Да, я тогда и напал на нее, но другого выхода я тогда не видел, мне нужно было открыть свои чувства ей. Ведь только тогда она была такой слабой и растерянной, надеюсь, она мне простила это.

Я тогда опять увидел перед собой ту маленькую девочку, и мои чувства, которые я так долго старался скрывать, вырвались наружу. Я стал целовать ее, успокаивать, мне так хотелось ее защитить, спрятать ото всех и никому не отдавать.

Смейся сколько хочешь, но мне хотелось бы заботиться о тебе, баловать тебя, делать все, чтобы ты ни пожелала. Я хотел жениться на тебе, быть тебе защитой, дать тебе возможность делать все, что пожелаешь, лишь бы ты была счастлива. Тебе пришлось столько вытерпеть. Никто лучше меня не понимал, через что ты прошла, и мне хотелось сделать так, чтобы ты перестала бороться, а чтобы я боролся вместо тебя. Мне хотелось, чтобы ты играла, как дитя. Потому что ты и есть дитя — храброе, испуганное, упрямое дитя. По-моему, ты так и осталась ребенком. Ведь только ребёнок может быть таким упорным и таким бесчувственным.

И на что я тогда надеялся? Не знаю.

Я не знаю, не могу понять своими уязвленными чувствами, зачем ты мучишь меня, истязаешь и надрываешь уже и так хриплые струны моей любви, давно готовые затихнуть навсегда.

Зачем ты так жестока?

Ведь единственное, чем я мог причинить тебе неудобство или странность, так это тем, что безумно любил тебя. До страсти, до исступления, до отречения.

А тебе доставляет удовольствие от бесчувственности к самому имени моему, так явно обижать меня. Но и в этом невозможно упрекнуть тебя, ведь я сам кинулся в такую жизнь, где поклонялся идолу.

Ведь за все, что я желал отдать, мне нужно было всего немного понимания, совсем чуть-чуть понимания, ведь это не много? Доверие, хм, доверие. Это то, что появляется со временем, остальное — компромисс и сдерживание своего старого и неприятного опыта — это мой жизненный опыт, это часть меня, и вырезать этого я не могу, как бы ни старался и ни делал над собой усилий. Если бы ты только знала, через какую боль пришлось пройти в свое время, если бы ты хоть немного попыталась понять меня, мою прошлую горечь и страхи, которые родились вместе со мной после затягивания ран, но в ответ я слышу бескомпромиссное. Разве может тот, кто любит, не оставлять выбора тому, кого любит, ты очень жестока, очень. Может, это будет для тебя открытие — но я гораздо более раним, чем ты думаешь, даже не так — ранить меня может только тот, кто дорог мне, ты очень дорога и ранишь сильнее всех. Но хочу, чтобы ты знала — ты очень дорога мне, и я устроен так, может, и неправильно, но для меня важна открытость, а от тебя только сыпятся тайны, которые только провоцируют меня, зачем? Я так не могу, с прискорбием и болью в груди я соглашусь с твоими словами «нам нельзя», да, нам нельзя, — это провоцирует недоверие и доставляет мне боль.

Причем я знаю себя — поверил бы в любое из твоих объяснений, даже если бы не поверил — заставил бы себя в это поверить, но, как я понял, ты не собираешься останавливаться, ты, как кошка, что гуляет сама по себе. А я готов отдать все, вырвать сердце из груди и с последним вздохом вложить в руки, если ей это будет необходимо. Увы, но ты не такая — тебе сразу должны доверять, должны относиться к твоему отсутствию, как к должному, поверь, если в твоей жизни именно так и будет, то это значит, что ты безразлична тому человеку, что рядом. Я даже не надеюсь, что ты пересмотришь свое отношение на мой счет, просто хотел, чтобы ты знала — я не могу больше скрывать от тебя свои чувства, а вот твое «я тебя не люблю» звучит неубедительно. Я ни разу не дал тебе повода усомниться ни в моем отношении к тебе, ни в моих чувствах, а вот ты постоянно провоцируешь, у меня нет больше сил. Относиться к тебе «а мне все равно, где и с кем она» я не могу, извини, но люблю, поэтому и не могу, не любил бы — было б все равно, и, к сожалению, именно это тебя бы и устроило. В общем, если ты решила забыть и перечеркнуть все между нами, я не буду больше пытаться что-то изменить, просто поклянусь, что между нами больше ничего не будет, — и этого не будет. Будь осторожнее в своих словах, если я тебе дорог, если нет, то режь по живому — я уже не буду сопротивляться, у меня силы иссякли, уверенность, что была раньше, покинула меня.

