– Что ты скажешь в ответ?

– Желаю тебе счастья, Ева. Тебе, твоему мужу и вашим будущим детям.

– Правда?

– Да. Признаться, я вообще удивлён твоим решением. Ты никогда прежде не советовалась со мной. Почему сегодня захотела изменить традициям? Только потому, что у меня на носу выпускной вечер?

– Нет. Из-за важного решения, принятого мной.

– Это не все новости, которые ты хотела мне преподнести?

– Есть ещё кое-что.

– А именно?

– Дело в том… Мне сложно об этом говорить, – призналась Ева.

– Альтернативных вариантов нет?

– Если коротко, то Дэйв предложил мне не только стать его супругой, но и переехать.

– И ты хотела предложить мне составить вам компанию? Или пригласить на свадьбу? – спросил Рекс.

Ему не требовался ответ. Он прекрасно понимал, что ни о каких предложениях со стороны матери речи не последует. Он выпал из жизни Евы Мюррей ровно в тот момент, когда неоднократно склеенная чашка семейных отношений разбилась окончательно, и Филиппа не стало. Момент со смертью отца оказался невероятно показательным. Будь Рекс тогда моложе, не окажись рядом Маргарет… Неизвестно, как сложилась бы его судьба. То есть, известно, но вариант этот назвать оптимистичным язык не поворачивается, да и не повернётся никогда. Единственным, что волновало Еву в браке с Филиппом, оставался сам Филипп. Ребёнка она рассматривала исключительно в качестве способа манипуляции, попытки привязать супруга к себе, а потом, когда привязывать было некого, он потерял значимость, превратившись в некое подобие обузы.

Что ж, с этим он давно смирился, потому сейчас не ощущал злости или разочарования. Не собирался устраивать скандал, привлекая внимание посторонних и разыгрывая невероятный по размаху спектакль. Он лишь прикрыл глаза, опустил голову и тихо засмеялся.

– Нет. Конечно, нет, – произнёс, самостоятельно отвечая на заданные вопросы. – Ты не планировала меня приглашать на свадебное торжество, да и собой не собиралась звать. Приехала сюда исключительно ради того, чтобы избавиться от мук совести, очистить душу, что называется. Своеобразное раскаяние планировалось, но мой ответ сделал его ненужным элементом разговора. Извинения за то, что предала память отца. Открой глаза. Он был бы счастлив, окажись мы на его месте, и привёл бы в дом новую супругу без зазрения совести. Да, Ева, ты любила отца, но раз теперь решила связать судьбу с другим человеком, поступай, как считаешь нужным. Ты теперь любишь Дэйва, и о том, что от первого брака осталось напоминание, предпочитаешь не думать. Он не спрашивает обо мне, а ты ни разу не пытаешься устроить ужин на троих, чтобы познакомить его с пасынком или меня – с потенциальным отчимом. Наверное, я бы тебя осудил, если бы действительно считал себя ребёнком, лишённым любви, но у меня была и есть Марго, справившаяся с материнскими обязанностями намного лучше, чем ты. Никогда не пытался вас сравнивать, но… Ты и сама всё знаешь, нет необходимости говорить об этом вслух. Всё невысказанное без труда прочитывается в наших взглядах. Когда-то я нужен был, чтобы удержать Филиппа рядом, а теперь необходимость во мне отпала, потому что отсутствие лишних людей автоматически поднимает твою цену в глазах Дэйва. Он хочет растить своих детей, а я буду лишним в вашем доме, не так ли? Но зачем мне знать об этом, Ева? Тем более, зачем приезжать в академию сегодня, когда у меня вроде как праздник? Зачем своими признаниями подчёркивать мою ненужность? Честно говоря, не понимаю. Я люблю тебя, мама, но ты такая странная. Надеюсь, данные странности не помешают тебе быть счастливой в дальнейшем, и детей от этого Дэйва ты будешь любить всю жизнь, а не только до тех пор, пока с их помощью получится удержать супруга рядом со своей юбкой.

