Спустя два часа ее призвали к госпоже. Торопливо идя по коридору, Феодора вдруг встретилась с тем воином, о котором почти забыла, - спартанцем Марком! Ей неожиданно пришло в голову, что этот человек мог догадаться о любовной связи гостьи с хозяйкой; и Феодора остановилась перед ним, залившись краской и опустив руки, точно ждала наказания.

Надо же – она стала философом, осмелела, а совсем не изменилась!..

Марк смотрел на нее, нахмурив черные брови.

- Что-нибудь случилось, госпожа? Тебе нужна помощь?

Феодора открыла рот, и чуть было не спросила: знает ли он, что происходит? Закрыла рот ладонью и поспешила дальше. Но потом опять обернулась – Марк смотрел на нее прямо, как эллин, не боящийся судьбы. Он улыбнулся, когда встретился с ней глазами.

Феодора пошла дальше, точно получив благословение. Марк все знал.

В библиотеке Феофано встала ей навстречу, очень оживленная. Она подошла к гостье и пощекотала ее под подбородком гусиным пером.

- Диомед сейчас переписывает твои сочинения, - сказала она, кивнув на невозмутимого грека с черными длинными волосами, перехваченными ремешком, который поскрипывал другим пером за соседним столом. – Перепишет слово в слово – у него не хватит фантазии что-нибудь присочинить…

Феофано засмеялась.

- Знаешь, что я подумала, - вдруг серьезно сказала гостья. – Я читала труды ваших историков – они писали о нас, тавроскифах, и столько приврали! Ведь так много русов воевало с вами, воевало за свою землю и погибало, - Феодора неожиданно задохнулась, со слезами схватилась за голову. – А их слава досталась вашим императорам! Вашим летописцам!

Феофано прищурилась.

- Если ты истинно веруешь, ты не должна сомневаться в Божьем промысле! Так было суждено!

Феодора готова была наброситься на нее – и Феофано почувствовала это: она отвела назад руку, переступила на другую ногу, перенося на нее вес, и гостья поняла, что хозяйка может нешуточно ударить ее. Ударить быстро и умело, как опытный боец: и вышибить из нее дух.

- Ну? – шепотом спросила царица.

Феодора отвела глаза, опустила руки.

- Ничего, - прошептала она, - прости меня.

Феофано засмеялась. Она подошла к Феодоре так быстро и так крепко схватила гостью за плечи, что у той занялся дух. Феофано стиснула свои руки до боли.

- Ты неискренне извиняешься, а побить меня хотела от души, - сказала царица. – За это я тебя люблю больше всего! И я думаю, что каждый в конце концов получит ту славу, которую заслуживает, в глазах людей… и Бога, если ты веришь в это!

Она разжала руки.

- А общая наша слава достанется всем.

Потом склонила голову и толкнула любовницу в бок:

- Надеюсь дожить до того дня, когда смогу хорошенько повалять тебя по полу в гимнастическом зале! И до того дня, когда ты сможешь отвесить мне хотя бы один полноценный удар! Но, конечно, не пока ты кормишь детей.

Феодора провела у Феофано еще целый месяц – это было чудное время: они читали, спорили, шутили, так, что было понятно только им двоим, гуляли и катались верхом, и даже катали на лошади Варда, которого это занятие привело в восторг. Феодора купалась с хозяйкой в ручье, и там они ласкались, но вполне невинно; а ночью спали в одной постели – но по большей части тоже только спали, обнявшись или держась за руки. Однако за эти четыре недели подруги еще несколько раз пережили вдвоем самые сокровенные восторги: такие, память о которых искрилась в их взглядах при каждой беседе, каждой встрече.

Довольно часто Феодора была предоставлена сама себе – Феофано занималась тем, от чего никто не смел ее отвлекать; и уединялась со слугами, которые потом отъезжали с тайными поручениями. Порядочно времени хозяйка посвящала и хозяйству, и немало смогла посоветовать своей подопечной. Они даже ухаживали за ее садом вместе с садовником, бок о бок с ним стоя на коленях на грядках, нося лейки или подстригая деревья.

Феофано любила все, что она делала, - и все, что ей принадлежало!

