К тому моменту, как мы добрались до посольства, я сумела взять себя в руки и прошла через холл с такой самоуверенностью, словно владела этим местом – так, как ходила когда-то прежде, так, как и полагается ходить Спектру. Уверена, зрелище вышло убедительным.

Однако к концу нашей встречи с Андерсоном и остальными я пребывала в такой ярости, что меня уже не волновало, кто меня видел. Мир продолжал жить своей жизнью, Альянс предал все, что я сделала для них, а Совет вел себя так, словно предпочел бы, чтобы я оставалась мертвой. Стоило ли вообще поправлять их? Мне вернули статус Спектра, но я не была уверена, что после продемонстрированного ими презрения все еще хочу защищать их.

Я спасла их гребаные жизни. Я пожертвовала нашими людьми, чтобы спасти их, а они обращались со мной, как с надоедливой мухой, от которой никак не избавиться. Когда же вошел Удина и смерил меня таким взглядом, словно нашел что-то мерзкое на подошве своей туфли, я почувствовала, что прежняя привязанность и благодарность, испытываемые мной к Альянсу за то, что они спасли меня от весьма печальной судьбы и дали второй шанс, медленно испаряются.

Они сказали, что дело лишь в том, что теперь я работала с «Цербером». Я же ответила, что мне пришлось пойти на этот союз только потому, что эта организация пыталась остановить атаки коллекционеров. Но ни Совет, ни Альянс, объяснили они, не могут быть замешаны в этом, потому что, по их словам, это спровоцирует войну. И я возразила, что мы уже находимся в состоянии войны или же, по меньшей мере, окажемся в нем, когда наконец явятся Жнецы.

Об этой угрозе, как оказалось, они тоже удачно позабыли. Складывалось впечатление, что все до единого высокопоставленные чины были под воздействием наркотиков и просто не желали видеть происходящего у них под носом. Мне отчаянно хотелось плюнуть на пол, убраться к черту и позволить им делать то, что они пожелают, но что-то во взгляде Андерсона заставило меня стиснуть зубы и остаться на месте, хмурой и немногословной, до тех пор, пока Удина наконец не отбыл восвояси, и мы не остались наедине.

Но даже после этого Андерсон продолжал вести себя странно. Я думала, что он будет рад видеть меня, может быть, даже улыбнется, но выражение его лица оставалось бесстрастным, а голос звучал так, словно он едва знал меня. Я никак не могла понять причины, а затем вдруг заметила, как его взгляд на мгновение скользнул по церберовским оперативникам, стоящим в углу. Ах, вот оно что.

Сделав несколько глубоких вдохов и немного успокоившись, я наконец спросила, как у него дела, а в ответ услышала знакомую историю. С приходом в Совет Удины ситуация ухудшилась, и я пожалела, что когда-то не воспользовалась представленной мне возможностью заменить его на кого-то более подходящего. Затем я ненароком поинтересовалась судьбой лейтенанта Аленко, и Андерсон ответил, что штабной коммандер Аленко находился на задании, детали которого были засекречены и недоступны мне, пока я работала с «Цербером». В тот момент я окончательно поняла, что Кейден на самом деле двинулся дальше. Он поднялся выше, изменился, в то время как я осталась на том же самом месте.

Он превзошел меня в звании. И мне никак не удастся добраться до него. Я попыталась принять верное решение или, вернее, сделать единственно возможный в моей ситуации выбор, и в результате все остальные знакомые мне двери просто захлопнулись у меня перед носом, словно я просила этих перемен, словно это была моя вина.

На мгновение мне показалось, что Андерсон знал о нас с Кейденом. Он сказал, что сожалеет, что не может дать мне больше информации, будто чувствовал, что своим ответом причиняет мне боль. Но нет, он не мог знать, если только Кейден сам не проболтался, что, я не сомневалась, было исключено. Мы успешно хранили это в тайне.

А теперь «это» было в прошлом.

