Так или иначе, но Льюис собирался тщательно хранить самый страшный их своих секретов. Он мог поддержать разговор о незначительных мелочах, но откровенничать о происшествии, перевернувшем их с Адель жизнь, не имел права.
Бессмысленно втягивать туда посторонних, а тайны всегда настойчиво требуют, чтобы их сохраняли и поменьше трепали языком. В противном случае, о них узнает запредельное количество людей, и никому от этого легче не станет.
Тридцать первое октября подкралось как-то незаметно, несмотря на то, что в процессе Льюис нередко натыкался на упоминание праздника, отмечал появление атрибутики в залах, а иногда и в классах, костюм маскарадный опять же получил.
Он не чувствовал прилива веселья. Стоя у окна, он наблюдал за шествием, открывающим праздник, и время от времени грыз специальные конфеты, подаренные матерью. Среди учеников не было ни единой кандидатуры, подходящей на роль дарителя. Более того, тут не было ни одного человека, которого бы посетила идея о необходимости что-то Льюису дарить.
Сегодня Рекс время на уговоры не тратил. Удалился едва ли не с самого утра и только периодически заглядывал в комнату по своим делам.
Льюис убивал время, устроив себе марафон нон-стоп просмотра фильмов ужасов, как классических, так и недавно снятых. Ему вполне хватало пассивного празднования в компании Франкенштейна, семейки Адамс, поющего Дракулы, у которого любовь была сильнее смерти, других известных и не очень персонажей.
И только теперь, когда его начало подташнивать от просмотра всего подряд, он вновь вспомнил недавний разговор и приглашение, обронённое ненароком. Рекс не говорил, что будет рад видеть соседа в рядах зрителей, не радел активно за разнообразие его досуга, однако пригласил.
Этот Хэллоуин отличался от других хотя бы тем, что уже сейчас коробка с карнавальным нарядом оказалась распечатанной, не дожив в цельном виде до летнего периода. Впервые любопытство Льюиса пересилило равнодушие, в ходе чего он позволил постороннему человеку открыть подарок Адель.
Слова Рекса тоже постоянно всплывали в памяти, не позволяя позабыть сказанное. Как будто они реально имели вес и значимость.
Льюис усмехнулся и швырнул пакетик с конфетами на стол, не заметив, как они рассыпались, оказавшись на полу.
Наверное, следовало сейчас вернуться к своему ежегодному плану празднования Хэллоуина. Проскользнуть в душевую, пока она пустует, провести весь перечень гигиенических процедур и отправиться спать.
В прошлом, да и в позапрошлом году было проще. Льюис мог спокойно закрыть комнату, не думая о том, что посреди ночи туда станут ломиться посторонние.
Этот год принёс с собой перемены в виде соседства, и Льюису следовало считаться с мнением Рекса.
Раз уж тот собирался повеселиться на празднике, то и ждать его возвращения в ближайшее время не следовало. Он мог появиться, как через пару часов, так и под утро. И Льюис должен был это стерпеть, а не поднимать ураган возмущения.
Рекс бы, выслушав список претензий, непременно, отпарировал, заявив, что Льюиса не заставляли сидеть в комнате до рассвета. Не приматывали скотчем к стулу и не приковывали наручниками к спинке кровати.
Сам принял решение, сам и виноват.
Довольно нелепая тактика – валить с больной головы на здоровую.
Оторвавшись от созерцания шествия, проходившего по территории академии, Льюис закрыл окно и плотно задёрнул шторы.
Никуда он не пойдёт. Не пойдёт, и всё тут. Сейчас соберёт просыпанные сладости, примет душ, почистит зубы, сделает небольшую запись в дневнике и ляжет спать.
Посчитав решение оптимальным, Льюис принялся реализовывать обозначенный план. Строго по пунктам.
Раскрыв дневник на последней исписанной странице, он вновь зацепился взглядом за строчки, начерканные во время вдохновенного порыва другим человеком.
Он старался позабыть о том, что личный дневник перестал быть личным. Рекс теперь добавлял туда свои комментарии. Это даже и не дневник ныне был, а общественная доска объявлений.
Льюис писал заметку, обращаясь к Рексу с просьбой перестать цепляться к его словам, да и к нему самому. Тот отвечал иронично, иногда – с сарказмом или немного грубо. Отвечал, зная, что от него ждут молчания.
