Теперь он не представлял, какими словами начать разговор, чтобы не сорваться в процессе и не загрузить Льюиса своими проблемами. Всё разрешилось само собой, когда Льюис задал вопрос, нарушив воцарившуюся тишину.

– Это была Ева, да?

– Откуда…

– Маргарет сказала, что вы приехали вместе, вот я и отправился на поиски. Видел, как ты вышел из машины, слышал, что сказал ей. Не знаю, о чём именно вы говорили, но, судя по тому, что торжество она своим присутствием не посетит, разговор не удался.

– Он и не должен был удаваться. Это же Ева, так что мне пора привыкнуть и не питать иллюзий, – произнёс Рекс, запустив ладонь в волосы и потянув за них. – Кажется, наряжалась она не для того, чтобы на неё с восторгом и завистью смотрели другие родители, а исключительно ради встречи со мной. Главная загадка вечера для сына. Определить количество карат в камнях, подсчитать стоимость. Услышать, сколько стою в её жизни я. Сравнить, порыдать от отчаяния. Знаешь, сколько?

– Сколько?

Льюис подошёл ближе и теперь стоял напротив, на расстоянии вытянутой руки. Всего-то и нужно – потянуться к нему, прикоснуться, обнять и не отпускать, чтобы все неприятности убрались на второй план.

– Ноль, а, может, меньше. Вещь отрицательной стоимости. Я в жизни Евы даже не уценённый товар, а нечто такое, что уже и по максимально заниженной цене не требуется… Нет, я не питал иллюзий. Не думал, что она сейчас предложит мне посетить свадебное мероприятие, занять место деда, повести её к алтарю, передавая в руки нового супруга. Но она по-прежнему моя мать, и я, несмотря ни на что, всё-таки продолжаю её любить. Не знаю, почему она выбрала для разговора именно этот день. Не знаю, зачем вообще решила поставить меня в известность. С тем же успехом она могла оповестить меня постфактум, не портя настроение сейчас. Что-то заставило поступить именно так. – Рекс дёрнул плечом, стряхивая невидимое прикосновение, запрещая думать о неприятном инциденте. – Какое счастье, что у меня есть Марго. Иначе бы я свихнулся от столь высоких отношений в семье.

– У тебя есть не только Марго, – произнёс Льюис, делая шаг вперёд. – У тебя есть ещё Адель. И я.

– И ты.

Рекс тоже шагнул к Льюису, позволяя обнять и обнимая в ответ.

Он не собирался лить слёзы, привлекая к себе – при помощи покрасневших глаз, носа и распухших губ – повышенное внимание во время церемонии вручения аттестатов. Он и пару слезинок не проронил, продолжая выдерживать испытание на прочность с достоинством, как и подобает королю.

В присутствии своего самого верного и преданного рыцаря он имел возможность слегка ослабить самоконтроль, рассказать обо всём. Знал, что Льюис его поймёт, скажет что-нибудь успокаивающее. Или не скажет, а сделает. Например, обнимет так, как сейчас, выражая одним действием гамму эмоций и чувств.

– Спасибо, – прошептал Рекс ему на ухо, отводя немного в сторону прядь волос и проводя носом по тёплой, пахнущей лосьоном, гладковыбритой щеке.

– Не за что, – так же тихо ответил Льюис. – Что бы ни случилось, всегда помни об этом. И о том, что для меня ты бесценен. В какой-то степени, это наш день. Наш праздник. Никто не должен его испортить. Нет, не так. Его нам никто не испортит. Верно?

Он не настаивал на ответе, но Рекс и так знал, что не сможет произнести нечто, опровергающее недавнее высказывание, противоречащее, просто потому, что Льюис рядом с ним, а раз так, то всё остальное – не важно. Всё остальное – пыль и нелепая мишура, когда у него есть нечто такое, максимально настоящее, запредельное, дающее силы двигаться дальше.

То самое, что принято называть любовью.

Сейчас у него не было никаких вопросов. Только непоколебимая уверенность.

– Да, – произнёс Рекс решительно. – Идём в зал и попрощаемся со школой как следует!

*

– Ещё пара сигарет, и от тебя будет разить не хуже, чем от пепельницы, – произнёс Алан, материализовавшись за спиной приятеля.

