– Глядя на них, я в который раз убеждаюсь, что школьная дружба всё-таки существует, – заметила Мишель, бросив мимолётный взгляд в сторону гостиной. – Не так много и не так часто, как о ней любят кричать, тем не менее.

– Я теперь много чего могу рассказать о школьной дружбе, – усмехнулась Рейчел. – А со временем и вовсе превращусь в ходячую энциклопедию, которая знает о школе и взаимоотношениях внутри неё вообще всё.

– Расскажешь?

– Само собой. С кем я ещё могу поговорить так же откровенно, как с тобой?

– И то верно, – улыбнулась Мишель.

Они были дружны с самого детства, несмотря на то, что общались не так часто, как им хотелось бы.

Девочки-погодки – они ещё в первую встречу быстро нашли общий язык и стали лучшими подругами. Доверяли друг другу все секреты, вместе выбирали наряды на выпускной вечер каждой из сестёр, обсуждали школьные дела, первые влюблённости, первых мальчиков, с которыми встречались, мечты, планы на будущее, пили шампанское по скайпу, когда по очереди защитили дипломные работы и стали специалистами – всего и не упомнить.

Одним из наиболее примечательных событий в жизни Кларков стала новость о том, что отныне Рейчел будет преподавать в школе. И не в какой-нибудь, а в академии «Чёрная орхидея», куда мечтала попасть на протяжении долгих лет и отчаянно завидовала Энтони, свободно разгуливающему по тем коридорам.

Само здание академии производило на Рейчел впечатление, привлекая внимание своей величественностью и монументальностью. Она обожала там всё, без исключения. И саму школу, и её сад, и беседку, и гулкие коридоры, и просторные аудитории.

Все, кто знал Рейчел лично, в первую очередь отмечали определённое качество её личности. То самое, что называется целеустремлённостью. Поставив перед собой задачу, Рейчел продвигалась к исполнению мечты, не размениваясь по мелочам и не собираясь отступать, потерпев неудачу. Она точно знала, что рано или поздно обязательно добьётся того, что ей необходимо.

И ведь действительно добивалась.

«Орхидея» стала покорённой вершиной, и Рейчел внесла в послужной список ещё один пунктик.

Мишель мало видела на жизненном пути людей, которые бы так радовались перспективе оказаться в окружении подростков и желали вложить в их головы знания об английской литературе. Большинство считало этот труд тяжёлой повинностью, а потому готово было нестись, куда глаза глядят, только бы избежать незавидной участи. Рейчел находила данную работу прекрасной и нисколько не сомневалась в правильности принятого решения. Она шла туда, куда хотела и занималась тем, что считала своим истинным призванием. Слушая, как восторженно она рассказывает о детях, с которыми ей довелось работать, сложно было усомниться в том, что Рейчел создана для этой работы, а работа создана для неё.

Они нашли друг друга, иначе не скажешь.

О своих учениках Рейчел действительно могла говорить часами. Большая часть рассказов приходилась на долю учеников средней школы. Рейчел считала мальчишек, с которыми работала, трогательными. Она сама так говорила. Помимо этого в их адрес сыпалось множество лестных эпитетов. Начиная от просто умных, заканчивая талантливыми и литературно одарёнными. Последнее не было преувеличением. Рейчел действительно умудрилась отыскать среди малышей, как она называла тех самых учеников средней школы, драгоценность, лишённую огранки, но уже достаточно сильно выделявшуюся на фоне остальных.

– Ему всего одиннадцать, но он всерьёз увлечён литературой. Не только как читатель. Он ещё и пишет. Если не бросит это дело, а продолжит развивать таланты, обязательно сумеет пробиться в более зрелом возрасте на литературный Олимп.

– Что именно сочиняет?

– Сказки. Я его на занятии поймала за их написанием. Сначала подумала, он пишет что-то вроде записки одноклассникам. Кто такое не проворачивал? Все были детьми и то же самое делали. Думала, что он попытается написанное спрятать, и ошиблась. Он отдал мне тетрадку, а после занятия подошёл и сказал: «Прочитайте, если хотите, мисс Кларк». Я прочитала.

