— Спасибо! Это очень полезный подарок.

Джо радостно улыбнулся, но почти сразу как-то потух, пятясь назад.

— Папа сказал, что мне нельзя с тобой дружить.

— Это еще почему? — нахмурился Мукуро.

— Потому что ты лорд, а я…

— Вот именно! Я лорд, и мне решать, с кем дружить! — фыркнул Мукуро и схватил его за руку. — И вообще. Когда я стану графом, ты будешь моим стражником… нет, капитаном стражи!

— Сын прислуги не может…

— Я буду графом, и я буду решать, — отрезал Мукуро. — Старик Анджело к этому времени все равно умрет.

— У-умрет? — испугался Джо.

— Но это будет еще очень нескоро. Пойдем, мне подарили деревянную лошадь — покатаемся!

— У него есть настоящие, но он радуется деревянной, — хмыкнул отец, провожая взглядом улепетывающего в сад сына. Джо, спотыкаясь, бежал за ним.

— Ничего, что он проводит время с сыном Анджело?

— Пусть. Может, это немного собьет с него непомерное высокомерие.

Мукуро побежал в сад, а Джо, пыхтя, потащил грубо стесанную лошадь следом. Его отец, Том Анджело, подающий напитки, беспокойно проводил их взглядом.

— Ты прочитал ту книгу, которую я тебе подарил? — спросил Мукуро, раскачиваясь на лошади.

— Всего пару страниц. Мне еще трудно читать.

— Что в этом может быть трудного? Ты, наверное, просто дурак.

— Папа тоже так говорит, — совсем не обидевшись, кивнул Джо, рассевшись на траве и дергая лепестки с сорванного цветка. — Я рожден не для этого. Прислуге не нужно уметь читать.

Мукуро нахмурил брови и соскочил с лошади.

— Но ты ведь не будешь прислугой. Поэтому учись, а то не станешь капитаном.

Джо рассмеялся. Он был немного старше, но понимал гораздо больше: когда Мукуро подрастет, то поймет, что дал обещание по детской глупости. Хотя сейчас стоило ему подыграть — это весело.

— Везет тебе, — вздохнул Мукуро, падая рядом с ним на землю. Джо хотел было напомнить ему про костюм, который он непременно испачкает травой, но промолчал. Все равно он сделает наперекор, как всегда. — Тебе не надо учиться и держать осанку.

— Зато я должен знать, как сделать раствор для того, чтобы отмыть пятна, и сколько воды нужно, чтобы поливать цветы.

— Это легче, не сравнивай, — оскорбился Мукуро и уставился на свои светлые шорты, покрывшиеся зелеными пятнами. — Не может быть! — вскочил он. — Почему ты не сказал мне, что я испачкаюсь, если сяду на землю?

— Но это ведь и так понятно…

— Не хочу слышать твоих оправданий. Если ты служишь мне, то должен предупреждать меня обо всех опасностях. — Он расстроено опустил плечи и побрел во двор, чтобы найти камердинера. Джо поспешил за ним, не переставая извиняться.

Когда они подошли ко двору, то заметили, что опустившиеся на время праздника ворота снова начали поднимать.

— Мукуро, что за вид? — вздохнула мать, взглянув на него. — Лорд Фарн прибыл, так что иди и позаботься о своем внешнем виде. Я прикажу камердинеру зайти в твою комнату.

Мукуро кивнул и, напоследок рассерженно посмотрев на Джо, направился к дверям.

— Рейборн, рад приветствовать тебя в своем замке, — раздался за спиной веселый голос отца, а потом — оглушительный крик. Мукуро обернулся и сначала не понял, что произошло. Один из стражников, вставший перед отцом, повалился на бок, а в его груди торчала стрела. Гарнизон Фарна, сопровождавший его в пути, оголил оружие; закричали гости, в панике рассыпавшись по двору; навстречу нападающим из замка вылетела стража, и со стороны крытого двора, где располагались казармы, послышался лязг доспехов.

Мукуро стоял, не в силах двинуться с места, и просто смотрел. В один миг, безо всяких объявлений войны и прочих сопутствующих правил, развернулась самая настоящая резня. Чужие воины убивали даже гостей — обычных деревенских жителей; в ушах стоял бесконечный крик, и перед глазами все крутилось в каком-то пестром конвульсивном танце.

