Сегодня мне кажется, что если бы это была сказка, то в этом месте она бы счастливо закончилась, Чарли был бы в безопасности и счастлив с нами. Судьба свершилась. Очевидно, что нам было суждено встретить его, но кем бы ни был тот тип из духовного мира, который послал нам бедного Чарли, он хотел, чтобы мы усвоили некоторые уроки, преподанные нам этим неистовым и разрушительным характером. Нам пришлось целиком и полностью прекратить работу, к тому же были испытаны все пределы нашего терпения и способности сострадать живому существу.
С самого начала Чарли стал для нас испытанием и уроком. Он не был «просто собакой», кем бы он ни являлся, он был очень особенной личностью, но с самого начала оказался совсем неуправляемым. За девять месяцев он сменил трех хозяев, и становилось все яснее и яснее, что кто-то из них очень плохо с ним обращался. Мы думаем, что его первый хозяин был жесток с ним, жег его сигаретами, и к тому моменту, как спасатели животных проникли в его дом, повзрослевший щенок превратился в запуганную агрессивную собаку. Люди в следующих двух семьях просто не знали, как себя с ним вести. Кто знает, что они с ним делали, чтобы приучить к порядку и выгнать из него страх?
Как бы то ни было, следующие три года стали для нас непрерывной борьбой. Джим очень гордился домом и просто не мог выносить тех кошмарных разрушений, которые устраивал Чарли. И скоро я заметил, что все время покрываю пса и скрываю от своего соседа его самые злостные деяния. Мне пришлось целиком изменить свой образ жизни, чтобы справиться с собакой, которая все перевернула в ней вверх дном.
Он обладал всеми наихудшими характеристиками самца спрингер-спаниеля. Их порода известна своим умом и энергией, и Чарли проявлял их с наихудшей стороны. Он жевал все — нашу обувь, мебель, двери, края ковров — и я не мог утаить этого от Джима. После того, как он «знакомился» с чем-то, это уже невозможно было починить. Невероятно, с какими вещами он расправлялся... Но особенно он любил денежные банкноты! Не дай бог вам было что-нибудь оставить без присмотра. Однажды я купил Стивену и Полу игру про вампиров, которые были от нее в восторге, и Чарли прогрыз дыру в самом центре жесткой обложки книги с правилами и съел все фигурные карты.
Когда мы в первый раз оставили его одного, то, вернувшись, обнаружили, что он написал на постель и разорвал подушки. Когда бы мы ни возвращались домой после похода по магазинам или вечера, проведенного без него, нам приходилось брать себя в руки, чтобы встретиться с очередным сюрпризом, который он нам подготовил, пока мы отсутствовали.
Я изменил свое дневное расписание таким образом, что работал в первой половине дня, а Джим — после обеда. Мы вставали рано и выводили его на длинную прогулку, чтобы он вдоволь набегался до того, как мы уйдем, стараясь хоть немного его утомить, а пока работали, просили друзей заглядывать к нам, чтобы покормить его или вывести в туалет. Обычно они звонили мне и говорили: «Господи, ты бы видел, в каком состоянии сейчас твой дом», а я умолял их не рассказывать ничего Джиму.
Как только я заканчивал работать с последним клиентом, то мчался домой, с размаху распахивал дверь и оценивал размеры ущерба. Раз в неделю к нам приходила женщина, чтобы погладить вещи, и Чарли взял себе за правило выкапывать из корзины только что сложенные простыни и рубашки, которые она оставляла там, расшвыривать их повсюду, а затем еще и валяться на них. Мне приходилось собирать собачью шерсть с только что выстиранного белья и гладить его еще раз до того, как Джим вернется домой, затем класть в стиральную машину простыни, на которые написал Чарли, и стелить на постель чистые.
Однажды я вернулся домой и не смог даже открыть дверь. Я слышал, как Чарли лает где-то внутри, но что-то плотно заблокировало дверь. Я навалился на нее плечом, но единственное, что мне удалось сделать, это протолкнуть ее на несколько дюймов. Я никак не мог понять, что же могло случиться. Я проталкивал дверь до тех пор, пока она не выскочила из петель, но в конце концов мне пришлось сдаться и зайти с черного хода. Когда я открыл заднюю дверь, она как-то странно завибрировала, и я заглянул внутрь. Тогда я понял, что Чарли каким-то образом процарапал дерево и картонную обивку двери — это добавило ему лишь чуть больше работы — пролез сквозь дыру наружу и теперь бегает по улицам.
