Лиара кивнула, чувствуя где-то в груди ликование от того, что ее догадка подтвердилась, и одновременно - тревогу. Что означали эти перемены? К чему они их вели?
- Я не знаю, что за сила дарована вам с Радой, - продолжил Кай, - не знаю ее природы, возможностей, того, во что она разовьется. Но я бы очень хотел узнать об этом, Светозарная. – Он серьезно взглянул на нее. – Настает новое время, когда старые законы перестают действовать, когда старые ветры дуют иначе, и я чувствую, как что-то неуловимо меняется вокруг. Вы с Радой стоите в центре этих изменений, вы и есть начало чего-то, хоть я и не понимаю, чего. То, как ты оказалась в Мелонии, происхождение Рады, вмешательство Марны в вашу судьбу, да само путешествие за Семь Преград, предпринятое именно сейчас. – Он покачал головой и вдруг усмехнулся легко и весело. – Я потому и согласился на эту безумную авантюру Алеора, я знал, где-то в глубине собственной груди чуял, что это станет началом. Но мы еще ничего не знаем, Светозарная. Мы стоим на самом пороге, и дверь лишь едва-едва приоткрылась перед нами, а за этой дверью – удивительный мир, совершенно неизученный, нехоженый, девственный лес с тысячью троп, которые только должны проложить наши ноги. И я счастлив, что могу хоть краешком глаза взглянуть на то, как эти тропы появятся среди бескрайнего леса.
- Разве тебе не страшно? – вдруг выдохнула Лиара, ощущая свою искренность сейчас особенно остро. Будто свое сердце она распахивала перед этим незнакомым ильтонцем, позволяя его теплым как первая трава под солнцем глазам заглянуть внутрь своих самых потаенных, упрятанных на самое дно души дверей. – Мы входим в это неизвестное, в это новое, совершенно ничего о нем не зная!
- Конечно, не зная, - улыбнулся ей Кай. – Это же – новое! – Его рука с превеликой осторожностью поднялась и легла ей на плечо. Ладонь была такой огромной, что накрыла его целиком, но при этом удивительно теплой и легкой, как пух. – Не страшись начала, Светозарная. Остановить ты его все равно уже не сможешь, ибо оно началось. Не страшись начала, потому что это – длинная дорога в золотую даль, на которой тебя ждет множество нового, волшебного, чудесного. Никто не может нам сказать, что ждет впереди, потому что никого до нас там еще не было. Так как же здорово то, что нам выпал шанс первыми оказаться там и взглянуть в лицо этого мира в самый первый его день!
Лиара не до конца поняла то, что сказал ей Кай, как и не до конца поняла сам вопрос, который она ему задала. Но что-то внутри нее совершенно точно получило ответ, и это что-то пело, заливаясь первыми весенними соловьями в наполненной яблоневым цветом ночи.
========== Глава 50. Странные просьбы ==========
Аластар расположился глубоко в разветвленной дельте Тонила. Может быть, поэтому он и не стал главным портом Лонтрона на морском торговом пути с юга: причаливать здесь было сложнее, чем в Алькаранке. Да и торговля по реке шла лишь с южными государствами, которые могли предложить заморским купцам только зерно и сельскохозяйственные товары, и Речным Домом, эльфы которого слыли самыми прижимистыми скрягами среди всех обитателей Срединного Этлана и торговались до хрипоты за каждый медяк.
Тонил – вторая по величине водная артерия Этлана после могучего Асхалата, рассекающего материк буквально на две половины, разливался здесь широко, так широко, что Рада не сразу поняла, что они достигли его громадной дельты. Сначала однородный пустынный берег, кое-где поросший небольшими купами деревьев, сменился буроватой равниной, заросшей жесткой прошлогодней травой. Потом и он скрылся из глаз, и вокруг потянулись бескрайние поля колышущейся под ветром и тревожно шумящей болотной травы высотой в рост человека. Ветер пробегал по ее зарослям, словно громадная ладонь по волосам, и трава клонилась к воде, шумя и обмакивая пожухлые стебли прямо в соленые морские волны.
