— Ты хочешь меня, Анри?

Я ничего не ответила, только улыбнулась мужу.

Северус осторожно сжал упругую грудь, закрыв на секунду глаза, наслаждаясь этим изысканным ощущением.

— Девочка моя, — выдохнул Северус и чуть стиснул вторую, улыбаясь мне. Лаская большими пальцами соски, он сжал упругий холмик одной рукой, вторая неторопливо ползла все ниже, гладя, дотрагиваясь, пока не отыскала мою женскую сущность, горячую, почти обжигающую и такую непередаваемо мягкую, что Северус застонал.

— Северус, — охнула я, сжимая его плечо. — Я хочу тебя.

Я подняла губы, ожидая поцелуя, и Северус был только рад услужить. Я ощущала вкус нараставшего желания, пока его пальцы продолжали ласкать меня. Я шевельнула бедрами, словно насаживая себя на эти длинные пальцы. Дыхание Северуса все учащалось, пока, не в силах вынести этой пытки, он не отстранился от меня.

Я смотрела на него: глаза чуть затуманены, губы приоткрыты, воздух короткими толчками вырывался из легких. Взглянув в его лицо, я увидела в глазах мужа лишь бесконечную нежность, нежность и голодное нескрываемое желание.

— Северус, — выдохнула я очень тихо и нежно посмотрела на него.

— Ты только моя! — сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня, и когда его язык легко скользнул во влажную пещерку моего рта, пальцы одновременно проникли в сомкнутые створки розовой женской раковины, начали ласкать и гладить нежную плоть. Я вскрикнула, вздрогнув и непроизвольно поднимая бедра. Северус поцеловал мою грудь, чувствуя ответную дрожь.

— Тебе так нравится, счастье мое, — шепнул он, обжигая мою кожу горячим дыханием.

— О да, Северус… — выдохнула я, но тут Северус, вобрав губами мой сосок, начал сосать и покусывать, и я была больше не в силах выдержать — слишком сильными, слишком напряженными и острыми были ощущения. Я снова вскрикнула, стиснула зубы, но его пальцы неумолимо продолжали ласкать меня, двигаясь теперь более ритмично, проникая глубже, и я поднималась и опускалась вместе с ними, стараясь надавить сильнее, без слов показать Северусу, чего я хочу.

Когда мое тело выгнулось в отчаянной мольбе, когда сладостно-жгучая, почти невыносимая боль пронзила меня, я громко выкрикнула имя Северуса, затерявшись в океане наслаждения, не пытаясь вынырнуть на твердую сушу, уносимая волнами экстаза.

Северус же не сводил взгляда с содрогающейся в конвульсиях меня, впитывая каждое движение, каждую смену выражений, чувствуя мое освобождение, как свое собственное. Я, наверное, выглядела такой потрясенной. Ошеломленной.

— Ты моя, навсегда!

Когда, наконец, неистовые судороги стихли, Северус приподнялся и без единого слова, без предупреждения вонзился в меня сильным, мощным рывком, прижал меня к себе и впился в губы поцелуем, заглушая мой вопль удивленной боли. И когда он проник глубоко в это тугое лоно, когда я приняла его в нежную, теплую и тесную расщелину, Северус оперся на локоть. Моя кожа была чуть влажной, и он с наслаждением втянул ноздрями воздух, почти клубящийся вокруг него, вдыхая горьковатые запахи пота и плотской любви.

— Посмотри на меня, — попросил он. — Маленькая моя, как же я люблю тебя!

Я подняла руку, легко обвела контуры его лица кончиками пальцев.

— Хороший мой… из глаз потекли слезы счастья.

Северус задрожал, закрыв глаза, пытаясь противостоять напору невероятных ощущений, которые я будила в нем. Северус сцепил зубы.

— Не двигайся. Пожалуйста, не шевелись.

— Любимый мой.

— Анри…

— Ты так глубоко во мне… Северус…

— О Боже, — охнул он, отчаянно пытаясь опомниться, взять себя в руки, но было уже поздно, слишком поздно. Северус стал набавлять темп, и блаженство накрыло меня.

Я почувствовала, как напрягается, вздрагивая, набухшая плоть, как он сам рассыпается на миллионы звездных осколков, теряя остатки разума, изливая семя в мое нежное лоно, отдавая все, все на свете, обещая без слов, что так будет до конца жизни.

И я приняла его, и удерживала, и приветствовала всем сердцем.

Северус тяжело дышал, я улеглась на его грудь и почувствовала его ладони на спине.

