Ей хватило 15 минут, чтобы дойти до места встречи – и, оказавшись возле раскидистого тиса, Мэгги увидела, что гриффиндорцы пришли даже раньше ее.

— Ты рано,— отметила Гермиона,— но так даже лучше,— и, глянув на Гарри, спросила,— ты точно хочешь рассказать ей все?

— Да, Гермиона.

— Тогда самое время приступить,— сказала Мэгги, присаживаясь под деревом. Глянула на небо, отметив, что оно сильно потемнело от надвигающихся с востока сизо-серых туч…

Рассказ Гарри длился не один час – парень рассказывал о пяти годах противостояния с Волан-де-Мортом, то и дело, сбиваясь – на тех местах, где рассказ становился наиболее мрачным – сцены пыток, убийства…. А одну сцену он так и не смог рассказать – в итоге Мэгги воспользовалась легилименцией, чтобы увидеть ее.

Бой с Пожирателями смерти, что пытались завладеть пророчеством, пришедшая помощь от взрослых волшебников… и смерть крестного Гарри, от которой Мэгги почувствовала себя так плохо, что вышла из сознания парня.

— Сириус был мне как отец,— произнес Гарри, глядя Мэгги в глаза,— и я хотел мести. Но вслед за Пожирателями появился Волан-де-Морт, и, хоть ему и противостоял Дамблдор, он все же смог добраться до меня, почти уничтожил, войдя в мое тело. Но он не смог сделать это – как сказал Дамблдор, потому, что он не мог долго находиться в теле человека, что так напитан любовью… это чувство – самое ненавистное для Волан-де-Морта.

Он замолчал, глядя на Мэгги с какой-то странной пристальностью. Спросил чуть погодя:

— А теперь скажи – ты как-то причастна к Волан-де-Морту? Та сцена с пытками Пожирателя смерти тобой, что я видел... Что за задание он не выполнил? За что ты его карала? По приказу Волан-де-Морта…

— Тот Пожиратель был не единственным, кого я пытала по его приказу. Этим летом многие Пожиратели были наказаны моей рукой, но потом я перестала карать их, отказалась подчиняться Волан-де-Морту…

— Вот так запросто ушла?— скептически спросила Гермиона,— и он тебя отпустил?

— Я просто не пришла снова. А мой дом найти ему не под силу.

— Пусть даже так… ты солгала нам, сказав, что не слуга Волан-де-Морта. И как только Дамблдор не увидел этого? Он непременно узнает об этом, и тебя посадят в Азкабан.

Сказав это, Гарри, кинув на нее презрительный взгляд, зашагал прочь вместе с друзьями. А Мэгги, даже не найдя, что возразить, смотрела им вслед, слыша одно и то же: «Тебя посадят в Азкабан»… Если так произойдет, ее уже ничто не спасет – дементоры, стражи Азкабана, вызывая вновь и вновь в ее памяти самые плохие воспоминания, добьются того, что она убьет себя своими же пытками, которым не будет конца…

Она думала об этом, не замечая капель дождя, все более частых…. И, при мысли о том, что будет с ее матерью, когда она узнает, каким чудовищем стала ее дочь, сердце Мэгги защемило – горечь раскаяния наполнила ее душу. И, осознав, что испытает совсем скоро, волшебница безвольно опустилась на мокрую траву, в ожидании заслуженной кары. Та, мгновенно обрушившись, скрутила тело Мэгги в жутких судорогах, сломив ее волю, заставляя срывать горло в бешеном вопле смертельно раненного зверя. Запредельная боль, заставляющая ее рыдать, уничтожала ее сущность, стирая в порошок, она сводила Мэгги с ума, рисуя в воспаленном мозгу волшебницы ужасные картины: она стоит, скованная, не способная пошевелиться, а совсем рядом корчится в конвульсиях боли ее мать. Ее мучитель – Волан-де-Морт, злобно ухмыляясь, делает страдания несчастной волшебницы все сильнее и сильнее с каждой секундой. Вот он описывает кончиком волшебной палочки круг, заключая затихшую в изнеможении женщину на полу в некую сферу, короткий взмах палочкой – и Кэт с исступленным криком взмывает в воздух, корчась так, словно все ее мышцы из раскаленного железа. Мэгги пытается освободиться, плача от бессилия и ненависти, но может лишь смотреть, как мучается ее мать, зная, что ей уготована смерть. Она даже закрыть глаза не может, чтобы не видеть мучения матери – и они, вместе с ее криками, ввергают Мэгги в пучину беспамятства…

… Она пришла в себя от звука чьих-то слабо различимых голосов. Чтобы их понять, понадобилось сосредоточение и немного времени…

— Вы полагаете, мы столкнулись с проявлением ее способностей?

