Едва зажившая рана открылась опять, и вместе с этим вернулась и рвущая душу на части боль. Мне казалось, что я снова потерял ее.

************

Шепард

Все внутри… онемело. Судорожно втягивая холодный воздух, я погрузилась в оцепенение, но это было болезненное оцепенение, и будто иглы вонзались в мое тело, и не существовало способа прекратить эту муку. Лишь когда Гаррус позвал меня по имени, я смогла стряхнуть с себя это сковывающее чувство и перестать смотреть на то место, где он только что стоял.

Я была практически уверена, что его забрали или убили, а встреченные по пути хаски заставили меня рассмотреть еще более ужасный вариант. Когда корабль коллекционеров взлетел, я решила, что не успела, и теперь он навечно потерян для меня. И стоило мне только увидеть его, как все чувства, которые, как я считала, были надежно заперты в дальнем уголке моей души, всплыли на поверхность – такие же сильные и яркие, как и прежде. Но в течение нескольких минут он сумел обратить их в прах, глядя на меня так, как я никогда не подумала бы, что он посмотрит на меня. Он был разочарован, чувствовал себя преданным.

На мгновение отразившееся в его глазах узнавание наполнило меня надеждой и облегчением, но затем он заметил моих спутников, и его взгляд изменился, будто он разом позабыл меня. Будто всего, через что мы прошли вместе, не случилось. А потом он отвернулся и ушел.

Мне хотелось кого-нибудь убить, но в опустевшей колонии больше не с кем было сражаться. Выжившие коллекционеры улетели на своем корабле, оставив позади себя неподвижных местных жителей. Боксерской груши, висевшей в трюме, было недостаточно. Я ободрала костяшки пальцев в кровь, но ничто не могло сравниться с тяжелым чувством, словно камнем придавившим грудь и не позволявшим сделать вдох.

Только по этой причине, убеждала я себя, последние полчаса я провела совершенно неподвижно.

Я лежала на своей постели в каюте «Нормандии»; даже горячий душ не помог вернуть хоть капельку энергии в мое вялое, словно безжизненное, тело. Начав одеваться и пытаясь унять дрожь в руках, я на полпути осознала бесцельность этого занятия и теперь просто смотрела в огромный иллюминатор в потолке на проносящиеся мимо корабля звезды; сил хватило только на то, чтобы натянуть на себя белье и свободную футболку, в которой я обычно спала.

Никогда прежде я не испытывала ничего подобного – словно мне нечего больше делать, и нет причин переживать из-за этого. Хотя, нет, однажды я уже чувствовала что-то похожее… когда была с ним в последний раз. Но тогда все ощущалось иначе – тогда это казалось чем-то беззаботным, своеобразным отвлечением от повседневной суеты. Сейчас же я будто находилась под анестезией; будто от меня осталась только оболочка, скрывающая под собой зияющую пустоту. Будто сердце остановилось в груди.

Лежа здесь, глядя в черноту космоса, я ощущала себя одинокой как никогда прежде.

Мое состояние описывалось одним простым словом – зависимость, и я знала это. Мне не раз доводилось наблюдать действие этого коварного механизма: ты пробуешь что-то новое, и тебе нравятся полученные ощущения; нравятся так, что ты используешь этот наркотик все чаще и чаще до тех пор, пока это не становится нормой. А затем, лишившись своего пристрастия, ты начинаешь видеть мир серым и безрадостным, пресным, и все, что у тебя остается – это боль.

И мне было больно.

Поднеся руки к лицу, я осмотрела ободранную кожу на пальцах – следовало воспользоваться защитными накладками или хотя бы обработать раны после, но мне было все равно. Никто не пытался остановить меня. Напротив – члены экипажа буквально бросались врассыпную, освобождая мне дорогу, пока я бродила по коридорам.

Ранки уже заживали. Миранда говорила, что это нормально – что-то вроде ускоренной регенерации. Сама будучи результатом генной инженерии, она многое знала о подобных вещах. Интересно, насколько можно изменить кого-то, чтобы он остался самим собой? Может, после таких манипуляций ты вообще перестаешь быть просто человеком?

