Особое место в листе ассоциаций отводилось нынешнему директору академии. Очевидно, в принципе, если принять во внимание истинное отношение к нему Кэндиса, жадно ловившему каждое слово, жест, взгляд или улыбку. Моментов, связанных с Мартином, в жизни Кэндиса было мало. Слишком мало, чтобы утолить этот эмоциональный, тактильный и прочие виды голода, дававшие знать о себе с завидным постоянством.

Оглядываясь назад, Кэндис нередко размышлял о том, почему всё сложилось именно так? Почему в тот день Мартин не прошёл мимо, а влез в скандал между ним и Реджиной? Почему потом не последовал примеру приятеля и не скрылся поскорее? Почему на лестнице повёл себя довольно странно, а не отчитал за прогул? В конце концов, почему в туалетной комнате ресторана поцеловал, предварительно выдав море непонятной информации, ничего не пояснив, а окончательно Кэндиса запутав?

Почему?

Спустившись в холл, после разговора с миссис Даглер, Кэндис посмотрел в окно. Дождь и не думал утихать. Напротив, усилился в разы. Утром непогода не настолько разыгралась, и Кэндис, благополучно проигнорировав вопли подсознания, отправился на занятия без зонтика. Быстро-быстро, короткими перебежками от одного здания до другого, он всё же добрался до учебного корпуса. В результате слегка намочил школьную сумку, которую держал над головой. Теперь что-то подобное проворачивать было не с руки, поскольку в школьной сумке лежали важные документы, предложенные Рейчел. Кэндис пока не знал, как с ними поступить, но однозначным отказом не ответил, пообещал подумать. Рейчел дала ему две недели на размышления.

– Я говорила это прежде, хочу повторить и теперь. Если ты не бросишь своё хобби, а продолжишь совершенствовать навыки, со временем тебя ждёт блестящее будущее. Я не знаю, как ты планировал распорядиться этой рукописью, но… Почему бы тебе не принять участие в литературном конкурсе?

– Вы считаете, что мои почеркушки этого достойны? – спросил Кэндис.

Рейчел посмотрела на него со всей серьёзностью.

– Да. Я думаю, что ты обязан это сделать. Или хотя бы попытаться.

Разговор получился длительным и серьёзным.

Рейчел убеждала Кэндиса в целесообразности совершения данного поступка, он колебался, поскольку совсем не был уверен в наличии хоть какого-то таланта. Да, он долгое время занимался в клубе журналистов, да, он постоянно посещал семинары самой миссис Даглер, начиная с тех самых пор, как попал в академию. Он любил литературу и раньше, до поступления в «Чёрную орхидею». Здесь его любовь достигла небывалых высот и расцвела пышным цветом. Но в значимость собственных творений он не верил.

– Признаться, я в замешательстве, – произнёс он, сцепив пальцы в замок. – Нужно подумать, взвесить все «за» и «против». Посоветоваться с человеком, который…

Кэндис запнулся, не зная, как донести это до сведения Рейчел.

– Который? – поторопила она.

– Поговорить с тем, кто вдохновил меня на создание этого романа. Если он одобрит решение, я пойду на конкурс, – выдал уверенным тоном, не оставляя себе возможности для совершения манёвров

Всего одно условие. Всего лишь одно.

Рейчел улыбнулась, но задавать провокационные вопросы не стала. Спустя несколько секунд молчаливого обмена взглядами, кивнула понимающе.

Разумеется, она солидарна с таким решением. Всё-таки не последнюю роль вдохновитель сыграл в процессе написания. Ясно, что это не просто друг или родственник. Тут замешано нечто большее. Любовь в роли музы. Человек, благодаря которому Кэндис продолжает создавать свои истории. Создавать и складывать в стол, не показывая их никому, кроме учительницы литературы, некогда сунувшей нос в его первые писательские опыты и вселившей надежду на наличие зачатков таланта, а не оравшей до севшего голоса об убогости и бездарности, как это делала Реджина.

Когда-то Кэндис решил порадовать мать, написав ей стишок ко дню рождения. Стишок получился так себе, это Кэндис сейчас понимал. Но тогда был невероятно горд собой и своим маленьким достижением. Разорванная открытка, полетевшая в лицо, быстро охладила пыл, позволив пересмотреть отношение к собственным поползновениям на высокое искусство.