А вот слова «найди себе другую» меня вообще добили, это говорит о том, что тебе плевать на то, будем ли мы вместе. Вот так, по нитке, собирается канат недопонимания и обид, и чем дальше, тем сложнее и прочнее он становится, жаль, но это так. Принимай решение — но помни, оно будет окончательным, и дальше все будет или так как должно быть в отношениях, или же никак.

Я никогда не принадлежал к числу тех, кто терпеливо собирает обломки, склеивает их, а потом говорит себе, что починенная вещь ничуть не хуже новой. Что разбито, то разбито. И уж лучше я буду вспоминать о том, как это выглядело, когда было целым, чем склею, а потом до конца жизни буду лицезреть трещины.

Метками прошлого, с губ наших сброшена ложь,

Мы с тобой связаны, столько несказанно, жаль,

Знаешь, как нужен мне, твой недослушанный дождь,

Мной не допитая, грустью размытая даль.

Где-то идешь не со мной и согреваешь чужой след,

Но не потушен судьбой в сердце до боли родной свет,

Где-то идешь не со мной и убегаешь в чужой день,

Но, словно ангел земной, бродит моя за тобой тень.

Пьет полусонная, слезы соленные, ночь

Гонит с души печаль, снова зовет на чай нас,

Ты не гаси огня, ты не гони меня прочь,

Дай мне себя простить, мне без твоих не жить глаз.

Я опять хочу шагать, любоваться каждым взмахом твоих длинных ресниц, идти, шагая по острию бритвы — шагать за тобой в ад. Что есть Ад по сравнению лишь с одним твоим равнодушным взглядом? Ты повелевала и была повелительницей, безропотно я шел в пламя с надеждой на возрождение.

Как по цепочке, услужливая память перебирает бусы ненависти. Я ненавидел себя, ненавидел мою любовь к тебе. Сыпав проклятья, я протягивал руки для следующей дозы. Героин, кокаин — ты была всем.

Как-то одним вечером я выпил лишнего и случайно разговорился с Альбусом, и он сказал мне одну очень важную вещь.

— Я знал, что большинство женщин лживы и лицемерны, но эта…

— Северус, это бесполезно…

— Вы о чем?

— Ты отравлен ею. Не знаю, что она сделала с тобой, но ты любишь ее.

— Я боюсь, — тихо сказал я. — Боюсь, что все начнётся заново. Я знаю, что она бессердечна и эгоистична, что она, как ребёнок, который со слезами просит игрушку, а потом ломает её, как только получит. Но есть мгновенья, когда она наклоняется свою голову под определённым углом, или улыбается радостной улыбкой, или внезапно выглядит потерявшейся, и я почти забываю все.

— Она тебя любит, Северус.

— Она так сказала? — удивился я.

— Нет. Она только и говорит о том, как тебя прикончит. Вот как я догадался, — усмехнулся Альбус. — Так что придётся тебе нести и этот крест.

— Анри была моей единственной сбывшейся мечтой, — с трудом произнес я. — Она жила, и дышала, и не развеивалась от соприкосновения с реальностью.

Убить мечту, отпустить, не ждать тебя, больше не любить. Так хочу, но как? Как все забыть?

Зима 1995—1996 года.

Если вспоминать все, что творилось со мной, когда я увидел ее у Темного Лорда, это неописуемо. Я готов был ее убить, ведь видеть и знать, что твоя любимая отдается другому, было для меня как ножом по сердцу.

Я тогда гасил свои чувства в бутылке виски, пока она стонала под ним. Я возненавидел ее.

Ревность съедала меня изнутри, и как бы я ни старался, я не мог это остановить.

Это сейчас я спокойно отношусь к этому, но тогда во мне просто кипела ярость на нее и на себя. Если мог, убил бы ее за предательство, за то, что она уничтожила все, что было между нами.

Я тогда приказал себе стереть Анри из своей памяти, не думать и не жить мыслями о ней.

Но знаете, чувства — это как огонь, вроде бы и прогорел, а пепел остался.