Если мы только доберемся до Земли, все будет хорошо. Должно быть хорошо. На Земле есть кислород и больницы, и этот челнок не сможет добраться куда-то еще за то время, что у нас осталось. Не ахти какой план, но он мог сработать, а большего и не требовалось. Луч, соединявший Цитадель с Землей, исчез, и сама станция больше не держалась на орбите нашей родной планеты – Жнецы более не управляли ею. Вокруг нашего челнока одного за другим Альянс и наши союзники уничтожали врагов, которых когда-то считали непобедимыми. Вид завораживал, но у меня имелись другие приоритеты.

Постоянно борясь с плохо слушавшейся системой управления, я пытался провести челнок между летающими в пустом пространстве обломками. Даже здесь, внутри аппарата, мне было тяжело дышать, и я знал, что не только разреженный воздух Цитадели был виной тому, что мои легкие горели огнем. Я также знал, что как только адреналиновая волна схлынет, повалюсь на пол и просплю несколько дней подряд, а потому крепко стиснул зубы и широко открыл глаза.

Система навигации тоже не работала. Земля все увеличивалась в размерах, и уже не в первый раз с того момента, как я покинул «Нормандию», мне пришло в голову, что это был чертовски глупый план. Однако оглянувшись на Джену, вцепившуюся пальцами здоровой руки в ремни безопасности, я осознал, что оно того стоило.

Джена наверняка бы сделала то же самое, если бы могла, я же лишь брал с нее пример, уже представляя мир таким, каким мне хотелось бы его увидеть, и делая все возможное, чтобы именно таким он и стал. Добраться до Земли будет практически невозможно, но я сделаю это. Я спасу ее, чего бы мне это ни стоило. Хоть однажды я спасу ее.

Звук сигнала тревоги привел меня в себя, и я осознал, что нечто красное, видимое боковым зрением – не результат усталости, но горящая обшивка челнока. Очевидно, чертовы атмосферные щиты тоже не работали. Мы растеряли кинетические барьеры, пока пробирались через обломки, и системы были слишком повреждены, чтобы восстановить их, а не имея щитов, мы сгорим за считанные секунды.

Внезапно я похолодел – чувство сродни страху одолело меня. Мне вдруг показалось, что я смотрю на себя со стороны, прекрасно зная, что, скорее всего, скоро умру. Я поборол его, ведь мне надо было позаботиться о чем-то, куда более важном, чем собственная жизнь. Пусть даже я поступлю глупо, пусть ситуация безнадежна, но я буду знать, что сделал все возможное, чтобы построить то будущее, что мы обещали друг другу. Этого будет достаточно.

Все еще не придя в себя окончательно, я продолжил управлять челноком одной рукой, а вторую приподнял над приборной панелью. Биотическое пламя полыхнуло между пальцев, и, пытаясь остаться в сознании, я создал барьер перед челноком. Он не продержится долго, но, возможно, устоит достаточно. Я взглянул на Джену в последний раз, надеясь почерпнуть сил, и стиснул зубы, проводя летательный аппарат сквозь атмосферу Земли. Казалось, весь жар и давление, которым противостоял барьер, сконцентрировались в основании моей шеи, поджаривая мозг. Это невозможно было терпеть – мне хотелось кричать, но я сказал себе, что мои ощущения неважны, я выдержу. Я должен.

Что-то с треском отвалилось от борта челнока, но мы все еще были живы и продолжали двигаться, а значит, это тоже неважно. Я почувствовал, что барьер вот-вот исчезнет, и добавил в него последние крупицы сил, что еще оставались у меня. Я ощущал привкус крови во рту, звон в ушах был невыносимо громкий, но мы вдруг пробились сквозь облака, и я увидел поверхность планеты впереди, наподобие маяка. Мы почти добрались, почти вернулись домой. Но мы двигались слишком быстро. Челнок больше не слушался меня. Я попытался заставить двигатель работать на торможение, но это не возымело никакого эффекта. Передо мной оставался лишь один выход, один последний шанс.