Однако прежде, чем я ушла, чувствуя себя так, словно вот-вот взорвусь из-за переполнявших меня разочарования и горечи от осознания, что я потеряла, Андерсон протянул мне руку со словами, что был рад видеть меня. Ответив на рукопожатие, я ощутила в его ладони какой-то металлический предмет и с ловкостью настоящего мастера своего дела, спрятала полученную вещь в рукав. Ни один из нас не подал виду, что произошло что-то, помимо обычного рукопожатия, и он лишь кивнул мне на прощание, как и любому другому солдату.

Прежде, чем вернуться на корабль, я зашла в уборную в попытке отвязаться от Джейкоба, и, уединившись в кабинке, взглянула на то, что дал мне Андерсон. Это оказалась карта памяти – маленькая, чтобы ее легко было спрятать. Я уже успела приобрести для себя новый инструметрон – на случай, если «Цербер» напичкал предоставленный мне жучками, и, загрузив данные с карты, вздохнула с облегчением, как только показалось сообщение.

«Шепард,

Если ты читаешь это послание, значит, я убедился, что это действительно ты, а не один из трюков «Цербера». Я не знаю, как это возможно, но если ты и правда вернулась из мертвых, то это лучшая новость из всех, что я получал за очень долгое время.

Кто-то пустил слух, что ты жива и работаешь на «Цербер», и я полагаю, что они сами сделали это для того, чтобы и Альянс, и Совет отвернулись от тебя, предав забвению то, что ты сделала – ведь таким образом «Цербер» мог бы заполучить тебя всю. Учитывая обстановку, я не сомневаюсь, что эта идея увенчается успехом, и сожалею об этом. Но я знаю, что ты не позволишь им победить; знаю, что ты сильнее их и умнее. Ты сумеешь сделать то, что нужно, не попадаясь в сети их лжи. Используй их по полной.

Я всегда верил в тебя, и это осталось неизменным. Уверен, что если ты работаешь с «Цербером», значит, у тебя есть на то веские основания. Просто не забывай о них. Помни, кто ты такая.

Что бы ты ни делала, я знаю, что буду гордиться тобой.

Андерсон»

Закрыв сообщение, я судорожно втянула воздух и провела ладонью по лицу, пытаясь вернуть себе самообладание прежде, чем выйти из кабинки. Он не забыл меня. И пусть Альянс повернулся ко мне спиной, но он так никогда не поступит. Я всегда могла рассчитывать на него, и, как и много лет назад, в нашу первую встречу, Андерсон верил в меня, пусть и не имел сейчас возможности сказать мне это лично. Чувствовать его поддержку после того ада, через который я прошла с тех пор, как очнулась в церберовской лаборатории, было очень, очень приятно.

Даже если все остальные предпочли забыть обо мне, у меня все равно оставалось несколько надежных союзников – людей, которые верили в меня, в то, на что я способна. И я не подведу их.

Прежде, чем покинуть уборную, я сломала карту памяти и выбросила ее в мусорное ведро; полученное сообщение все еще занимало все мои мысли. В голове начал формироваться план – пока абстрактный и нечеткий, но вполне определенный.

«Используй их по полной».

Андерсон знал меня лучше, чем кто-либо, и уж конечно лучше, чем «Цербер» с их гребаным психологическим профилем. Ему было известно о том, что случалось с теми, кто пытался играть мною, использовать меня в своих целях. Я всегда все делала по-своему. И я положу конец этому тогда, когда пожелаю, и так, как захочу. Мне лишь следовало убедиться в том, что стоящие за мной люди тоже работают на моих условиях.

Возвращаясь к стыковочному доку «Нормандии», я ухмылялась. Я покажу им, на что способна.

========== Якорь ==========

Кейден

О второй годовщине ее смерти я вспомнил лишь к вечеру того дня, которого некогда ожидал с ужасом. Неожиданно для себя я воспринял эту дату странно-отстраненно, что наполнило сердце надеждой – возможно, моя жизнь наконец-то наладилась.

Джена уже давно не снилась мне. После той ночи, когда, напившись, мне удалось уговорить самого себя покончить с этой одержимостью, я проснулся с невероятно холодной и ясной головой, как бывает после сильнейшей мигрени. Ее больше не было, мне не вернуть ее назад, а тот факт, что я продолжал жить воспоминаниями о ней, превращал меня не в мученика, а в идиота. Я отпустил ее, и с тех пор едва вспоминал о ней.