Воздух изменился. Теперь пахло гниющими водорослями и болотом, с берега тянуло сыростью. Над бескрайними разливами воды кричали белые стаи чаек, то взлетая в воздух, то ныряя вниз и отыскивая среди густых зарослей прокорм. Никаких других птиц уже не было: подступала осень, и все они отправились в дальние края, на юг, туда, где теплее и есть пища. Совсем скоро ветры с востока совсем разозлятся и будут резать острыми ножами, в ярости расшвыривать вокруг пригоршни снега и ледяной каши, и болотная трава поникнет, опуская свои стебли в воду и покорно принимая волю неба. Вслед за этим придут ледяные холода, и царица зима своим дыханием выстудит воду, и та зарастет толстой коркой льда, под которой уснет до весны шумная и бурливая речная дельта.
Но пока еще жизнь вовсю кипела среди тысяч проток и заводей, которые образовывал здесь Тонил. То и дело среди густой травы мелькали лодчонки и лодочки рыбаков, расставляющих сети и вылавливающих последний осенний скудный улов. Порой мелькали суда покрупнее, направляющиеся куда-то на запад, петляющие сквозь узкие протоки, но старающиеся держаться как можно незаметнее среди густой травы: контрабандисты, пираты и те из торговцев, что не слишком-то стремились платить налоговые пошлины в казну Лонтрона или мухлевали с декларациями. Здесь таких всегда было гораздо больше, чем в Алькаранке, как и в Северных Провинциях, впрочем. Аластар отстоял слишком далеко от столиц административных округов Лонтрона, отрезанный от основной части страны бесконечными гнилыми торфяниками, а потому за свою независимость привык бороться сам. Нет, конечно же, законы лошадников здесь действовали в полную силу, но далеко не полная часть налогов, собираемых с продаж, уходила в подконтрольный королю Лонтрона Остол Арран. И еще больше золота оседало в карманах бесчисленных таможенников, сборщиков налогов и податей, всевозможных дельцов разных уровней. О бюрократической волоките, свойственной лошадникам, и их любви к наживе ходили легенды, которые с легкостью затыкали за пояс даже жажду власти и непомерную гордыню мелонских дворян и купцов.
По большому счету, все хороши, один другого краше. И сидят еще, глядя друг другу через забор и постоянно проверяя, насколько плохи дела у соседа. Рада только усмехнулась и покачала головой. Политика всегда казалась ей громадной сточной канавой, в качестве маскировки прикрытой сверху тонким-тонким слоем одуванчиков: чтобы выглядело прилично. А то вроде бы как и нужное дело, и людям показать стыдно.
Равенна, похоже, знала здешние места, как свои пять пальцев. Как только они подошли к дельте, пиратка сама встала за штурвал и уверенно повела громадный морской корабль через сеть узких искривленных проток, словно по чутью выбирая лишь те из них, где дно было достаточно глубоким для осадки судна. Рада подозревала, что плаванье в этих водах грозит большой опасностью. Стоя у борта, она не раз и не два замечала едва-едва торчащие из воды остовы древесных бревен, которые вынесла сюда во время половодья могучая река, и их обломанные сучья были достаточно крупными, чтобы если не пробить борт насквозь, то значительно повредить его и расшатать доски. Не говоря уже о мелях, которых здесь должно было быть неимоверное количество. Вот только, Равенна, похоже, ничуть об этом не беспокоилась. Глаза ее смотрели только вперед, а руки уверенно лежали на штурвале, и «Блудница» ужом скользила через лабиринт из желтой травы, порой поднимающейся так высоко и подступающей так близко, что стоящая у самого борта Рада, протянув руку, могла дотронуться до длинных, гнущихся ветром листьев, а за бортом тихо шуршало, когда просмоленные доски терлись о густую стену камышей.
Их морское путешествие подходило к концу, и от этого что-то облегченно разворачивалось в груди Рады, отпуская сводившее плечи напряжение. Сагаир остался далеко за спиной страшной песней о боли и смерти, песней холодного северного моря с его бескрайним горизонтом и ничем не сдерживаемыми ветрами. Теперь со всех сторон Раду окружали шершаво-желтые стены болотной травы, и это успокаивало, словно никто здесь больше не мог ее увидеть. Море – это, конечно, дело хорошее, но и его тоже не должно быть слишком много. Я уже чересчур наглоталась морской воды и соли, чтобы захотеть, наконец, размять ноги на твердом берегу.
