Мадам Помфри, оправившись, кивнула, соглашаясь с Мэгги. И, отлучившись на минуту, принесла ей зелье, от которого обильно шел пар.
— Выпейте, это успокоительное,— сказала она, увидев недоумение на лице волшебницы,— вы заснете безо всяких кошмаров, когда выпьете его.
Мэгги, не сомневаясь больше, в пару глотков осушила бокал, тут же почувствовав, как глаза слипаются. И провалилась в сон без сновидений…
…Яркие лучи солнца, без помех проникающие в окна медпункта, не дали Мэгги возможности поспать подольше, вновь возвратив ее к реальности. Тут же вспомнилась каждая деталь приснившегося ей кошмара.… Чувства отчаяния и ужаса. Но это был лишь сон, он не может воплотиться в реальности…
От мрачных раздумий ее отвлекли тихие шаги гостя, коим оказался Дамблдор, что спросил, подойдя к ее кровати:
— Как твое самочувствие, Мэгги?
— Нормально, вроде. Только мысли немого путаются.
Дамблдор понимающе кивнул.
— Неудивительно. Ведь ты здесь уже неделю лежишь. Да-да,— повторил он, увидев изумление на лице Мэгги,— ты четыре дня была без сознания, после того, как мучения твои прекратились, и еще два дня находилась в глубоком сне после некоего приснившегося тебе кошмара. Так что сегодня уже 14 сентября, суббота. И теперь мне просто необходимо знать, что стало истинной причиной твоих мучений.
Пристальный взгляд ясно-голубых глаз директора ясно сказал Мэгги, что ей придется ответить, что она и сделала:
— Этим летом я попала в особняк Волан-де-Морта, и пытала своей волей его слуг – принужденная их виной. Потом мне удалось сбежать, но забыть о том, что я сделала, я не смогла. И об этом же мне напомнил Гарри, когда обвинил в пособничестве Волан-де-Морту. И я, представив, что будет с моей матерью, когда она об этом узнает, почувствовала неимоверную боль пыток… Что прекратилась только когда пересилила величину моей вины…
— И случилось это лишь спустя четыре часа. А остановить тебя как-то иначе было попросту невозможно…. Откуда же у тебя такая особенность?
Казалось, Дамблдора волнует только это – он даже как будто и не удивился тому, что Мэгги подчинялась Волан-де-Морту. Но волшебница не могла не спросить:
— Так что, профессор? Каким станет мое наказание?
— Наказание?— переспросил Дамблдор с изрядной долей удивления в голосе,— ты полагаешь, я стану тебя наказывать теперь? Ведь ты уже сама искупила свою вину, и твое право решать, повторять ли совершенную этим летом ошибку или нет.
Мэгги хотела было кивнуть, но поняла, что вновь проваливается в сон…. И уже не увидела, как Дамблдор ушел, оставив ее в одиночестве…
… Она была где-то далеко-далеко, там, где не была раньше и где вряд ли вообще могла побывать. Ей казалось, будто тот же белесый туман, что окружает ее со всех сторон, наполняет и ее тело, освобождая ото всех тревог и забот. Разум ее спокоен и чист от всего, а душа… она буквально поет от некоего ранее неведомого чувства – чувства осознания полной безопасности, какого-то неземного счастья… Туман, перемещаясь и редея, преобразовался в дорогу, что ведет вперед, петляя и извиваясь. Она идет по этой дороге, следуя за неким зовом, что ощущает не слухом, а сердцем – зов от того, кого она так хотела видеть, кто ей так дорог…нужно лишь закончить путь…
Она, лишь мгновения назад пребывающая во сне, теперь лежала, бездумно глядя в потолок, пытаясь вспомнить, что видела во сне. Но воспоминания ускользали, словно мыльные пузыри, растворялись, оставляя после себя те же счастье и умиротворение…. Мэгги оставила попытки вспомнить, откуда все эти эмоции и в памяти ее тут же сами собой всплыли сцены из недавнего кошмара. А за ними – события прошлой недели… Боль пыток теперь казалась ей достойной ценой за то, что рассказал ей Гарри – и над чем Мэгги могла подумать. В прошлом – лишь тень былого могущества, теперь Волан-де-Морт вернул себе физическое тело, и вновь идет к своим целям. К тому же, он смог достичь бессмертия.… Но как? Можно гадать без конца…
Только Мэгги обратила все свое внимание на реальность, как услышала чье-то категорическое:
— Я не могу впустить вас – она сейчас нуждается в отдыхе!
