В мыслях промелькнуло осознание: в некоторых случаях полезно быть невидимкой.
Альберт его присутствия не замечал и не обрывал импровизированное выступление на середине, продолжая заниматься своим делом, на губах его цвела улыбка. Одного взгляда хватало, чтобы понять: в данный момент, он по-настоящему счастлив.
Ему не нужна была музыка. Он сам определял ритм и старательно его соблюдал. Спустя пару минут наблюдения Энтони с трудом удерживался от того, чтобы не начать считать вслух.
Раз, два, три.
Раз, раз, раз. Два!
Раз, два, три.
Альберт остановился, шумно выдохнул и запустил ладонь в волосы, цепляя пряди и отбрасывая их назад.
Взгляд шальной, губы чуть приоткрыты.
Словно прочитав мысли Энтони, Альберт облизнулся и прикрыл глаза. Замер окончательно.
Только теперь, когда ноги перестали отбивать ритм ривердэнса, он почувствовал, насколько устал. Но зато появился повод для радости и гордости за себя – не растерял навыки окончательно, память тела осталась, и оно с удовольствием откликнулось на предложение, вспомнив всё, что прежде было изучено и неоднократно отрепетировано. Альберт десять лет к этим танцам не возвращался, а тут вдруг захотел окунуться в атмосферу прошлого.
Удачно окунулся, если говорить откровенно.
– Есть подозрение, что в академию кое-кто наведывается чаще, чем к себе домой, – произнёс Альберт, спустившись в зал и прихватывая полотенце, лежавшее на одном из кресел. – Не обязательно стоять в тени, я давно знаю, что за мной наблюдают. Можешь не скрываться.
– Тогда почему не остановился? – поинтересовался Энтони, выходя из тени. – Если действительно знал.
– Это не повод прерываться, – пожал плечами Альберт, прислонившись бедром к ровному ряду кресел и перебросив полотенце через спинку кресла. – Сцена раскрепощает, так что я вряд ли упаду в целомудренный обморок, поняв, что на меня смотрят. Другое дело, как смотрят… Но тут уж ничего не поделаешь, запретить не могу, контролировать чужое сознание пока не научился.
Энтони подошёл ближе, положил на одно из сидений пальто, опустился в соседнее кресло. Соединил руки, переплёл пальцы в замок.
Теперь у него появилась возможность пристально смотреть Альберту в глаза, внимательно его разглядывая, не отвлекаясь на посторонние мелочи. Хотя, он и без того был уверен, что знает каждую чёрточку этой внешности. Если кто-то попросит описать, он сделает всё без запинки, в кратчайшие сроки.
Альберт, ощутив аромат чужого одеколона, удовлетворённо хмыкнул. Да, несомненно, эти ноты были ему знакомы, они отпечатались в памяти так, что, приложив максимум усилий, всё равно не вытравить. Весь ноябрь он потратил на бесцельные поиски обладателя умопомрачительной туалетной воды и столь же восхитительного голоса. Он сам себе напоминал ищейку, натасканную на определённый запах, мечтающую во что бы то ни стало, в обязательном порядке отыскать любителя данного аромата с доминирующими древесными нотами и вкраплением каких-то экзотических цветов, отдающих в терпкость и даже, наверное, в горечь.
Несколько недель поисков привели к тому, что Альберт начал сомневаться в собственном психическом здоровье.
Рекс, наблюдавший за этими мучениями, заявил, что скоро от Альберта окружающие начнут шарахаться.
Эштон просто посоветовал не донимать людей расспросами на тему парфюмерии и тёмных коридоров. Всё равно, как выяснилось, никто ничего не видел и ничего не знал.
Мистер-призрак исчез в праздничную ночь и больше не напоминал о своём существовании.
Сначала Альберту действительно так казалось, а потом он начал замечать некоторые странности, и постепенно мозаика сложилось – один кусочек к другому.
Так и получилось цельное полотно.
В начале декабря Альберт вновь ясно уловил ноты этого аромата, проходя по коридору, а потом увидел мисс Кларк в компании относительно знакомого мужчины. Она сидела за столом в учительской, проверяя работы, а он стоял у подоконника, глядя во двор и лишь изредка поворачиваясь в сторону собеседницы.