Я походила на сломанную куклу, игрушку, выброшенную за ненадобностью. Моя левая рука была усилена металлом, но новенькая кожа скрывала от посторонних тот факт, что внутри я стала другой. Я наколола на запястье пятерку воробьев семь лет назад, однако знала, что этой татуировке не более месяца – искусная подделка, не несущая в себе никакого смысла. «Цербер» распорядился восстановить их только для того, чтобы, очнувшись, я не слишком психовала; чтобы мне казалось, что этот созданный ими комбинезон из мяса и кожи – тот же самый, в котором я когда-то заснула вечным сном.

Я не была человеком, во всяком случае, не до конца. Теперь я отличалась от других. Хотя… я всегда отличалась от других.

Сарен не догадывался, что Властелин уже давно запустил свои щупальца в его разум, пока не стало слишком поздно. Более того, он верил, что поступает согласно своим убеждениям. Откуда мне знать, какие из мыслей, наполняющих мою голову, на самом деле мои? Меня заверяли, что я вернулась в точности такой же, но «Цербер» никогда не гнушался лгать – они считали, что правы, что то, чего они желали, стоило любой цены. Если Кейден прав, и они действительно используют меня, как, черт возьми, я узнаю об этом?

Может быть, я просто труп, металлический каркас, обросший лабораторно воссозданным мясом, управляемый его врагами. Неудивительно, что он не стал слушать.

Я подумала о том, как провода увивали тело Сарена, словно усохшие мышцы; как элементы электроники жутко-естественным образом сочетались с грубой турианской плотью, так что иногда сложно было определить, что есть что.

- СУЗИ, - позвала я хрипло, стараясь унять приступ страха, начавшего забираться в душу с этой новой идеей, - можешь попросить Келли или кого-нибудь другого… принести мне кофе?

- Конечно, Шепард, - отозвался голос, вновь напоминая мне, что я никогда не оставалась в одиночестве, что бы я там себе ни думала – эта мысль определенно не способствовала восстановлению моего душевного равновесия. Только не на этой большой, пустой имитации «Нормандии».

Я потерла лицо руками, пытаясь прийти в себя. Зачем только я попросила кофе? Я даже не была уверена, что хочу его, однако тот факт, что в любую секунду в мою каюту может кто-то зайти, заставлял меня предпринять некоторые шаги к тому, чтобы выглядеть и вести себя нормально, и именно в этом я нуждалась в тот момент. Мне нужно было найти твердую почву под ногами, потому что иначе я затеряюсь в своих собственных страхах, поддамся растущей паранойе.

И все же я продолжала лежать и смотреть на звезды, сопровождавшие нас на пути к Иллиуму, и отчаянно старалась не думать вообще ни о чем.

Когда же дверь наконец открылась, я приподнялась на локтях и увидела на пороге не Келли, а Гарруса - держа в своих огромных руках чашку, он неуверенно топтался на месте.

- СУЗИ сказала, что тебе нужна компания, - сообщил он, будто оправдывая свои действия, и заглянул в кружку. – Хотя я и не понимаю, для чего тебе кофеин, если ты не можешь заснуть.

- Это… это особенность людей, - жалобно произнесла я, не видя иного пути объяснить пользу простой чашки кофе в подобной ситуации кому-то вроде Гарруса, который не мог даже пить этот напиток. Я опустила взгляд на свои обнаженные ноги и, пробормотав: «Погоди секунду», попыталась поднять с пола штаны, в то время как мой гость подошел ближе.

- Полагаю, мне стоит одеться или…

- Шепард, я даже не уверен, какие части твоего тела могут считаться привлекательными, - сухо заметил Гаррус, протягивая мне кружку, а затем усмехнулся, когда я взяла ее дрожащими руками. – А теперь пей свой стимулирующий напиток и постарайся расслабиться.

- Спасибо, - с трудом произнесла я наконец, отпив глоток и наслаждаясь знакомым, согревающим вкусом. Следуя моему приглашающему жесту, Гаррус опустился на краешек дивана и принялся задумчиво разглядывать меня. – Значит… СУЗИ велела тебе подняться сюда?

Едва заслышав свое имя, ИИ вклинился в беседу: