– Спасибо. Сотрудничество удивительно приятное. Надеюсь, одним выходом оно не ограничится, и мы поставим вместе ещё пару-тройку спектаклей.

Рекс улыбнулся и, пригладив влажной рукой волосы, направился к выходу.

– А лучше – больше, – произнёс Альберт.

– Не возражаю.

Рекс притормозил у двери, обернулся. Изобразил шуточный поклон и вскоре скрылся в коридоре.

Скорее всего, отправился на поиски соседа. Почему-то он на протяжении всего вечера пребывал в твёрдой уверенности, что Рапунцель покинула башню и соизволила спуститься вниз.

Альберт этой уверенности не разделял. Он не видел Льюиса в актовом зале, а, помня опыт прошлых лет, не сомневался, что тот так и не переступил порог спальни, оставаясь в гордом одиночестве за закрытой дверью.

Рекс говорил о шикарно стилизованном костюме и фотографии, которую они собирались сделать в обязательном порядке. Да, кажется, он вообще только тем и занимался, что говорил о соседе по комнате. Он умудрялся вспоминать о Льюисе постоянно, и Альберт готов был поспорить, что это не просто проявление заботы о ближнем, а нечто большее, продиктованное иными мотивами. Напрямую спрашивать не стал, поскольку не имел привычки совать нос в чужие дела, но в список удивительных открытий новый пунктик добавил.

Альберт вряд ли мог разделить этот интерес, но едких комментариев на тему внезапно вспыхивающих влюблённостей не отпускал. У него не было обиды или круче того – ревности, хоть профессиональной, хоть личной. Он не воспринимал Рекса в качестве потенциального бой-френда, и это у них было вполне взаимно. Великолепное взаимодействие на сцене и на ринге, но не более того.

Практика показала, что Рекс способен разыграть невероятную страсть, если того потребуют обстоятельства, в реальности оставаясь равнодушным. Но когда речь заходила о его соседе, на первый план вырывалась не страсть, а иные чувства.

Альберт покачал головой, поражаясь тому, насколько удивительными могут быть человеческие отношения, и вновь вернулся к своему основному занятию. Следовало окончательно избавиться от макияжа и принять душ, смывая с волос противный лак.

Альберт осмотрелся по сторонам и едва не хлопнул себя по лбу. Прилетев сюда из актового зала, он, конечно, не озаботился наличием сменной одежды и полотенца. Вновь влезать в платье, вымывшись, было достаточно глупо.

– Твою мать, – протянул недовольно.

Если бы Рекс не ушёл, можно было попросить его заглянуть в комнату и попросить Эштона передать вещи, но теперь возможность оказалась упущена. Приходилось всё делать самостоятельно.

Альберт вышел в коридор, запустив ладонь в волосы, стараясь не тратить время даром и вытаскивая из причёски раздражающие шпильки.

Будучи довольно скептически настроенным по отношению к Хэллоуину, Альберт не верил в его особую мистическую атмосферу, воспринимая заявления о разнообразных чудесах с иронией. В этих историях он видел исключительно силу не в меру разыгравшейся фантазии, только её.

Но сейчас, когда свет мигнул в последний раз и погас, как по заказу, Альберту стало не по себе. Он замер на середине коридора, оглядываясь по сторонам, надеясь, что это была чья-то глупая шутка, и вскоре помещение вновь будет залито светом. Однако всё оставалось по-прежнему, темнота наступала со всех сторон.

– Это не смешно, – отчеканил Альберт.

И, спустя мгновение, вскрикнул испуганно, почувствовав крепкую хватку на запястье. Кто-то довольно сильный физически и определённо превосходящий – совсем неудивительно, много ли там нужно? – Альберта в росте решил попытать счастья в темноте.

Ладонь разжалась, и все шпильки рассыпались по полу. Звук их падения представлялся Альберту невероятно громким.

От неожиданности он впал в ступор, потому и не оказал никакого сопротивления. Незнакомец, не тратя времени даром, оттолкнул Альберта к стене, упёрся в неё ладонями, лишая возможности гордо удалиться. Если только, предварительно съехать вниз, а потом броситься бежать.

– Тупые шутки, – процедил Альберт. – Я всё равно узнаю, кто ты.