— Пустите нас, пожалуйста! Мы не будем шуметь, лишь убедимся, что с Мэгги все в порядке!
Уже не обращая внимания на возражения мадам Помфри, Мэгги, сорвавшись с кровати, понеслась к дверям, у которых и обнаружила Мэган, что тут же ее обняла.
— Как здорово, что ты, наконец, поправилась!— воскликнула Мэган радостно,— мы все так за тебя беспокоились…
Подруги поддержали ее согласными кивками, и все вместе направились к кровати Мэгги, расположившись вокруг.
— Нам говорили о тебе такие вещи, что мы решили сами тебя навестить, все узнать,— начала Мэган с легкой улыбкой,— скажи, это ведь не рук Пэнси дело?
— Нет,— в отрицании покачала головой Мэгги,— просто… случился приступ, вот мне и пришлось отлеживаться неделю.
— Приступ?— переспросили девушки в голос,— но ты раньше не говорила нам, что…
— Я просто не хотела вас тревожить. Свойства у него крайне непредсказуемые, а в проявлении своем – неприятные.
И Мэгги, понимая, что лучше умолчать о правде, рассказала особенности «Болезни милосердных», добавив, что этот приступ был третьим по счету.
— Два первых раза болезнь проявлялась, когда я была еще маленькая. И вот теперь… Совершенно неясно, что является причиной возникновения приступов, так же неясно, что служит причиной их завершения.
— И лекарства нет никакого?— спросила Мэган с возмущением,— больные лишь ждать должны, когда все само пройдет?
— Есть одно зелье, что действует лишь во время приступа. Но приготовить его может не каждый зельевар – при ошибке человека ждет смерть…
Мэгги тут же пожалела, что сказала эти слова – девушки, как одна, воззрились на нее с крайним ужасом в глазах.
— И тебя допустили учиться в таком состоянии? А вдруг приступ…?
— Профессор Снегг мне поможет – ведь именно он сварил необходимое мне зелье, когда начался приступ,— продолжала сочинять Мэгги, понимая, что отступать поздно,— так что опасаться нечего. В общем, симптомы похожи на действие пыточного проклятия – жуткая боль и судороги…
Лишь начав, Мэгги прервалась, почувствовав уже, не только увидев ужас Мэган и ее подруг.
— Так что мне здесь точно еще не один день лежать придется. Пока полностью восстановлюсь…— добавила Мэгги, когда девушки более или менее пришли в себя,— неделя – максимум.
Они еще минут пять побыли у Мэгги, после чего мадам Помфри решительно выгнала девушек, сказав, что волшебнице нужен отдых.
Мэгги не ошиблась – всю следующую неделю она провела в больничном крыле, восстанавливаясь после приступа. Каждый день к ней приходила Мэган, рассказывала о том, что происходит в школе, справлялась о самочувствии. Иногда с ней приходили ее подруги, веселя Мэгги забавными рассказами.… А за день до выписки появился Драко, что тут же начал расспросы о болезни Мэгги.
— Мэган и ее однокурсницы такую чушь про тебя рассказывали… Болезнь странная, непонятные приступы. Что же на самом деле произошло, что ты уже две недели в больничном крыле валяешься?
— Тебе только это интересно?— вспыхнула Мэгги, возмущенно глядя на Драко,— а как я себя чувствую – на это тебе плевать, так?
Малфой, заметно смутившись, в отрицании покачал головой.
— Да нет же, Мэгги – это вовсе не так. Я же вижу, что с тобой все в порядке, поэтому…
— Ладно, можешь не продолжать, я поняла,— откликнулась Мэгги немного ворчливо,— но почему ты считаешь, что слова Мэган – бред?
— Забыла, как рассказывала мне о своей способности карать волей?— усмехнулся Драко в ответ,— уж скорее ты сама себя тогда карала, а не приступ случился. Одновременно две редчайшие особенности у тебя быть не могут.
Мэгги не могла не признать правоту слов Драко – поэтому в согласии кивнула.
— Да, это так. Мэган не знает о моей способности карать – и я не хочу, чтобы она и другие слизеринцы узнали об этом. Поэтому я и придумала историю с приступами. Такая болезнь существует на самом деле, но, к счастью, меня она не мучает.