Земля все приближалась, мы летели над каким-то морем, и с превеликим трудом я направил челнок в воду. Имплантат горел огнем, но я не обращал на него внимания – ничто не имело значения, если мне только удастся посадить аппарат, доставить Джену в безопасность. Зафиксировав курс, я выбросил обе руки перед собой и, используя последние крохи собственной энергии, создал биотическое поле, чтобы затормозить челнок. Поверхность все равно приближалась слишком быстро. Я снова сжал челюсти, стараясь усилить барьер, замедлить наше падение, но как только я сделал вдох, нос летательного аппарата врезался в воду, боль в имплантате стала невыносимой, казалось, выжигая каждое нервное окончание в моем теле, и все почернело.

************

Шепард

Что-то дернуло меня вперед, возвращая к жизни, и я открыла глаза. Я не знала, где нахожусь, почему буквально все болит, как попала в челнок, и почему вода затекала в пробоину в обшивке. Если я останусь тут, если не пошевелюсь, то утону. Но я так устала. Я чувствовала себя так, словно достигла своих физических пределов и не остановилась на этом. Угрозы скорой смерти было недостаточно, чтобы заставить меня что-то делать. А затем я посмотрела вправо и вдруг увидела Кайдена, распластавшегося на приборной панели – из его ушей и носа струилась кровь. Сознание прояснилось, и меня наполнило какой-то энергией, которая, как я знала, оставит меня совершенно истощенной, стоит мне только остановиться и задуматься. Что бы это ни было, чем бы ни грозило, я должна вытащить его отсюда. Я должна двигаться.

Внутренне наорав на себя, я заставила себя поднять правую руку и расстегнуть крепление ремня, которое не помнила, как застегивала. Каким-то образом я продержалась до сего момента, и мне нужно было продержаться еще немного, а также помочь Кайдену. Я попыталась встать с кресла и вместо этого рухнула на пол – каждая мышца горела. Мне показалось, что что-то оторвалось внутри меня, а когда я задела консоль изувеченной рукой, то даже не смогла вскрикнуть – меня словно пронзило раскаленным клинком.

Я снова взглянула на Кайдена – его лицо исказила гримаса боли; кровь из раны на лбу и носа капала на панель управления. Вены на его шее вздулись и потемнели – плохой знак. Я найду силы, обязана найти. С помощью здоровой руки я смогла подняться на ноги и, чувствуя, как кровь стучит в ушах, добралась до Кайдена и отстегнула его ремни безопасности. Я не могла тащить его, когда и сама едва держалась на ногах, но в этом и не было нужды. Стиснув зубы от боли, я дошла до аварийного люка и, немного провозившись с упаковкой, достала спасательный плот, а затем вернулась к все еще не пришедшему в себя Кайдену. Я уже хлебнула морской воды, одновременно чувствуя, как содержащаяся в ней соль буквально разъедает мои раны. Внутренний голос с издевкой напомнил, что Кайден обещал однажды отвезти меня на море. Если бы у меня были силы, я бы крикнула, что это, черт побери, не считается! Я не знала, на какой глубине мы находимся, но челнок больше не двигался, быстро наполняясь водой. Мне оставалось только молиться, чтобы суша оказалась неподалеку. Надежды на это было мало, но я построила карьеру на безнадежных случаях.

Моя теперь мокрая здоровая рука была практически бесполезной, но я все же привязала один из ремней плота к броне Кайдена. Затем я крепко вцепилась в него, опасаясь, что мое тело подведет меня в самый неподходящий момент, и дернула за шнур на плоте, одновременно ногой нажав на рычаг, открывающий аварийный люк.

Мир взорвался буйством звуков и движения, под натиском воды боль стала практически невыносимой, но, как я и планировала, плот моментально надулся и буквально вытащил нас из челнока. Пока мы поднимались к свету, оставляя позади черноту горючего и крови, мне показалось, что я оглохла. Я держалась за Кайдена, как могла, закрыв глаза и сконцентрировавшись на ощущении его брони рядом со мной, и, задержав дыхание, считала про себя секунды. Он так часто являл собой мой спасательный трос прежде и вот снова выполнял эту роль.

Ледяной воздух обжег лицо, и я поняла, что мы достигли поверхности. Я все еще держалась за Кайдена, но волны были сильнее, и в конце концов мои пальцы разжались. Мне захотелось закричать, а потом просто заплакать. Меня мотало, как тряпичную куклу; я пыталась найти Кайдена снова, но едва оставалась на плаву, а с каждым движением боль в боку усиливалась стократ. Левая рука была не то что бесполезна, она мешала.