– Я буду только рад, если действительно узнаешь, – прошептал незнакомец, наклонившись близко-близко.

Голос у него был весьма и весьма соблазнительный – низкий, чуть хрипловатый, как иногда бывает после пробуждения. Не ломающийся и без напыления смешного в своих попытках эротизма, каким обычно страдали ученики средней школы, безуспешно пытающиеся обуздать бушующие гормоны.

– А при свете показаться – никак?

– Когда-нибудь я обязательно это сделаю, – хмыкнул собеседник. – Сейчас же позволь лишь выразить восхищение твоим талантом.

– И как ты его выражать собрался?

Собеседник не ответил, но слова и не требовались.

Альберт чувствовал согревающее дыхание, проходившееся по коже. Удивительно, но когда то же самое делал Рекс, он не чувствовал ничего, а сейчас готов был с уверенностью заявить, что по спине, вдоль позвоночника, проходит огромное количество мурашек, а дышать ровно с каждой секундой вынужденной близости становится сложнее.

Это было форменное сумасшествие, поскольку Альберт вообще не представлял, кто может быть его таинственным визави, и это порядком ситуацию портило.

Воздыхателем мог оказаться как человек вполне Альберту приятный, так и некто, к кому он не испытывал симпатии. Увидев его при свете дня, можно было отреагировать по-разному. Как порадоваться, так и выпасть в осадок, осознав, до чего опустился, позволив кому-то постороннему – и, возможно, мерзкому – столь бесцеремонно приставать к нему.

Но в темноте всё ощущалось иначе, ярче. И это било по обнажённым нервам.

Альберт без труда представлял, как таинственный поклонник склоняется к шее ближе и проводит кончиком языка по дрожащей коже, прикусывает её…

«Ты помешался на фоне сыгранного спектакля».

Точно. Помешался. Потому что иными причинами объяснить происходящее не получалось.

Одна из ладоней, тем временем, скользнула по щеке.

Альберт облизнулся и выдохнул шумно.

Незнакомец усмехнулся и действительно припал губами к его шее, не кусая, как в том спектакле, и не вылизывая, а медленно и весьма сдержанно целуя.

Альберту и того хватило, чтобы ощутить глупую слабость во всём теле и едва удержаться на ногах.

– Когда я тебя найду, ты пожалеешь об этой выходке, – пообещал Альберт.

– Ну да. Разумеется, – не стал спорить оппонент.

Альберт хотел сказать, что ирония неуместна вовсе, но не успел. Теперь поклонник не разменивался по мелочам, а накрыл его рот своим, прижимаясь к губам в поцелуе. Его вряд ли можно было назвать нежным, а вот требовательным – сколько угодно, и Альберт поймал себя на мысли, что ему это дико, невозможно, невероятно нравится.

Большинство его пассий как раз на нежность и напирали, принимая во внимание собственное впечатление, сложившееся в сознании. Здесь всё развивалось по иному сценарию, и он Альберту казался идеальным.

От и до.

Несмотря на то, что этого поцелуя можно было потерять голову за считанные секунды, Альберт старался не утрачивать связи с реальностью. Он приказывал себе не растекаться сладким сиропом, чтобы в дальнейшем не стало мучительно больно от осознания, что над ним, возможно, пошутили. Потому уже сейчас старался исполнить обещание и при помощи дедуктивного метода определить личность человека, решившего подобраться к нему в темноте.

Мимолётным прикосновением поклонник ограничиваться не собирался. Продолжая настойчиво Альберта целовать, он не упускал возможности лишний раз прикоснуться к нему. Не ненароком, словно случайно, а вполне целенаправленно, продуманно, зная, насколько это будет приятно.

Первым делом на ум почему-то пришёл партнёр по сцене, но Альберт быстро отказался от данной идеи. Рекс был примерно того же роста, но телосложением отличался более худощавым, нежели воздыхатель.

На место таинственного поклонника идеально вписался бы Курт или Алан, но они были бабниками. Не совсем, конечно… Не факт, что за каждой юбкой гонялись, но, определённо – за ней. То, что Альберт сегодня нарядился в платье, вряд ли могло сбить их с толку и спровоцировать помутнение рассудка.