И он только сейчас понял, что да — стоило. Эгоистично — пусть, но он не представлял, как вернется к прежней затворнической жизни, не после того, как повстречал столько важных для него людей. Поэтому… наверное поэтому он не мог признаться, что ненавидит Мукуро. Ведь это значило то, что он обесценит светлые события, что произошли с ним за этот год. Поэтому не мог убить его.
Или, может, он просто сошел с ума, и его воспаленное сознание несет какую-то околесицу.
— Ты меня отпускаешь? — дрогнувшим голосом спросил Хибари, с трудом проглотив комок в горле.
Мукуро дернул уголками губ, кривя лицо. Потому что — нет, не хотел он. Никогда не хотел, на самом деле, и даже убедить себя в правильности этого поступка ему не удавалась ни разу, разве что только на время. Он не отпускал — нет, он просто мирился с поражением. Да, у него есть связь с Хибари, но она не равна любви, которой он не добьется от него и через десяток лет. Бороться за то, что ему никогда не достанется… скажем так, уже выше его сил. И к тому же… он уже не мог его защитить. Более того, он сам его едва не убил.
— Разве вопрос задавать должен не я? — неискренне улыбнулся Мукуро, стараясь взять себя в руки. Он был в опасности: орден наверняка захочет вздернуть его на ближайшем дереве, но, честно говоря, это волновало его куда в меньшей степени, чем сам Хибари. — Ты меня отпускаешь?
Хибари смотрел на него потерянно и грустно, словно ему и впрямь не хотелось расставаться. Скорее всего, Мукуро так себя утешал, потому что… потому что расставаться не хотелось. Он любил, любил сильно и, можно сказать, самоотверженно, поэтому не мог найти в себе силы отпустить добровольно. Поговорка «если любишь — отпусти» явно была не для него.
Хибари снова вскинул голову. Звуки боя затихли, слышались победоносные возгласы и топот копыт. Кто бежал — непонятно. За кем победа?
— Тебе нужно спрятаться, — медленно, будто еще раздумывая, сказал Кея, напряженно глядя в сторону ворот. Сердце билось так же медленно и очень гулко. — Я уведу их, а ты сможешь бежать. — Он перевел на него взгляд. — Я тебя отпускаю.
Три слова… но почему-то, совсем неожиданно, стало легче. Нет, больно было, но… все равно, немного отпустило. Он перестанет за ним гнаться, не будет пытаться его убить. Он сказал: «Я отпускаю тебя», но освободил обоих.
Мукуро расправил плечи, навесил на лицо свою привычную высокомерную улыбочку и притянул к себе Хибари, поймав его за запястье. Кея удивленно распахнул глаза, но отбиваться не стал.
— Не хочу, чтобы ты запомнил меня тряпкой, валяющейся у твоих ног, — прошептал Мукуро ему на ухо, оглаживая ладонью его щеку. — Я люблю тебя, Кея, — рукой вниз, по шее, по обожженному оголенному плечу, — ты и сам это понимаешь, но нет нужды переживать за меня, — переплетая пальцы, невесомо касаясь губами виска, — я смогу жить без тебя, хотя не буду отрицать, что мне будет очень тяжело. — Он отстранился на мгновение, но только чтобы поцеловать, трогая губами его губы, чувствуя металлический привкус крови во рту, обнимая за талию — крепко, сильно, и Хибари ответил ему, осторожно взявшись за его локоть, закрыв глаза, и сердце в его груди билось уже совсем не медленно и гулко.
В голове, как перед смертью, мелькали события прошедшего года. Наемник, внезапно появившийся в его спальне глубокой ночью, опьяняющая страсть, будоражащие кровь драки, ослепляющая ревность, война, бои, побег… Так много всего, а кажется, что слишком мало. Еще минута, две, час, день, год — ему было бы мало и вечности рядом с Кеей, но принуждением он больше заниматься не хотел. А его, увы, по-другому не заполучить. Только треклятому, чтоб его, Дино это удалось, за непонятно какие заслуги.
По воротам ударили.
Мукуро отстранился вновь, но уже в последний раз. Хибари тяжело дышал, смотря на него расплывающимся взглядом из-под полуприкрытых век.
— Еще немного, и уйти не смогу, — усмехнулся Мукуро не без сожаления. Жестоко с его стороны так идти навстречу, зная, что они разойдутся. Что ж, Кея никогда не отличался добрым нравом и жалостью. Впрочем, последнее было и не нужно. — Будь счастлив, Кея. Для меня это… важнее всего.
