- Я не дам тебе уйти, – он снова и снова поднимался на ноги, понимая, что проигрывает, но так и не позволяя себе применить силу, как будто в её применении сейчас, даже ради благих целей, было большее зло, чем всё, что он совершал до этого. Он не знал, почему это было так важно. Он просто стоял, не давая пройти Питеру… точнее тому, в кого тот превратился не без его вины, и всё, что мог выставить против его безумия – это слова, – я знаю, каково это! Слишком опасно!

Отброшенный очередной раз в сторону, Питер медленно поднялся, вскидывая руки, и накапливая на ладонях по заряду. Его достали эти разговоры. Его тянуло вперёд, маня и будоража грядущей расправой, не позволяя остановиться и задуматься, что же было основным его двигателем: желание помочь матери и спасти мир, или жажда… жажда узнать, кто за этим всем стоит, жажда познания и разрушения, никогда ещё так наглядно не связывающая два этих понятия.

Зря Сайлар встал на его пути.

Зря просто не пошёл вместе с ним – возможно, это бы Питер позволил.

Тот сам виноват в том, что корчится теперь, прошиваемый молнией, и сползает по стенке на пол, уже не находя в себе сил быстро собраться и отразить новый удар.

Просто удар. Кулаком. По лицу. Так, чтобы затрещала челюсть, а волосы некрасиво взметнулись вбок.

- Ты не сможешь остановить меня…

Безо всяких сверхспособностей. Как тогда, на Кирби-Плаза. Старым добрым способом. Контактным и жарким. С особым вкусом утоляющим жажду. Ещё и ещё. Пока брызги крови не разукрасят их майки. Пока это покорное лицо не превратится в месиво, а руки не начнут болтаться плетьми! Потому что он ему никто! Он! Ему! Не брат! Он маньяк и убийца, и не имеет значения, что это его сейчас избивают, а он добровольно принимает каждый удар, как будто это искупление и грёбаный пропуск в члены семьи! Он никто! И никогда никем не станет! Ни грёбаным кулинаром, ни героем, ни отцом, ни братом! Никем! И никогда! Просто потому что то адское будущее никогда не настанет! Никогда!!!

Никогда…

Питер мазнул последний раз по скуле уже давно потерявшего сознание и узнаваемый вид Сайлара, и, враз обессилев, еле сдерживая рвущиеся из горла рваные всхлипы, опёрся лбом о прохладную стену. Волна ярости отступила, не оставив за собой ни удовлетворения, ни триумфа, только муть и грязь, да тошнотворное изнеможение от потраченных впустую сил.

Задержав дыхание, он переждал приступ гадливости к самому себе, едва ли осознавая, что его пальцы, ещё недавно впивающиеся в оголённые под майкой плечи Сайлара, ослабли, стекая по предплечьям вниз, то ли заглаживая причинённую боль, то ли убираясь с места преступления. Собравшись, он стёр со своего лба капли пота, отводя в сторону прилипшую, успевшую немного отрасти чёлку; тяжело поднялся на ноги, взвалил на себя неподъёмного Сайлара и потащил в собственную камеру, в которой ещё час назад лежал сам.

Уложив на кушетку, он сразу же подкатил к нему стойку с капельницей и, наскоро присоединив, пока тот не успел очнуться, отправил в туманные лекарственные дали.

Вот так.

Сайлар разбудил его, а он его усыпляет.

Питер посмотрел на перетянутые ремнями грудь и бёдра. На безвольное от воздействия лекарств лицо. На вялый подбородок и пластырь на щеке.

Утешая жажду видом поверженного противника, а своё измученное «я» тем, что так будет безопаснее для всех, и для самого Сайлара тоже.

Вот так.

Приложил зачем-то напоследок к его груди ладонь.

Вот так. Ещё один круг замкнулся.

А теперь пора.

Внутри начала назревать новая волна, и пока он ещё мог её удерживать, но будет, наверное, неплохо, если девятый вал настигнет его уже в Пайнхёрст.

====== 83 ======

Нейтан почти бежал.

До Прайматек он добрался по воздуху, но летать по этим проклятым коридорам без риска убиться или снести в спешке полстены было практически невозможно. Пятый уровень. Пятый проклятый уровень проклятой компании под проклятой землёй! Они бы ещё похоронили Питера! Закопали заживо с трубкой в носу и проверяли раз в месяц, что он всё ещё жив и не опасен!