В гостиной была разбросана одежда и стоял запах свежей собачьей мочи. Потом я увидел, что случилось с входной дверью. Чарли разодрал ковер, оторвав его вместе с гвоздями, скрутил и смял его — и забаррикадировал входную дверь как бревном. Этого я уже не смог скрыть от Джима.
В другой раз Джим подарил мне на день рождения ботинки фирмы Харли Дэвидсон — довольно дорогие, если принимать во внимание, сколько мы могли позволить себе в то время, и я оставил коробку с ними на ночь в гостиной. Я даже не успел их примерить. Утром крышка коробки оказалась сдвинута, но не полностью. «Ну, — подумал я, — Чарли не мог до них добраться, в противном случае крышка валялась бы в другом конце комнаты». Когда я отодвинул крышку, то увидел, что ботинки-то на месте, и даже завернуты в бумагу... а Чарли всего лишь сунул туда свой нос и сжевал язычки. Как я мог сказать об этом Джиму? Ботинки стоили целое состояние. Конечно, я сделал все, чтобы приклеить язычки обратно с помощью суперклея, но после этого надевал их только под джинсы, чтобы не было видно верха. Джим так и не узнал об этом, пока через несколько месяцев я не рассказал ему сам.
— Если бы я поймал этого пса за его подлым занятием!.. — сказал он.
— Именно поэтому я не стал тебе ничего говорить!
Как-то на Рождество я подарил одной из сестер Джима коробку превосходного шоколада, которая стояла под елкой неделю или около того вместе с остальными завернутыми в подарочную бумагу подарками. Она открыла коробку, чтобы угостить всех, и сказала: «А-ха, это очень забавно». В коробке не было шоколада. В течение недели Чарли совал туда свой нос, вытаскивал конфеты и оставлял коробку в прежнем виде — так, как будто ее и не трогали: да вот же она, спрятанная за елкой! Он знал, что его ждут неприятности!
Любить Чарли было на самом деле тяжелым испытанием. Он был ярким и умным псом, однако было очевидно, что он переживает непростые времена. Он ничего не имел против женщин, но если к нему приближался мужчина, он злился, начинал лаять и кусаться. Джим вел себя как альфа-самец и испытывал его, «щипая» его пальцами, когда он рычал и кусался. У меня был на это свой взгляд. Перед нами была собака, которая с начала жизни не видела от человека ничего, кроме насилия — зажженной сигареты, пинка под ребра и т. п. К нему никогда не проявляли сострадания, и, как на любом чувствующем существе, не имеющем представления о добром отношении, на Чарли это сказалось самым пагубным образом. Я решил показать ему, что люди не враги и что ему не нужно бороться с ними за власть. Нам хотелось, чтобы он доверял нам. Поэтому я сделал кое-что, чего не посоветовал бы ни один собачий эксперт: я разрешил Чарли быть альфа-собакой. Я ложился на пол, разрешая ему встать надо мной, прижимая к полу. Он рычал как тигр, приблизив свой нос к моему так близко, что почти касался его, однако ни разу меня не укусил.
На самом-то деле я видел его по-настоящему враждебно настроенным по отношению к другим всего два раза. Один раз это был наркоман, который забрел к нам в церковь. Чарли, видимо, понял, что этот человек отличается от тех, кто обычно приходит к нам, и лаял на него до тех пор, пока не увидел, что тот уходит. В другой раз это был человек, с которым у всех нас были сложные отношения, — Чарли даже не пустил его в дом. Он явно постоянно нуждался в человеческом обществе, и это тоже была проблема: когда его оставляли вдвоем с Эльзой, это напоминало ему, как его запирали в шкафу и бросали. Не удивительно, что он выражал протест и выплескивал его, раздирая мягкую мебель. Когда мы уходили и оставляли его одного, он начинал паниковать, приходя в ужас, что мы никогда не вернемся и ему не удастся выбраться. Нужно было по-настоящему любить эту собаку, чтобы справиться со всем этим.