Я поцеловала его грудь и тихо прошептала:

Улыбнись, не страдай,

Мой обман оправдай,

Не теряй любви — не теряй!

Не теряй ко мне интерес,

Я еще не исчезла — не уставай!

Страсть любви испытай…

Сердце в кровь истерзай…

Ревность верностью обыграй!

Мои ночи счастливее всех — Я, Арианрода, твой грех, не забывай!

Северус сильнее прижал меня к себе и прошептал:

— Ах ты пакость моя.

========== Глава XLII. Он вернулся? ==========

1995 год.

Я выбежала на площадку перед трибунами, все бурно аплодировали. Гарри Поттер лежал на земле, он не двигался. Рядом с ним лежал Седрик.

Водоворот звуков оглушил меня и сбил с толку. Голоса, шаги, крики доносились отовсюду. Гарри оставался на земле, лицо его исказила болезненная гримаса, как будто вся эта какофония была лишь ночным кошмаром, который непременно пройдет… Знакомые чувства.

— Что с ним такое? — послышался шепот Флер, подойдя ближе к ним, она закричала и закрыла ладонями глаза.

Мы с Альбусом подлетели одновременно. Он схватили Гарри, и резко перевернул на спину:

— Гарри! Гарри! — Он открыл глаза.

Вокруг нас сжималось кольцо теней — это была окружившая нас толпа, которая становилась все больше и больше.

— Нет! Нет! Нет!

Гарри отпустил Кубок, но еще крепче прижал к себе Седрика. Он поднял свободную руку и ухватил Дамблдора за запястье. Лицо директора то становилось отчетливым, то снова расплывалось.

— Он вернулся, — прошептал Гарри. — Волан-де-Морт вернулся.

— Что случилось? Что происходит?

Сверху над нами возникло побелевшее от ужаса лицо Корнелиуса Фаджа.

— Бог мой! Диггори! — прошептал он. — Дамблдор… он мертв!

Слова эти тут же пронеслись над окружавшей нас толпой, которая сотней голосов выплеснула эту ужасную новость в тьму ночи:

— Он мертв! Он мертв! Седрик Диггори! Мертв!

— Всем оставаться на своих местах, — попросила я.

— Гарри, отпусти его, — услышала я голос Фаджа.

Над ним наклонилось расплывчатое лицо Дамблдора.

— Успокойся, Гарри! Успокойся, Седрик дома! Вы оба дома! Гарри, ему уже не поможешь. Все кончено. Отпусти его.

— Он хотел, чтобы я принес его обратно, — пробормотал Гарри. — Он хотел, чтобы я принес его обратно к родителям…

— Хорошо, Гарри… А теперь отпусти его, ну же…

Дамблдор наклонился и с силой, неожиданной в таком худом и старом человеке, поднял Гарри и поставил его на ноги. Гарри покачнулся.

Краем глазам я заметила Северуса, к нему подошел Фадж и что-то прошептал, от чего Северус напрягся. Они оба подошли к Гарри и склонились перед ним.

Толпа, беспокойно шевелясь, наступала, темные тени придвигались все ближе.

— Что с ним? Что с ним случилось? Диггори мертв!

— Нужно убрать отсюда тело, Дамблдор! — сказал Фадж. — Здесь полно народу!

— Поттеру нужно в больничное крыло! — заявил я. — Он ранен…

— Дамблдор, родители Диггори, они здесь, на трибуне… — перебил меня Фадж. — Я отведу Гарри, Дамблдор, я отведу его в больничное…

— Нет, я предпочел бы…

— Дамблдор, сюда бежит Амос Диггори… вот он… вам не кажется, что лучше было бы вам сообщить ему… прежде, чем он увидит…

— Гарри, оставайся здесь.

Мистер Диггори уже пробирался через толпу.

— Пропустите! Пропустите!

Он рванулся прямо в центр площадки, где все еще лежал его сын.

— Это мой сын! Это мой сын! — закричал он от увиденного и упал на колени перед Седриком. — Это мой мальчик! — и истерично завыл.

Девочки кричали, истерически всхлипывали… Со всех сторон доносились всхлипы, крики и плач.

Дамблдор стал успокаивать его, но что он мог еще сделать.

— Не-е-е-е-е-ет! — кричал мистер Диггори. — Нет!

Вокруг была мертвая тишина, только крики мистера Диггори. Я даже и не заметила поначалу, куда подевался Поттер. Да мне и не до него было.