— Какая тебе разница? — процедил Хибари.

— Любопытно. Ручаюсь, что он все-таки не повелся на тот бред, что ему наплела женушка и кто там еще мог быть. Что он сказал тебе, уже не испытывая к тебе ту всепоглощающую страсть, что потянула его на великие подвиги?

— Это тебя не касается.

— Но он же забыл, верно? — хмыкнул Мукуро. — Забыл о том, как пошел против меня? Как бегал в мой замок, как к себе домой, как решил затеять войнушку, наплевав на жизнь своих якобы товарищей… забыл то, какими словами сыпал, обещая тебе безоблачное будущее на свободе.

Хибари фыркнул.

— Твоя ревность просто смешна.

— А пусть и так. Имею право. — Он оперся спиной на стену и отвел в сторону взгляд. — Я бы не забыл. Хотел бы, но вряд ли смог.

— Какое самомнение.

— И это говоришь мне ты?

— Он забыл не по своей воле. Любой человек бы забыл. И ты не исключение.

— Ты забыл о том, что этот чудо-эликсир стирает память, но не чувства. Мне хватило бы одного взгляда, чтобы понять, что ты мне не безразличен.

— Какая чушь.

— Когда он узнал о том, что между вами было, что он сказал тебе? — повторил Мукуро, повысив голос. Хибари долго смотрел на него со жгучей ненавистью в глазах, прежде чем ответить:

— Тебе доставляет удовольствие причинять мне боль? Ты вдоволь издевался надо мной физически, а теперь решил добить еще и морально? Ты кем себя мнишь? Не много ли берешь на себя?

— Я люблю подчинение, Кея. И люблю власть. И да, мне нравится наблюдать за чужими муками, я не отрицаю. Не буду скрывать, что и с тобой я этим наслаждался, но сейчас только слепой дурак, вроде тебя, не сможет разглядеть изменения в моем к тебе отношении.

— Мне все равно. Или ты думаешь, что я забуду обо всем, что было? Кто из нас дурак после этого?

— Я не пытаюсь изменить твои чувства ко мне…

— Ненависть.

— Ладно, я не пытаюсь изменить твою ненависть ко мне, я просто хочу, чтобы ты понял, насколько большая разница между тем, что испытываю и делаю я, и Каваллоне.

Хибари едва не расхохотался.

— Ну так давай послушаем, Мукуро. Развесели меня.

— Позволь, я угадаю, какие слова произнес Каваллоне тебе на прощание, — терпеливо продолжил Рокудо, подаваясь к нему. Хибари яростно смотрел на него, играя желваками. — Он наверняка удивлялся тому, как он мог изменять своей жене, сокрушался, злился и на тебя, и на себя… а потом, потом он, скорее всего, извинился и сказал, что ему жаль. Ему жаль, что ты был в его жизни, не так ли? — Хибари молчал, и Мукуро удовлетворенно хмыкнул. — Что и требовалось доказать. Он увидел тебя, он говорил с тобой. И неужели внутри него ничего не дрогнуло? Он забыл тебя, но, по его словам, он так любил тебя. Что, Шамал умел стирать еще и чувства? — Хибари молчал. — Я не забыл бы. Я хотел бы, но не смог бы. Это не проверить, но я уверен в том, что не смог бы. Может, потому я и отказался от такого чудесного подарка? Может быть… может, Каваллоне в глубине души всегда жалел о том, что встретил тебя? И поэтому все прошло так гладко.

— Будто бы ты не жалеешь, — глухо отозвался Хибари. Мукуро покачал головой, не сдержав улыбки.

— Не жалею. Всегда твердил себе, что жалею, но на самом деле — нет. Все это: потеря титула, потеря друзей, позор и бесчестие, преследование, заключение, предстоящие мне издевательства и пытки… Это того стоило. Ты этого стоишь. Мои чувства этого стоят. — Он прикрыл глаза, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Сердце билось на удивление спокойно, и в целом царило какое-то… приятное умиротворение. Он просто говорил то, что думал, то, что чувствовал, без утайки и любимой им двусмысленности. — На самом деле, я действительно счастлив, что встретил тебя.

— Я не знаю, какого ты ждешь от меня ответа, — дрогнувшим голосом произнес Хибари. — Я… уже ничего не понимаю. Почему ты говоришь мне об этом сейчас… после всего, что было. Так много времени, столько всего прошло, почему сейчас?

