— Это был приступ,— произнесла она прежде, чем маг успел хоть что-то сказать,— в очередной, уже второй раз, проявилась моя болезнь.
— Болезнь?— переспросил Волан-де-Морт удивленно,— впервые слышу, что ты страдаешь от какой-то болезни. Почему ты не сказала мне о ней ранее?
— Потому, что она проявляется в череде приступов, а приступы эти происходят не в определенное, известное мне загодя время, а спонтанно, по своему собственному желанию и непонятным мне причинам. Я больна этой болезнью с рождения – так же, как и моя мать, от нее же она мне и перешла, словно по наследству; но до сих пор было только два приступа – первый – когда мне было 15, а второй – сейчас, 6 лет спустя после этого. Приступ начинается с резкой боли, пронзающей сердце короткими уколами. В течение восьми минут боль постепенно возрастает, и только в это время есть возможность принять противоядие – ни до, ни после оно ничего не изменит. Успел – повезло, если же нет, то… ты обречен на смерть – адская боль сломает тебя, терзая до предсмертных судорог. А после… ты умрешь, и тело твое растворится, исчезнув без следа, оставленное покинувшей его душой.
Мэри замолчала, опустив голову – так, словно сказанное причинило ей сильную боль. А Волан-де-Морт, похоже, принял ее рассказ за ложь – во всяком случае, спросил презрительным голосом:
— И ты хочешь, чтобы я поверил в этот бред? Ты только что выдумала какую-то болезнь, которой и быть то не может, и думаешь, что это похоже на правду?
Волан-де-Морт хотел сказать что-то еще, но осекся, увидев взгляд Мэри, который она подняла на него – светящийся ненавистью и холодной яростью, правотой и силой.
— Хочешь сказать, я вру?— спросила она очень тихо и ядовито,— что я неизвестно для чего придумала сказочку о редкой болезни, передающейся по материнской линии, что проявляется редкими приступами?
— Неизвестно для чего?— переспросил Волан-де-Морт иронично,— да нет, это-то как раз ясно. Что бы вызвать у меня жалость и получить некоторые привилегии.
— Можешь подавиться своими привилегиями, и жалостью вдобавок, мне они нужны, как маглу — волшебная палочка,— бросила Мэри коротко и зло, исподлобья смотря во вспыхнувшие багрецом глаза мага.— И мне плевать на то, что ты мне не веришь – эта болезнь существует и будет существовать, даже если ты будешь считать ее лишь плодом моей больной фантазии.
Выговорившись, она вновь опустила голову, словно посчитала разговор оконченным, но он таким не был — Волан-де-Морт решил развить тему, спросив:
— Допустим, болезнь не миф. А откуда тогда ты знаешь, что именно происходит с тем, кто не успел выпить противоядие? Прочитала в книжке?
— Нет, видела своими глазами,— коротко ответила Мэри, вновь подняв свой огненный взгляд на Волан-де-Морта,— так, от очередного приступа, умерла моя мать.
Короткая пауза молчания и следом:
— А сколько готовится противоядие?
— Месяц, и столько же хранится после этого.
— В таком случае, думаю, что ты понимаешь – эта болезнь – серьезное препятствие твоему пребыванию здесь,— сказал Волан-де-Морт жестко,— если приступы, как ты говоришь, проявляются спонтанно, то следующий приступ может возникнуть завтра, и он прикончит тебя, ведь противоядия у тебя нет.
— Есть,— возразила Мэри, улыбнувшись,— я всегда варю зелье с таким расчетом, чтобы приступ, если и проявится, не застиг меня врасплох.
— Какие гарантии, что мои же усилия не пропадут в случае чего?
— Стопроцентные.
Волан-де-Морт, просверлив Мэри подозрительным взглядом, кивнул, видимо, решив, что она не лжет.
— В таком случае наши тренировки продолжаться завтра. Проинформировав Мэри, маг вышел из комнаты, оставив волшебницу в одиночестве, но ей только это и нужно было – прямо в одежде откинувшись на кровать, она блаженно закрыла глаза, предаваясь сну, хотя над особняком ярко светило полуденное солнце…
Быть может оттого, что больше недели Мэри трудилась не жалея себя, она проспала до утра следующего дня, более восемнадцати часов, и проснулась полная сил и энергии, что била через край. Она была бы очень уместна на очередной тренировке. Но той не состоялось – Волан-де-Морт, зашедший в комнату Мэри прежде, чем волшебница успела сделать хоть один шаг к двери, объявил, что на некоторое время их уроки прекратятся – ему нужно решить кое-какие срочные вопросы. А в это время она должна будет тренироваться самостоятельно в двух новых заклятиях.