В какой-то момент Мукуро обхватили поперек талии, подняли и потащили в распахнутые двери замка. Он забился, крича и пытаясь вырваться, до тех пор, пока не понял, что это был отец.

— Рейборн, подлец, — зло бросил он, ставя его на пол, когда внутренняя стража закрыла двери.

— Мукуро, боже, — обняла его мама и взяла на руки, прижимая к себе. — Почему Рейборн так поступил? Разве вы не…

— Друзья? — фыркнул отец, приказав перепуганной прислуге принести ему оружие. — Видимо, этот ублюдок не имеет представления о значении этого слова. Забирай Мукуро и уходи через тайный ход.

— А как же ты? — испуганно спросила она, с ужасом наблюдая, как он накидывает на себя защитный панцирь.

— А я граф. Я не могу бросить своих людей. Я не отдам свою землю добровольно. — Отец повязал ножны и на мгновение замешкался. — Я… может быть, присоединюсь позже, — сказал он, хотя и сам понимал, что это неправда. Он вздохнул и поцеловал Мукуро в лоб. — Выходим вместе, — приказал он стражникам.

Мама попятилась назад, и до Мукуро только дошло, что отец оставляет их. Он открыл рот, хотел закричать, позвать, зарыдать, но не мог, и просто бился у матери на руках, пытаясь вырваться.

Отец глубоко вздохнул и отвернулся, отдавая приказы страже.

Мукуро не мог закрыть глаза: вокруг носилась прислуга, не обращая на них никакого внимания — они кричали, воздавали молитвы богу и рыдали; летели осколки разбитых окон; в стенах и в полу торчали стрелы; пахло огнем и дымом. Мама что-то говорила, что-то успокаивающее и теплое, и плакала так сильно, что задыхалась.

Когда они подбегали к столовой, где начинался подземный лаз, раздался звон, и двери распахнулись, выпуская в коридор вражеских солдат.

— Леди Рокудо! — узнал маму один из них, и ей пришлось повернуть на лестницу. Она бежала наверх, спотыкаясь и путаясь в подоле длинного платья. Узкий пролет и бегающие в панике слуги задерживали преследователей, хотя несколько раз ее и Мукуро едва не задело острие меча. Эти люди кричали что-то вроде: «Убить ублюдка», они даже смеялись, и представлялись жуткими чудовищами из страшных снов. Это все казалось одним большим кошмаром.

Мама забежала в спальню и захлопнула дверь.

— Мукуро, пожалуйста, сиди спокойно, — взмолилась она, открывая нишу в стене. — Я скоро тебя заберу, ладно? Не бойся. — Мукуро держался за ее руку изо всех сил, и она с трудом отодрала его от себя. — Пожалуйста… — В дверь ломились, и мама толкнула его, грубо стряхнув с себя его ладонь.

А потом наступила кромешная темнота. Мукуро стоял, прижавшись лицом к холодному камню, и не мог даже закрыть уши. Он слышал, как выбили дверь, отрывистые голоса и мамин дрожащий голос. И слышал все, что было после: треск разрываемой ткани, рыдания матери и чужие голоса, судорожные вздохи и тягучий скрип кровати.

Он не знал, сколько времени провел, стоя в нише, но, когда очнулся, все затихло. Не страх не позволил ему выползти из убежища. Больше, чем умереть от голода, он хотел найти родителей, но ведь мама просила остаться, сказала, что сама его заберет. Если он уйдет, то она расстроится, не увидев его.

Время шло, но он оставался в одиночестве. Все тело ныло от неудобного положения, и сознание порой отключалось — от голода или недосыпа — он не чувствовал ни того, ни другого.

Однажды Мукуро услышал, как к нему постучались. Притихнув, он прислушался, но единственное, что услышал, было лишь биением его сердца. Это могла быть мама — никто больше не знал, что здесь кто-то есть. Он пытался позвать ее, но голос не шел, и он лишь тихо поскребся в ответ. Когда в ответ ему не пришло ничего, он запаниковал и толкнул стенку, даже не подумав о том, что предатели могли быть в комнате.

Но никого не было. Окна зияли разбитыми стеклами, и тусклый лунный свет озарял комнату: разбросанные по полу вещи, сорванные гардины, перевернутый стол, растрепанные книги… Здесь раньше всегда было так уютно.

Почему-то Мукуро вспомнил вечер перед Рождеством. Мама сидела за столом и читала вслух книгу, а они с отцом лежали на постели и рисовали в зыбком свете свечей.