– Вердикт, как понимаю, положительный.

– Да. Несомненно. Но, знаешь, они меня немного пугают.

– Почему?

– Они такие… взрослые, – посерьёзнев, произнесла Рейчел.

– Словосочетание «взрослые сказки» ставит меня в тупик, – с улыбкой произнесла Мишель, доливая в чашку ещё немного чая и тщательно перемешивая его ложечкой. – Звучит неоднозначно. Думаю, понимаешь, что я имею в виду.

Рейчел согласно кивнула. Понимала, само собой, однако речь она вела о другом.

– Они взрослые в ином смысле – мрачные и, в большинстве случаев, с несчастливым финалом. Если принять за аксиому представление, что творения являются отражением внутреннего мира автора, иллюстрацией его мироощущения… Признаться, я боюсь размышлять, какие жизненные ситуации могли оказать такое влияние на ребёнка, что он начал писать невыносимо мрачные произведения. Мне хотелось бы думать, что он просто написал то, что было продиктовано его фантазией, а не взято из жизни. Надеюсь, что так и есть.

– Ты разговаривала с ним об этом?

– Об этом – нет, а на отвлечённые темы – сколько угодно. Если бы не знала, что авторство его, ни за что не поверила бы в реальность этого. Он милый, улыбчивый мальчик, и…

– Тот, который подарил тебе открытку? – уточнила Мишель.

– Нет. Даритель учится во втором классе средней школы – Кай Эткинс. А этот – в первом. Но, кстати говоря, Кэндис как-то обронил в разговоре, что они соседи по комнате в общежитии. За время общения с ним я многое узнала о его одноклассниках и об учениках второго класса. Он не сплетник, вовсе нет. Просто… одинокий. Если бы мы не общались с ним после занятий, я бы никогда не подумала, что он может страдать именно от одиночества. В классе он – заводила и легко находит общий язык со сверстниками. Широко улыбается и громко смеётся. Именно эту улыбку все видят и слышат этот смех. Чтобы увидеть и услышать больше, нужно внимательно за ним наблюдать.

– Готова поспорить, что большая часть учителей, оказавшихся на твоём месте, этого бы не заметила.

– Они, наверное, и не замечают. Или считают, что это не их дело. Они приходят, чтобы давать знания, все остальные вопросы решают сами родители. Иногда – психологи, но не педагоги. А я привязываюсь к этим детям. Мы с ними пересекаемся на занятиях меньше полугода, но этого достаточно, чтобы полюбить их, как своих собственных. Маленькие личности, каждый со своим характером и индивидуальными особенностями. Я рада, что ошиблась, и опасения оказались напрасными, – произнесла Рейчел, подводя итог своему рассказу о юных учениках.

Мишель поставила пустую чашку на стол и посмотрела на кузину, чуть прищурив глаза.

Теперь, когда рассказ о детишках остался позади, у Рейчел больше не было тем-прикрытий. Она могла свободно переходит к иному сегменту своих постоянных слушателей. О них она предпочитала… молчать. То есть, однажды имела неосторожность заметить в разговоре, что обстоятельства сложились противоречивые, а дальше этого не пошла, продолжая держать рот на замке, несмотря на то, что Мишель всеми правдами и неправдами старалась её разговорить.

– Я боялась идти туда ещё и потому, что ученики – одни только мальчики. Мне не хватало уверенности, что я сумею с ними поладить. Общество накладывает определённый отпечаток – девчонок в младшем поколении семьи Кларк было гораздо больше. А мальчишек ровно один. Понимаю, каково было Энтони в таком окружении. Я со своими учениками чувствую себя точно так же, как он среди нас.

– Прекрасное окружение вообще-то. Что у него, что у тебя, – усмехнулась Мишель. – И главное сколько потенциальных кавале…

«…ров» договорить она уже не успела, потому что Рейчел закашлялась. Скорее всего, подавилась чаем, услышав подобное предположение из уст родственницы.

– Только этого мне и не хватало, – произнесла чуть позже, нахмурившись.

Посмотрела так, чтобы стало понятно сразу: подобные высказывания – не лучшая тема для шуток.