— Буду, — кивнул Хибари, и Мукуро поковылял к сгоревшему остову замка, чтобы укрыться там на время. Спину ему прожигал тоскливый взгляд. Это придавало силы. Заставляло держаться ровно, расправив плечи, выпрямив спину, вскинув голову… Быть жалким в его глазах… это зрелище он уже ему показывал.
Он скрылся за углом и хотел упасть на землю и предаться унынию: он устал, был разбит и ранен. Ему хотелось лечь и умереть, но это был бы не он, поступи он так. На страдания он отведет время, но непременно придет в себя. Всегда приходил…
Когда он уже пригнулся, чтобы тяжело осесть на землю, со спины к нему подошел Хибари и обхватил руками, уткнувшись лицом ему в плечо.
— Что ты…
К звукам удара по воротам присоединился треск.
— Спасибо… — тихо сказал Хибари, стискивая руки. — Не знаю, за что. Может, за то, что пытался спасти. За то, что спас. За то, что отказался от всего… Что верил в меня — только ты.
Каждый бой на арене, и только в глазах Мукуро уверенность в его победе и восторг.
Обжигающий жар на коже, и только Мукуро рядом, бросает свою прежнюю жизнь, свой громкий титул, свое будущее, чтобы вытащить его.
Мукуро всегда делал то, что от него требовалось, у него была определенная цель в жизни, к которой он долго и упорно шел. Он мог бы даже назвать себя удовлетворенным человеком в ту пору, когда наглухо закупоренный мирок чванливых аристократов открылся перед ним, покорился. Он делал это ради родителей, ради мести, не особо задумываясь о себе. Ему нравилась качественная дорогая одежда, его замок, владения, нравилась власть, нравилось не отказывать себе в удовольствиях, но он не хотел принадлежать высшему свету – ни разу. Ему нравились преимущества, которые ему давал титул, но он бы с радостью отказался от них, чтобы просто жить так, как он хотел сам.
Его единственным, собственным желанием за всю осознанную жизнь был Хибари. Единственный, ради кого он был готов поступиться своими планами на расписанную по мелочам жизнь, единственный, кто заставил его хотя бы на краткие мгновения чувствовать себя по-настоящему счастливым, единственный – во всем.
— Тебе пора, — глухо отозвался Мукуро, даже не шелохнувшись. Хибари отпустил его и отошел в сторону. — Иди уже.
Ворота с грохотом упали, обрушившись на землю с облаком пыли и осколками дерева. Хибари оперся рукой о стену, щуря глаза от летевшей в лицо грязи, и даже затаил дыхание, увидев Дино. Он осторожно шел по заваленному трупами и мусором двору, оглядываясь и сжимая в руках окровавленный меч. Мукуро обернулся, всмотрелся в завороженное лицо Хибари и улыбнулся сам себе: не вытравить ничем… Всегда Дино. Всегда он.
Кея растерянно взглянул на него, и Мукуро кивнул ему, мол, вперед. Это словно его подтолкнуло: он торопливо шагнул вперед — Мукуро заметил, что его губы тронула легкая улыбка, будто бы даже счастливая — и поспешил навстречу повстанцам, сжимая рукой раненный бок.
Дино наткнулся на него взглядом, замер и с явственным облегчением выдохнул, тяжело опираясь руками о свои колени. Было видно, как он обескуражен и рад.
— Боже, спасибо, — едва не воскликнул он, взволнованно убирая со лба взмокшую прядь волос, и побежал к Хибари, уже протягивающего к нему руки. — Я так боялся, так боялся… — Он стиснул его в объятиях, и люди за спиной недоуменно переглянулись. — Кея… живой.
Мукуро поймал взгляд Хибари, когда в порыве чувств его чуть не закружили по двору. Он улыбался той, своей редкой расслабленной улыбкой, и закрыл глаза, крепче обнимая Дино за шею.
Дино тоже его заметил, и улыбка сползла с его лица. Мукуро не испугался того, что он его заметил, смотрел на него в ответ, и между ними разве что только не искрило от напряжения. Пусть Мукуро и сам позволил Кее уйти к нему, увиденное его все равно серьезно задело. Смирение не означало, что он перестал быть ревнивым собственником. Дино отпустил Хибари и, настороженно помолчав, повернулся к своим.