— А как мне можно было понять, когда настала точка невозврата? Я не хотел признаваться даже себе, не то чтобы тебе. Это… мне казалось, что это делает меня слабым. Уязвимым. А потом… а потом я видел, что происходит с теми, кто позволяет себе такую слабость к тебе. Каваллоне — обычный фермер, стал лидером сопротивления, полностью переломал свой характер, свои привычки, стал тем, кем не является, а кем ему нужно было стать… А Шамал? Годами сбегать от королевских ищеек, щелкая их по лбу, а потом просто выйти к ним навстречу с распростертыми объятиями лишь для того, чтобы спасти тебя. И Скуало, который вообще мечтал тебя убить, но вместо этого решил умереть ради твоей свободы. Я не хотел быть как они, но понял, что уже поздно что-либо менять. Каждый раз, когда я говорил тебе, что люблю тебя, я действительно любил.

— В первый раз ты сказал мне об этом еще задолго до боев… а после этого столько раз… столько… — Хибари щелкнул языком, выходя из себя. — Ты думаешь, я поверю?

— Ты думаешь, что любовь — это телячьи нежности и томные взгляды, но у каждого человека она проявляется по-разному.

— Мм, мне повезло: у тебя она проявляется в избиении и издевательствах, — с сарказмом ответил Кея, буквально выплевывая каждое слово.

— Ты видишь только это, — покачал головой Мукуро, — мне нечего тебе больше сказать.

— А что тебе еще говорить? Ты прикрываешь свое вожделение и садизм красивыми словами, но на деле…

— Да, у меня много грешков за спиной; за одного тебя я уже достоин вариться в адском котле, но я, по крайней мере, честен. Сейчас, с тобой, я говорю правду. Мне незачем скрывать, потому что тебя я больше не получу. Игра окончена, Кея. Мы под стражей. Нет смысла кривить душой.

— Тогда выслушай мою правду, — процедил Хибари. — Мне плевать на твои сладкие речи, и мне плевать на твои чувства. Единственное, что я испытываю к тебе — это ненависть. Знаешь, почему я рад, что встретил тебя? Потому что, благодаря этому, я познакомился с множеством других людей: с Дино, со Скуало, с Ямамото и Оливьеро, с Закуро… с Шамалом. Это того стоило. Стоило каждой ночи, проведенной с тобой. Каждой сломанной кости, каждой капли крови, каждого вскрика — всего. И в этом списке нет твоего имени. — Он перевел дыхание и отвернулся, чувствуя, как намокают, слипаясь, ресницы. — Но я… словно в клетке. Какая ирония: изо всех людей, что окружали меня, рядом сейчас только ты. И поэтому у меня только одна цель — твоя смерть. Твои слова ничего не могут изменить. Может быть, когда-то давно… хотя нет, даже тогда — вряд ли.

— Да уж, я уже наверняка ничего не исправлю — не успею, но если бы у меня было время, хотя бы немного, я бы смог изменить твое отношение ко мне, и ты можешь от… — Мукуро резко замолчал и беспокойно нахмурил брови, неестественно замерев. — Что-то не так. Мы ведь проехали мимо фермы Каваллоне?

— Да… мы же только что говорили об этом, — непонимающе ответил Хибари и тоже застыл, додумавшись. — Но ведь эта дорога не ведет к границе.

— Зато ведет…

— …к твоему замку.

Хибари откинул голову назад, гулко стукнувшись затылком о стену. Меньше всего на свете ему хотелось возвращаться в место своего заточения, сосредоточение всего его маленького личного ада. Он был готов к очень многому, но только не к такому.

— Это значит, что графство уже точно не мое, — вздохнул Мукуро, медленно разжимая стиснутые кулаки. — Что ж, неудивительно. Наверняка моя стража сдала замок без малейшего сопротивления.

— Они считают тебя предателем.

— Ну, фактически я и есть предатель. Я нарушил закон, пошел против короны… неудивительно, как я и сказал. Моя стража никогда меня не любила, я выставлял их в дурном свете, заставляя наказывать людей за малейшую провинность. Даже потом, когда они к этому привыкли и сами наслаждались своей властью, все равно по привычке продолжали меня тихо ненавидеть.

— Им было за что. Скольких я убил, а ты даже не соизволил пальцем шевельнуть, чтобы помочь им.

— О, Кея, характер твоих наказаний им вовсе не стоило знать, — усмехнулся Мукуро, но, наткнувшись на ледяной взгляд, деликатно кашлянул, отворачиваясь в сторону. — Меня устраивало, что они просто выполняли приказы, их дружба мне даром не сдалась. — Он немного помолчал и вдруг улыбнулся. — Зато прислуга во мне души не чаяла. Вот уж кто точно скорбел по моей участи.