О том, что в последний год он сам мечтал, хоть и не всерьёз, о подобном заточении для брата, разве что без катетеров, он благополучно не вспоминал.

Коридоры петляли, выводя его из себя. Он и так потерял слишком много времени.

А если бы не Трейси… Нейтан даже думать не хотел, что было бы, если бы не она.

Он даже не понял толком, что произошло – а потом и разбираться особо было некогда. Пока он еле-еле раздирал глаза, барахтаясь на грани сознания, Трейси умудрилась отвлечь внимание Суреша и, заморозив свои оковы, разбить их и освободиться.

Дальше было проще. Она успела развязать руки Нейтана, а он успел дёрнуть её вниз и прикрыть собой, когда, заметивший их манипуляции доктор, запустил в них какой-то огромной штукой, приземлившейся со страшным грохотом, по счастью, не на них.

Чёрт знает, что именно остановило Суреша. Они бы не смогли ему сопротивляться, но тот вдруг отступил сам, схватив какую-то карточку и бросившись к двери. Словно сбегал от самого себя.

Нейтану было все равно.

Сиюминутная опасность миновала, и этого было достаточно для его намерений.

Трейси умница. Она справится. Ей больше ничего не угрожает и, судя по её боевому настрою – Нейтан вспомнил её сдвинутые брови и горящие глаза – прыгать с моста она больше не собиралась. А со способностью они успеют разобраться, чуть позже, когда закончится эта всеобщая лихорадка, и когда будет кому доверить исследования формулы. И не факт, что спустя пару недель, после возвращения к привычному ритму работы на капитолийских холмах и тренировки контроля над даром, Трейси всё ещё будет желать от него избавиться.

Он тоже когда-то хотел разучиться летать…

Давно. Не сейчас.

Сейчас – ему было нужно как можно скорее добраться до Пита.

После звонка Беннету и, кажется, бесконечного ожидания его приезда, выйти на крышу и взмыть в небо, чтобы меньше, чем за минуту добраться до Прайматек.

Только затем, чтобы умориться потом в этих проклятых нескончаемых коридорах!

Негодуя, что у него нет способности видеть сквозь стены.

Вопрошая у небес, почему нет дара проходить сквозь них.

Этот день имел все шансы стать самым безумным в его жизни.

Он по-прежнему не имел понятия, что будет делать с Питером. Честно говоря, он даже не был уверен, что мчался сюда только ради него. Запертый, закованный, подцепивший по велению матери Сайларовскую заразу, брат всегда был и всё ещё оставался для Нейтана самым незыблемым фактором его жизни. Особенно когда всё остальное с ужасающей скоростью летело в бездну, по кускам отрывая от его оказавшегося вдруг фальшивым прошлого все эти «я смогу» и суперменские замашки, все оглядки на мать и вечное ожидание одобрения отца. Нейтан понимал, что не могло всё вот так одновременно оказаться обманом, но отделить зёрна правды от плевел лжи был сейчас не в состоянии.

Ему просто был нужен Питер.

Нужен буквально.

Как воздух.

Как доказательство того, что он – Нейтан – настоящий.

Он почти бежал.

С каждым этажом вниз вдыхая всё реже и всё тяжелее.

Не думая о том, что будет после того, как он достигнет цели, снова повалившись на колени перед беспамятным братом, устроив на его груди свою ладонь.

Всё как-нибудь устроится. Нужно только добраться, остановиться, надышаться рядом с ним, и всё. Он успокоится, встанет, поймёт, что делать – как он всегда это умел, когда в самых безвыходных ситуациях находил оказывающееся потом самым верным решение – и всё разрулит.

Нужно только добраться.

* *

Они столкнулись на повороте.

Нейтан – растрёпанный, в мятой, расстёгнутой на груди рубашке и с синюшными губами, и Питер – ещё хлеще, в хлопковых штанах и майке, босой и насупленный, поджимающий нижнюю губу.

Остановились, как вкопанные, и, не успел Нейтан хоть что-то сделать, как Пит, мгновенно натянувшийся, как струна, вскинул между ними руку, то ли закрываясь, то ли обороняясь, и на дрогнувших ногах отступил назад. В его глазах всплеснулась такая паника, что Нейтан замер, не решаясь ни на шаг, ни на слово, хотя больше всего ему сейчас хотелось кинуться к брату и – пусть сначала насильно – прижать к себе, и держать так, долго и крепко, пережидая, пока тот перестанет биться и вырываться, и, ослабнув, утихнет в его руках.