Сегодня он зашёл ещё дальше. Воспользовавшись сосредоточенностью Льюиса на просмотре фильмов и мюзиклов, он взял ежедневник и сам сделал очередную запись. На общем фоне она выделялась хотя бы потому, что была сделана ручкой ярко-алого цвета.
Льюис обычно использовал самые обычные синие чернила.
Рекс решил отличиться.
Посетит ли мой бессмертный брат это торжественное мероприятие? Увижу ли я его в толпе? Или он снова останется в своём склепе, потеряв возможность ощутить на языке вкус тёплой крови, который наверняка позабыл за столько лет?
А если серьёзно, то я просто хочу посмотреть, как на тебе будет сидеть этот камзол, потому что такой возможности прежде не представилось.
Кроме того… Мы можем сделать фото и показать его твоей матери. Она скорее поверит, что ты веселился со всеми, если получит доказательство. А мне казалось, что ты хочешь её порадовать. Хотя бы так.
– Чокнутый, – прошипел Льюис, перечитав послание несколько раз.
Он понимал, что Рекс совершенно несерьёзен, и весь пафос первой части его послания сводится к указанию необходимости надеть костюм, присланный Адель. Если они нарядятся одинаково, то действительно будут походить на братьев. Не так уж важно, что помимо них кровопийцами нарядится ещё добрый десяток учеников. Рексу принципиально было вытащить из комнаты-склепа именно Льюиса.
Вместе с тем, стоило признать, что идея с фотографией не такая уж нелепая. Самостоятельно Льюису было не под силу провернуть нечто подобное, а тут помощник сам проявил инициативу, внеся предложение на рассмотрение.
Захлопнув ежедневник, Льюис несколько минут просидел в тишине, прикидывая, как поступить. Осознание, что появление его на пороге актового зала будет означать победу Рекса на данном этапе противостояния, немного охлаждало пыл, но не убивало окончательно.
Сдув прядь с лица, Льюис стремительно направился к шкафу.
– Только ради снимка, – произнёс он тихо, в глубине души понимая, что на деле всё обстоит иначе, и снимок если и играет какую-то роль, то точно не решающую.
Адель с размерами не ошиблась, подобрав костюм идеально. Так, чтобы он сидел по фигуре, нигде не морщил, не собирался складками и не подходил под определение «с чужого плеча».
Он был, как влитой.
В процессе переодевания Льюис нарочно не смотрел в зеркало, чтобы не убить решимость, увидев, насколько нелепо выглядит в этом маскарадном костюме. Позволил поймать отражение лишь в тот момент, когда развязал белую ленточку и достал из коробки ярко-алую, больше подходившую к костюму.
В этом наряде Льюис был аристократом не только на бумаге. Он выглядел, как истинный аристократ, сошедший со страниц какого-нибудь готического романа. И он, определённо, нравился себе таким.
Взяв со стола программку, оставленную Рексом, Льюис посмотрел на часы, прикидывая, на какой этап празднования попадёт, если покинет комнату прямо сейчас. Судя по всему, он ещё успевал на презентацию и театрализованное представление, разыгранное самопровозглашённым братом и Альбертом. Та самая постановка с элементами эротизма и садизма, как изволил выразиться Эштон.
«Не ходи, – посоветовал внутренний голос. – Пожалеешь ведь».
Льюис не сомневался, что негативных эмоций получит больше, нежели положительных, но всё равно отправился в актовый зал, прихватив с собой программку. Он мечтал остаться незамеченным и искренне надеялся, что всё именно так и будет. Его не замечали прежде, пусть придерживаются традиций и сейчас.
В зал Льюис не пошёл, определив для себя заранее, что лучше посмотрит на представление с балкона. На его счастье, двери, ведущие на балкон, оказались не заперты, и он сумел беспрепятственно попасть ровно туда, куда и хотел.
Вопреки ожиданиям, в зале царила потрясающая тишина, и Льюис сначала подумал, что очередная постановка неудачников от искусства вновь провалилась. Однако предположение оказалось ошибочным. Людей там было немало, но все они зачарованно наблюдали за представлением, развернувшимся на сцене.