— Это самое правдоподобное. В то, что ее кто-то проклял, мне не верится.

— Но какова должна быть ее вина? Столь долгие мучения, которые совершенно невозможно остановить…

— А об этом нам расскажет сама Мэгги – возможно, прямо сейчас.

Мэгги, наконец, придя в себя полностью, увидела тех, кто говорил: Снегг и Дамблдор. Они, заметив, что волшебница очнулась, подошли к ней, просветлев лицами.

— Как вы себя чувствуете?— спросил Снегг.

Мэгги что-то прохрипела, обнаружив, что говорить пока не может. Впрочем, ее «ответ» оказался достаточно емким для Снегга – тут же успокоившись, он повернулся к Дамблдору.

— Не сейчас, Северус,— произнес директор упреждающе,— выяснение обстоятельств может подождать.

— Но ведь мы…

— Не стоит. Наша с вами излишняя поспешность может навредить мисс Мейнджен – ее состояние может ухудшиться.

— Скажите, профессор – что было со мной?— спросила Мэгги хрипло, удивившись своей способности говорить.

— Больше трех часов ты корчилась в судорогах боли, непрерывно крича, а уже в конце – хрипя,— ответил Снегг,— и только полчаса назад твои мучения закончились.

— И вы не смогли остановить меня?

Снегг язвительно хмыкнул, как бы спрашивая, каким образом они могли это сделать.

— Теперь нам нужно узнать, отчего тебя мучила такая боль,— произнес Дамблдор, подойдя к Мэгги ближе,— ты готова рассказать нам об этом?

Волшебница, поколебавшись, кивнула.

— Да. Осознание своей вины прошлого привело меня к собственному истязанию, избежать которого мне не удалось.

— Что же или кто так повлиял на тебя?

— Я сама пришла к этому, меня лишь немного подтолкнули.

— Чем же?— спросил Снегг нетерпеливо.

— Я могу не отвечать на этот вопрос?— обратилась Мэгги к Дамблдору.

Тот кивнул, но Снегг был явно не согласен с ним:

— Должно быть, это было наказание за пытки мисс Паркинсон?

Мэгги в отрицании качнула головой, к разочарованию Снегга. Он, было, хотел сказать еще что-то, но Дамблдор произнес категорически:

— Не надо давить на нее, Северус. Сейчас все, что нужно Мэгги – сон и отдых.

Волшебница почувствовала громадную, почти материальную, благодарность к директору Хогвартса – у нее сейчас не было совершенно никакого желания распространяться о своем подчинении Волан-де-Морту и его последствиях. Так что она, не дожидаясь, когда профессора покинут больничную палату, погрузилась в сон…

…Она шла по лесу – целенаправленно, чувствуя, что ее ведет интуиция…. она не знала этих мест, но точно знала, куда должна придти, и теперь твердо шла к своей цели. Пара шагов – и лес закончился, перейдя в луг, совсем недалеко Мэгги увидела облаченную в черное одеяние женщину, что стояла неподвижно у небольшого холмика, поросшего травой. Ветра не было, и женщина казалась изваянием, сделанным неизвестным скульптором. Но ее одиночество было нарушено – внезапно, словно изниоткуда рядом с ней появился облаченный в длинную черную мантию волшебник, от вида которого она, стоящая возле деревьев, почувствовала ужас. Волшебница в черном одеянии, повернувшись, увидела летящий в нее зеленый луч Убивающего проклятья. Закричала…. И торжествующе рассмеялся ее убийца, что секунду спустя вместе с ней, стоящей у деревьев, наблюдал, как мертвое уже тело падает на землю…

Исступленный крик звучал у нее в ушах, пока она не поняла, что это ее крик. Пока не очнулась, увидев, что она не в лесу, наблюдает смерть своей матери от руки Волан-де-Морта, а в больничном крыле Хогвартса.

— С вами все в порядке?— услышала Мэгги обеспокоенный голос мадам Помфри,— вы так кричали…

— Извините, что разбудила,— произнесла волшебница, что краем сознания еще находилась в том кошмаре,— я… мне кошмар приснился…