Он снова не знал…

* *

Ной Беннет всё же объявился.

Ровно в тот момент, когда Сайлар вытаскивал из дома обездвиженную Клер, прочно удерживая в её затылке короткий нож, одолженный по случаю на их же кухне. Мать была дома и, несмотря на свою очевидную слабость перед ними, защищала дочь, как тигрица, но противопоставить двоим, не рискующим ни жизнями, ни чистыми биографиями, вторженцам, не смогла ничего. Устранить её было проще простого, временно лишить сознания оказалось ничуть не сложнее для Сайлара, чем убивать. Клер тоже не доставила им особых хлопот, с радостью отвлёкшись на Элль и, повернувшись спиной к незакрытой двери, подставившись под удар Сайлара.

Всё испортил Беннет.

Мобильный зажужжал во внутреннем кармане, когда они уже выходили из дома. Не выпуская Клер, Сайлар с трудом одной рукой добрался до трубки и, увидев имя абонента, чертыхнувшись и оглядевшись по сторонам, прижал телефон к уху.

Откуда взялся этот ублюдок!?

И этот чёртов Беннет ещё будет уверять об отсутствии у него способностей?!

Да даже за короткое время «работы» с ним, Сайлар успел оценить его невероятную чуткость в отношении нужного времени и нужного места!

Неизвестно, откуда и когда, но тот, похоже, знал, что они здесь.

Ещё бы узнать, где сейчас был он сам.

- Что, Беннет, соскучился? – не переставая обшаривать взглядом каждый куст и дом, поинтересовался Сайлар.

- Только по возможности убить тебя, – голос в трубке был глухой и сосредоточенный.

Пожалуй, даже слишком сосредоточенный.

- А как же Клер? – не прерывая разговора, Сайлар оттеснил Элль к стене дома, прикидывая, стоит ли вернуться внутрь или попробовать добраться до машины, – не боишься совсем потерять её доверие?

- Она поймёт. А вот насчёт понимания в вашей сладкой парочке я не уверен.

Он видит их. Видит, что их двое. Он где-то здесь. Проклятье!

- О чём ты?

- Ты и правда думал, что у вас двоих будет нормальная жизнь? Ты убил её отца, Сайлар – убил потому, это она сделала тебя таким.

Сайлар хотел ответить, что их обоих сделала такими Прайматек, но не успел. Он догадывался о степени испытываемой к нему Беннетом ненависти, но всё же не думал, что тот решится палить из чего бы то ни было, допотопного пистолета или оптической винтовки, пока он держал перед собой Клер.

Неужто грозный папаша привык к бессмертию своей маленькой дочурки?

Оказывается, привык.

Либо желание убить врага перевесило страх потерять доверие или жизнь дочери.

Сайлар почти не почувствовал пробившую его насквозь пулю, зато услышал лёгкий вскрик позади себя. Обернувшись, он успел увидеть растерянный взгляд Элль, соскользнувший с его лица вниз, на собственную грудь с маленьким расплывающимся на тонкой кофте пятнышком крови – и всё вокруг кануло во тьму.

Очнулся он довольно быстро – насколько смог судить по развивающимся событиям.

Обе девушки лежали без движения и, если он мог верить своим органам чувств – обычным и необычным – не дышали. В затылке Клер всё ещё торчал нож, а Элль… на неё он смотреть боялся.

Было слышно, как вдалеке кто-то бежит в их сторону.

Для прежних планов Сайлара ему была необходима доставленная в Пайнхёрст Клер.

Новых планов – после вестей о его неродстве с Петрелли – у него не было.

Клер должна была придти в себя через несколько секунд после вытаскивания ножа.

Элль уже ничто не могло спасти.

Унести отсюда их обеих он не мог чисто физически.

Ной был уже в пределах видимости, и ни его лицо, ни пистолет в руках не предвещали ничего хорошего.

Дождавшись минимального функционального восстановления, Сайлар переложил на землю навалившуюся на него Клер, и, подхватив на руки её несостоявшуюся подругу и свою несостоявшуюся спутницу, исчез на глазах у совершенно безумного на вид Беннета.

Способность одной из помощниц мистера Петрелли, той самой, что когда-то принесла ему визитку Пайнхёрст, оказалась сейчас весьма кстати.