— Первое – Щитовое,— сказал он, незамедлительно сотворив блестящий щит для наглядности, и повторив слова заклятья, которые Мэри, как и все до этого, должна будет произносить мысленно – невербально.
— Второе – Иллюзия.
— Иллюзия?— переспросила Мэри с оттенком недоверия в голосе,— умение создавать выгодные тебе образы, не соответствующие реальности?
Легкий кивок Волан-де-Морта подтвердил, что Мэри права, но знание теории не дает умение, что она и доказала на своем примере.
— Сейчас в сотворении иллюзии ты потерпела неудачу,— заметил Волан-де-Морт пренебрежительно,— что ж, именно для того, чтобы ты научилась сотворению иллюзий, я и даю тебе неделю, может быть, и больше — зависит от того, как быстро я закончу свои дела. Вот как иллюзия может влиять на людей, пользуясь их чувствами.
Прочертив резкими движениями волшебной палочки воздух, Волан-де-Морт сотворил серебристую дымку, что в мгновение ока окутала Мэри. Сначала эта дымка была безобидной, но потом… она стала чем-то вроде тумана, сокрыв от волшебницы все, а когда рассеялась, то она увидела сначала силуэт, а затем и самого человека — того, кто был так дорог ей, того, кого она постоянно пыталась вспомнить, и не могла – это был Морис, ее отец. Он улыбался безмятежно и счастливо, и протянул к Мэри руки, словно вновь хотел взять свою любимую малышку на руки. Слезы счастья брызнули из глаз волшебницы, открывая жестокую правду – перед ней стоял вовсе не ее отец, а Волан-де-Морт. Мэри пронзила его одновременно ошеломленным и ненавидящим взглядом, после чего рухнула на пол без сознания, не выдержав столь сильного потрясения.
В сознание ее привел Волан-де-Морт — он сидел в изножье ее кровати.
— Вот такой эффект и должны нести иллюзии,— сказал он.
На мгновение ему показалось, что волшебница сейчас придушит его – в глазах ее отразилась слепая ярость, но уже через пару мгновений все лицо Мэри просияло, и она порывисто обняла опешившего от такой перемены мага.
— Ты даже не представляешь, что именно только что сделал для меня,— сказала она, разнимая руки,— я всю свою жизнь пыталась вспомнить образ моего отца, а ты… спасибо тебе!
В голосе и глазах Мэри было столько благодарности, словно Волан-де-Морт только что спас ей жизнь.
— Не думал, что эта иллюзия настолько обрадует тебя,— ответил он, справившись с изумлением,— но, раз я так много сделал для тебя только что, ты просто обязана отблагодарить меня своим усердием в тренировках. Я буду отсутствовать в особняке, по меньшей мере, неделю, и за это время ты должна в совершенстве владеть теми заклинаниями, что я показал тебе только что.
Маг повторил слова заклинаний, и Мэри энергично кивнула, показав, что она все поняла.
— Я бы хотела вновь гулять по окрестному лесу в эти дни,— сказала она, с мольбой взглянув на Волан-де-Морта, что собрался выйти из ее комнаты. Тот, с минуту подумав, кивнул:
— Хочешь – гуляй, но если я не увижу безупречного результата, когда приду проверять твое знание Щита и Иллюзии – переселю тебя в одну из темниц, где ты не увидишь даже маленького кусочка неба.
Удостоверившись в том, что Мэри его прекрасно поняла, Волан-де-Морт без промедления вышел из комнаты, оставив ее наедине со своими мыслями и чувствами. Волшебница лежала на своей кровати без движения около часа, видя перед собой мысленным взором образ отца и наслаждаясь тем, что теперь будет всегда его помнить. Впрочем, о тренировках она не забыла, поэтому, заставив себя подняться с кровати, принялась отрабатывать раз за разом Защитный Щит. Она тренировалась до самого вечера, но так и не смогла сотворить что-то даже отдаленно похожее на щит. Вконец уставшая, она спустилась вниз – поужинать, а после проверила новое противоядие, что сварила недавно – настаиваться ему нужно было еще около двух недель (само приготовление зелья занимало около часа, а настаивалось оно для полной готовности немногим более трех недель).