Рейчел, похвалив его и деликатно указав на недочёты, подарила надежду и снова пробудила интерес к творчеству.

Постепенно Кэндис втянулся. Мир вымышленных историй стал для него спасением от реальности. Косо, криво, но он выливал переживания на бумагу, щедро присыпая их вымыслом. Становилось легче.

Думая о возможном развитии событий, он представлял, как Мартин приходит на одну из его презентаций, протягивает книгу и просит подписать на память. Тогда они встретятся вновь, между ними не возникнет условностей и преград.

Можно будет поговорить обо всём, посмеяться над нелепой влюблённостью одного, оставшейся пережитком школьных лет, вспомнить искусственно натянутые отношения и осознать, насколько нелепо это было.

Анкета для подачи заявки на конкурс лежала в школьной сумке. При наиболее оптимистичном раскладе, она могла стать билетом в новую жизнь. И, хотя Кэндис сомневался в своих силах, ему хотелось попробовать. Слова о тайном вдохновителе, чьё мнение поможет принять окончательное решение, служили предлогом. Он ведь знал, что не подсунет этот роман директору, как было когда-то с повестью, не попросит прочитать и уж точно не начнёт выпытывать, какое впечатление произвело готовое произведение. Он вообще не подойдёт больше к Мартину.

Три учебные недели, проведённые в стенах академии, подарили ему свободу от встреч. Мартин был здесь, стабильно приезжая каждое утро, не пренебрегая обязанностями. Кэндис намеренно выискивал взглядом его машину на стоянке, находил и вздыхал с облегчением. Самого Мартина если видел, то только издалека. Перспектива завести с ним разговор представлялась нереальной.

Да и о чём было разговаривать?

«Ты хорошо провёл лето?».

«Вы вместе с Трис уже выбрали кольца? Назначили дату свадьбы? Согласовали список гостей?».

«Зачем ты поцеловал меня, Мартин?».

Список вопросов, пришедших на ум, деликатностью не отличался. От последнего и вовсе веяло абсурдом.

Дождь припустил с удвоенной силой. Кэндис поёжился, словно уже сейчас ощущал прикосновение ледяных капель. Странно, что в такую погоду кто-то ещё бродил по улице и, кажется, наслаждался. Кружился под дождём, раскинув руки и подставляя лицо каплям.

Сумасшедший, подумал Кэндис.

И только тогда понял, что парень, которого он видел, одет вовсе не в униформу «Чёрной орхидеи». Его наряд не синий, а тёмно-зелёный и ко всему прочему – ужасно старомодный. Столетия два назад такое вполне могли носить, но никак не сейчас.

Кэндис подался ближе к подоконнику, прижал ладони к стеклу, протирая его и стараясь за пеленой дождя внимательнее разглядеть этого удивительного юношу.

На мгновение тот обернулся, засмеялся и исчез, как будто был соткан из воздуха и вновь в него превратился.

Дождь волшебным образом не прекратился. Зато в коридоре раздались шаги.

– Ты тут заночевать решил? – поинтересовался Розарио, тряхнув головой; капли полетели во все стороны. – Я вообще-то тебя жду. И давно. Промок до нитки, вернулся, до учительской добрался, а миссис Даглер сказала, что ты ушёл.

– Прости, – улыбнулся Кэндис. – Я думал подождать немного, пока не закончится дождь, но он, судя по всему, проведёт с нами весь день, а, может, и ночь.

– Почему у тебя телефон выключен?

Кэндис полез в карман, доставая смартфон, пощёлкал боковыми клавишами. Техника признаков жизни не подавала.

– Разрядился, – резюмировал. – Ещё раз извини.

– Двойная порция горячего шоколада во время какой-нибудь экскурсии, и ты прощён, – хмыкнул Роуз, протягивая приятелю зонтик.

– Договорились. И спасибо.

– Обращайся.

Покидая коридор, Кэндис ещё раз посмотрел в окно, надеясь поймать в стекле силуэт удивительного парня, облачённого в зелёную форму, но увидел только пустую площадку. Ничего кроме.