Вторая в жизни Сайлара способность, позаимствованная без убийства донора.

* *

Он принёс Элль на какой-то дикий пляж и, покойно уложив у самой кромки океана, отдал ей дань её же способностью: настолько большим зарядом энергии, на какой был сейчас способен. Молния была ослепляющей, её треск вспорол шорох прибрежных волн, но уже спустя мгновение всё снова стало тихо и сумрачно, и только огонь гудел, кидая отблески на песок и медленно превращая в пепел тело едва-едва повзрослевшей девчонки, так и не сходившей ни на одно свидание; успевшей порвать со старой жизнью, но не успевшей начать новую.

Сайлар смотрел сквозь всполохи и никак не мог разобраться с тем, что чувствует.

Всё было как-то неправильно.

Он не удивился бы сейчас собственным слезам: Элль дважды появлялась в его жизни, и дважды была свидетелем и участником её переворота, и, если дорываться до самого конца, её непосредственное присутствие рядом успело стать для Сайлара чем-то привычным и даже значимым. Он не удивился бы снедающей его боли: зажатый между чувством вины и ощущением потери. И даже ненависти – распространяющейся и на Элль, и на Беннета, и на всех предателей, и на весь мир – и желанию отмстить, он не удивился бы.

Но и вокруг и внутри него всё также царил вакуум.

Он смотрел на огонь и не чувствовал ничего, кроме тепла, лижущего открытые участки кожи.

Всё было неправильно.

Он сам был неправильным – это он понимал, как никогда – но не знал в точности, что бы мог значить для него подобный вывод. Умирать он не хотел. Жить не научился. Пусто. Пусто…

У него оставался только один повод куда-то идти и что-то делать.

Он всё же хотел узнать, чей он был сын.

====== 97 ======

Питер словно провалился в прошлое.

Лет на десять назад или даже немного больше.

В те годы, когда Нейтан был на войне, когда ожидание его возвращения стало главным смыслом жизни, а протесты против окружающего мира, допустившего такой кошмар и нелепость, как воюющий брат – основным видом деятельности, причинившим тогда немало хлопот и родителям и учителям.

Сейчас основные хлопоты Питер доставлял в основном самому себе, а страх и обида на Нейтана казались ничуть не меньшими, чем тогда, в юности.

Но сейчас, ещё больше, чем на него, он злился на самого себя.

Взгляд назад вдруг очень ярко показал, насколько он изменился и, кажется, изменил самому себе.

Тогда, давно, он был мудрецом, но мечтал быть героем.

Способности помогли ему дотянуться до этой мечты, а мудрость помогла принять её.

Но теперь… он не знал, что он за герой без способностей. И совершенно не чувствовал в себе того своего детского умения, позволяющего видеть и принимать, кажется, всё, что только было в этом мире. И в первую очередь – самого себя. Он растерял эту мудрость и сам не заметил, где и как.

Теперь – он не видел ничего. Не видел себя. Нигде. Ни с кем. Никем. Притом, что вокруг всё также продолжал рушиться мир, и он, Питер, всё также был приписан к его спасению, но где он теперь был закреплён в этом сценарии – он не знал.

Знала мама. Наверное, знал Нейтан.

А он торчал сначала в палате матери, потом в её кабинете, и не мог думать ни о чём, кроме как о брате и о собственной нынешней никчемности.

О том, чтобы Нейтан поскорее вернулся.

О том, чтобы вернулся оттуда живым.

О том, что тот просто не имел права улетать туда один! Пусть не с ним – но с кем угодно, с тем же Беннетом, и плевать, что последний, по словам матери, был занят тем, что долавливал сбежавших с пятого уровня; насколько Питер понимал, те, кого они не успели поймать и вернуть, уже давно «приютились» в Пайнхёрст.

Всё равно всё в итоге сводилось к тому, насколько быстро они смогут остановить отца.

Все кругом были заняты до невозможности важными делами, и только он сидел и ждал «свой миссии», как окрестила её мать, отказываясь пока что вдаваться в подробности.

И отдыхал.

- Ты должен набраться сил, – сказала она через несколько часов его бесцельных блужданий по Прайматек, и посоветовала уехать и выспаться.