В общем-то, слегка преувеличивал масштабы случившегося. Курт всего лишь второй раз за вечер курил, хотя, стоило признать, что для полноты эффекта хотелось не только сигарету приговорить, но и хлебнуть чего-нибудь горячительного. Окончательно успокоиться и сделать то, что запланировал. Останавливало от приёма спиртного знание, что терапия может слегка затянуться, и красивый жест превратится в дерьмовый фарс, за который станет стыдно вдвойне.

Курт резко обернулся, протянул Алану пачку.

– Будешь?

– Когда я отказывался? – хмыкнул тот, попутно вытащив у Курта из рук ещё и зажигалку.

– У кого теперь начнёшь сигареты клянчить?

– Учитывая частоту моих забав, достаточно будет пересекаться с тобой пару раз в год, чтобы удовлетворить потребность в никотине, – заметил Алан, затягиваясь впервые за два месяца.

В таком графике курения он видел особую прелесть. Как девушки, сидевшие на диетах, баловали себя раз в несколько недель чем-нибудь, запрещённым в другое время, так и он себя награждал сигаретами. Вспоминая все те ужасы о вреде курения, сложно было назвать очередную сигарету именно наградой, но Алан иного сравнения не придумал.

– Тоже верно, – согласился Курт, затушив окурок и швырнув его в мусорку.

От огромного наплыва разнообразных мыслей голова шла кругом. Курт чувствовал себя одновременно счастливым и безумно несчастным. В какую сторону склонится чаша весов, пока было сложно предположить. Он несколько раз отрепетировал речь перед зеркалом, придумал несколько её вариантов, но всё, что прежде представлялось идеальным, теперь начинало провисать. В любом из них обнаружились недоработки, а времени на исправление уже не было. Всего лишь несколько минут, чтобы совершить один из самых важных шагов в жизни. И либо стать счастливейшим человеком в мире, либо, напротив, погрузиться в депрессию под звуки разбившейся мечты.

– Так и не скажешь, что заставило тебя бегать по школе, подобно сумасшедшей белке, обожравшейся спайса? – поинтересовался Алан.

Курт одарил его хмурым взглядом.

– Откуда тебе знать, как выглядят подобные белки?

– Фантазия богатая, – хмыкнул Алан, запрокидывая голову и глядя в ночное небо.

Он впервые настолько остро ощутил, что школьные годы закончились. До наступления выпускного вечера ещё сохранялись мысли о связи с учебным заведением, теперь стремительно накрыло осознанием, что впереди ждут перемены, новые знакомства, новые преподаватели, новый мир. Прекрасно, если дивный. Плохо, если не очень.

Алан понимал, что будет скучать, хотя совсем недавно утверждал обратное, заявляя о стремлении поскорее стать студентом.

Странно.

Он не считал себя чрезмерно сентиментальным юношей. Да и не чрезмерно – тоже. Однако же накрыло тоской по школьным годам, гулу здешних коридоров, светлым аудиториям, ярким линиям маркеров на доске и униформе, которую им довелось носить целых семь лет, начиная с одиннадцати лет и заканчивая днём сегодняшним.

– Так что?

Алан от задуманного отступаться не собирался, потому, избавившись от печальных размышлений, вновь вернулся к расспросам. Ему отчаянно хотелось знать правду, а Курт продолжал хранить молчание, не торопясь вводить приятеля в курс дела. Сейчас, например, он тяжело вздохнул, полез в карман пиджака, чтобы, спустя несколько секунд извлечь оттуда бархатную красную коробочку, да так и застыть на месте, удерживая вещь на ладони.

– Это то, о чём я подумал?

– Откуда мне знать, какие мысли посетили твою голову? – вздохнул Курт, открывая коробочку и демонстрируя её содержимое.

Как Алан и предполагал, внутри оказалось кольцо – не слишком строгое, но весьма изящное, украшенное небольшим бриллиантом.

Классика жанра.

– Много вариантов здесь, прямо скажем, не придумать.

– Я собираюсь сделать предложение своей девушке, – произнёс Курт, вновь закрывая коробку и убирая её, чтобы ненароком не уронить и не потерять кольцо в траве. – Именно сегодня. Это важно. Проблема в том, что я не уверен в её ответе. И в том, что я не представляю, как именно это предложение сделать.