– Рекс, я…

Он приложил палец к губам, попросив Еву о молчании, после чего поднялся со своего места и выскользнул из салона, стараясь не слишком громко хлопать дверью. Некоторое время стоял, глядя на чёрного монстра и, надеясь, что Ева не последует за ним, не появится на празднике и не станет играть в заботливую мамочку. Этому она не научилась, в своё время. В её послужном списке находилась всего одна роль – страдалица за любовь.

– Рекс.

Из машины Ева не вышла, она просто открыла окно и теперь смотрела на него. Он чувствовал этот взгляд спиной, но не оборачивался. Воображение без труда дорисовывало детали, коих не наблюдалось в реальности. Рекс чувствовал себя, несмотря на дорогой костюм и не менее дорогие детали, его дополняющие, нищим, стоящим посреди дороги в лохмотьях и с протянутой рукой. Богатая леди решила подать милостыню, но сделала это своеобразно, швырнув несколько монет через открытое окно, а потом взмахнула рукой и приказала водителю ехать поскорее отсюда, чтобы не видеть убожества, попавшегося на пути.

– Короли не нуждаются в жалости, – произнёс Рекс насмешливым тоном. – А я, как ни крути, один из них.

– Прости.

Прозвучало тихо, едва различимо, словно слабый ветер прошелестел, поднимая и унося опавшие листья.

– Прощаю.

В отличие от матери, Рексу нечего было стесняться, потому и ответ оказался громким, уверенным.

Вот теперь им уж точно оказалось нечего сказать друг другу. Рекс отчётливо это осознавал и чувствовал, потому не стал задерживаться дольше положенного за пределами академии, прошествовал за ограду. Замер и резко обернулся. Ева всё ещё продолжала смотреть на него.

– Прощаю, – повторил одними губами, глядя на мать немигающим взглядом.

Она, кажется, только этого и ждала, потому что стекло стремительно поползло вверх, и вскоре машина тронулась с места. Рекс проводил лимузин равнодушным взглядом и потянулся к телефону. Разблокировал его, полез в телефонную книгу, исправляя лживое слово «мама» на нейтральное «Ева». Так было правильнее. И по ощущениям, и по анализу сложившейся ситуации. Он не знал, будет ли она ему звонить или писать после свадьбы и переезда. Старался не думать, но подсознательно чувствовал, что нет. Если только раз в год. Реже, чем сейчас.

Короли не нуждаются в жалости. А в понимании, любви и сочувствии – весьма. Со стороны родителей, несомненно, тоже.

Рексу хотелось, наплевав на сохранность костюма, сесть прямо здесь, на главной дорожке, ведущей к зданию академии, обхватить колени, уткнуться в них лбом и просидеть на месте неопределённое количество времени, приводя в порядок мысли, но он этого не делал, помня о необходимости вести себя достойно, независимо от ситуации.

Следовало идти в актовый зал, но Рекс продолжал стоять на месте, анализируя недавний разговор, а правильнее сказать – подобие его, потому что настоящим разговором это назвать не получалось. Суррогат против чистого продукта.

Надо же было выбрать знаменательный день. Ни часом раньше, ни часом позже.

– Рекс.

Обладателя этого голоса Рекс узнал бы из тысячи, десятка тысяч, а то и из миллиона. Меньше всего ему хотелось распространять на Льюиса своё гадкое настроение, потому, обернувшись, Рекс попытался изобразить ослепительную улыбку, способную конкурировать с теми, что дарили простым людям звёзды, смотревшие с телеэкранов или с рекламных плакатов.

На торжественную церемонию Льюис приехал вместе с матерью. Рекс, находясь в машине, сидя напротив Евы, видел, как неполная семья Мэрт прошествовала на территорию академии. Адель в бирюзовом платье, Льюис в чёрном костюме и кипенно-белой рубашке. Прекрасный настолько, насколько вообще можно быть великолепным. Рекс, при встрече, именно об этом первым делом и собирался сказать, но сейчас слова сами собой улетучились, оставив лишь горькое послевкусие от крайне неприятного разговора с представительницей старшего поколения.

Изначально Рекс планировал отправиться на поиски Маргарет и рассказать ей, как прошла встреча. Только после этого, выпустив пар, пойти к Льюису и сказать о том, насколько он прекрасен в этом наряде, да и просто так, сам по себе, независимо от того, что на него надето. Продемонстрировать беззаботность.