А потом к женщинам приехал патрикий – как снег на голову: на непривычную греческую голову…

- Какая встреча, - сказал Фома Нотарас, ступая в гостиную и улыбаясь хозяйке и гостье, которые сидели там: улыбаясь неприятно, одними губами. – Я так и знал, не обнаружив моей жены дома, что это ты, Метаксия, украла ее!

Феофано встала и подошла к нему, спокойно улыбаясь.

- Я не крала твоей жены, - ответила она. – Госпожа Феодора сама приехала ко мне от тоски! Мы славно провели эти дни!

Патрикий сощурил серые глаза; сестра посмеивалась. Ах, как они понимали друг друга!

- А где мои дети? – наконец спросил он.

- Сейчас приведу, - вставая, сказала и Феодора.

Она быстро взбежала наверх.

Когда брат и сестра остались вдвоем, патрикий долго смотрел на бесстыдную хозяйку, не находя слов. Наконец он прошипел:

- Ты совратила ее? Признайся!..

- И не думала, - ответила Феофано.

Ей не пришлось совращать ее - Феодора уже была готова к ее любви, и давно.

Патрикий долго испытывал сестру взглядом – потом опустил золотую голову и усмехнулся.

- Что ж, поверю тебе.

Когда вернулась жена, неся малышку на руках и ведя Варда, он смягчился и шагнул к ним навстречу с улыбкой.

- Это мой сын? Какой стал большой и сильный!

Вард не сразу пошел к нему – даже дичился сперва, так что Фома Нотарас опять нахмурился.

- У него как будто нет отца, а только две матери!

Сестра кивнула, посмеиваясь.

- Если мужчины еще будут оставлять свои семьи так надолго, женщины научатся рожать детей без вас!

Фома засмеялся.

- Не сомневаюсь, что ты, любимая сестра, скоро начнешь рождать детей из своей многомудрой головы, как Зевс родил Афину!

Он наконец взглянул на супругу и раскрыл руки:

- Иди же ко мне.

Феодора бросилась в его объятия. Когда муж целовал ее, она на несколько мгновений ощутила вину; но эта вина быстро исчезла при виде улыбки Феофано, за спиной Фомы показывавшей брату кулак. Время их любви кончилось – это было приключение, которого заслуживает каждая госпожа, властительница умов!

Потом они ужинали вместе, и им было хорошо. Феодора ощущала себя принадлежащей к древней лесбийской общине – как будто она была госпожа, принимающая гостя-мужчину вместе с подругой; или к утонченным афинянам. Ей было немного стыдно - но если отбросить этот малый стыд, просто восхитительно!

Муж, конечно, затаил про себя какие-то подозрения – но он сам был далеко не святой, и не грозный господин; он не делал ей никаких упреков, и потом тоже не будет.

- А каков теперь стал Константинополь? – спросила его Феодора.

Патрикий помрачнел. Посмотрел на одну женщину, потом на вторую.

- Вы не узнаете его.

Сразу забылось все, что разделяло их. Они с женой пожали друг другу руки под столом – уже не как супруги, а как единомышленники.

Когда муж уводил Феодору из имения Калокиров, хозяйка провожала их, стоя в дверях; Феодора оглянулась и встретилась с ней глазами. Феофано улыбалась, и смотрела твердо; потом кивнула и исчезла в доме. Феодора счастливо вздохнула, прижимаясь к своему патрикию Нотарасу.

Время женщин, время их любви закончилось, но никогда не забудется; и сохранится в мире идей.

На пороге была зима; кончался 1450 год от Рождества Христова.

========== Глава 54 ==========

Леонард Флатанелос узнал обо всем от Микитки – русский евнух подкараулил его у наружных дверей дворца и отозвал в сторону. Микитка решил быть вдвойне храбрым, искупая минуты трусости.

Комес улыбнулся знакомцу и положил руку на русую кудрявую голову. Он был спокоен и приветлив, точно в дни благоденствия, - только карие глаза блестели пугающей, восторженной отрешенностью, которая поднимает людей выше своего бытия в смертный час и делает их беспощадными к врагу.