейном гнезде Петрелли, в своём собственном – после мнимой смерти родителя – кабинете.

День был чудесный, подстать историчности грядущих событий.

Солнце казалось ликующим.

После неуютных – хоть и современных, просторных – внутренностей Пайнхёрст, вся эта уличная – прозрачная, небесная – свобода отозвалась у Нейтана ощутимым головокружением. И только после платы в виде остановки и нескольких глубоких глотков колкого воздуха, позволила ему отправиться дальше по своим делам.

Завибрировавший у сердца телефон был немедленно явлен на свет, и без предварительного взгляда на экран приложен к уху: Нейтан пребывал в полной уверенности, что звонят из Вашингтона.

До тех пор, пока, после ощутимой паузы, там не раздался голос брата.

- Привет, – со знакомой до невозможности интонацией сказал Питер, и Нейтану пришлось списывать на пресыщенный кислородом воздух ещё один приступ головокружения.

====== 102 ======

Почему ему это всё больше начинало напоминать события перед Кирби-Плаза?

Сознательное отдаление от Питера. Твёрдое намерение идти до конца по выбранному пути, вопреки множеству предупреждений. Звонок от Питера накануне часа икс. Встреча в обход всех планов.

Тогда, год назад, при встрече Питер прочёл его мысли и в ужасе сбежал.

Сейчас он мысли читать не умел, но его эмпатия никуда не делась, и Нейтан понимал, что ему нужно совершить невозможное, чтобы Питер не смог пробиться через все его заслоны.

И всё-таки он согласился.

Нарочно в родительском доме.

Нарочно не переворашивая все планы, а выделив разумное «окно» в них.

Взяв Трейси с собой, но, после решения некоторых вопросов, намереваясь почти сразу же отправить её обратно в Пайнхёрст.

Он бы ни за что не признался себе, что надеется на то, что та уйдёт до прихода Питера. Никто бы ни за что и не догадался бы об этом. Трейси ничуть не удивили темп и чёткость его действий, причин для этого и помимо младшего брата сенатора было предостаточно.