Альберт в реальность подобного верить отказывался, хотя неизменно цеплялся за слова, произнесённые незнакомцем в момент первого столкновения. Сопоставлял одно с другим, делал вывод: вполне реально. Логическая цепочка выстраивалась идеально, нигде не провисала и не напоминала нелепые попытки склеить осколок вазы с частью разбитой тарелки, получив в итоге невероятный гибрид.
Теория подвергалась сомнениям лишь по той простой причине, что во время Хэллоуина Альберт ни разу не пересекался с этим человеком, не видел его в толпе и не ощущал пристального взгляда.
Пусть тогда эйфория от удачно сыгранного спектакля плескала через край – она всё равно не сделала Альберта менее внимательным и не заставила витать в облаках.
Он замечал каждого, кто действительно проявлял интерес к его персоне.
После случая в учительской Альберт видел этого человека ещё несколько раз, однажды едва не столкнувшись с ним и едва успев отскочить в сторону, вжавшись в стену. Знакомый незнакомец не обливался одеколоном с ног до головы, прекрасно зная, что несколько капель способны завершить образ, а половина флакона, вылитая на себя, спровоцирует лишь отторжение, независимо от того, насколько творение модной марки прекрасно в первоначальном виде. Аромат был слабым, оставляя едва уловимый шлейф, но для Альберта он был подобен волне, сбивающей с ног и не позволяющей подняться сразу после падения.
Альберт долгое время смотрел вослед мужчине, пытаясь понять, что толкнуло того на этот нелепый поступок.
Помимо этого у Альберта была ещё пара вопросов, стоявших на повестке дня и настойчиво требовавших ответа.
Кто этот мужчина? Откуда у него пропуск, дающий право спокойно перемещаться по территории академии?
Понятно, что он связан с учительницей литературы, но это ни о чём не говорит и полноценных ответов не даёт. У всех преподавателей были родственники, но они доступа к школе не имели, специальные карточки с их именем руководство не выпускало. Родители учеников и те получали возможность свободного перемещения по академии только в отведённое для этого время – дни открытых дверей, начало учебного года и праздник, ознаменованный получением документов, свидетельствующих об окончании школы. Редкие исключения в случае форс-мажорных обстоятельств, когда родителей вызывали к директору.
Приятель новой учительницы не ограничился однократным появлением. Он приезжал сюда постоянно и уже вполне мог считаться неотъемлемой частью школьной жизни. Её активным участником.
Позже Альберт корил себя, что не додумался до столь простого решения раньше. Чтобы сопоставить одно с другим и благополучно избавиться от сомнений относительно чудесного появления пропуска, достаточно было прогуляться по коридору на первом этаже, соединяющему корпус средней и старшей школы. Именно там висели фотографии выпускников прошлых лет.
Альберта не интересовали снимки двух или трёхлетней давности. Он решил посмотреть, кто выпускался пять, шесть или семь лет назад. Интуиция подсказала правильное решение, потому что на снимке, запечатлевшем выпускников того года, были знакомые всё лица.
Ладно, не все знакомые, но нужные личности обнаружились.
Таинственный незнакомец, имени которого Альберт до сих пор не знал, оказался бывшим одноклассником сыновей директора. На фотографии выпускников он с одним из этих самых сыновей обнимался. По дружески, само собой. Его ладонь покоилась на плече высокого парня с тёмными волосами, отмеченными вкраплением в шевелюру красных прядей. Парень обнимал его в ответ. Оба улыбались и демонстрировали фотографу только что полученные аттестаты.
Теперь-то становилось понятно, почему незнакомец пользовался определёнными привилегиями.
Вероятно, сохранил хорошие отношения со школьными друзьями, а они помогли ему получить пропуск. Точнее, сами же его и сделали. Зачем он ему потребовался, спустя столько лет после выпуска, спрашивать не стали.
Да и имелась причина для визитов, вполне весомая – всё та же мисс Кларк, и вот тут-то снова появлялся повод озадачиться природой чужих взаимоотношений. Попытаться понять, что именно связывает этих двоих. Спрашивать напрямую было не с руки, приходилось выяснять собственными силами, а потому импровизированное расследование порядком затянулось.
