Бывший паракимомен императора вовсе не так высоко ставил свою стойкость – и в подобные минуты радовался своему увечью.
О Фоме Нотарасе не было ничего слышно, как и о других врагах. Леонард говорил жене и Феофано, что старался разузнавать о Фоме, бывая в Риме; но тот сгинул бесследно, как тогда, на Проте.
- И, конечно, затем, чтобы объявиться, когда посчитает нужным, - мрачно говорил критянин. – Я недооценивал вашего патрикия, теперь и я это признаю!
Через четыре месяца после того, как они поселились под Анцио, у Феофано начались роды: точно в срок, как она высчитала. Лакедемонянка была спокойна – ее любовник волновался гораздо больше.
Феодора и Магдалина, вместе с домашним врачом, помогали царице. Феодора очень опасалась трудных родов – несмотря на здоровье и силу своей госпожи; сорок лет все же не шутка.
Но все прошло прекрасно: хотя и дольше, как думала сама Феофано, родившая двоих детей, из которых даже первенец появился на свет быстро. Теперь она промучилась два часа – хотя и гораздо меньше, чем слабые роженицы, и в самые трудные минуты ругалась как солдат вместо стонов и жалоб. Когда схватки участились, Феофано вдруг потребовала, чтобы ее подняли с постели и начали водить под руки: царица амазонок не могла бездействовать и принимать муки как Ева!
Магдалина, хотя ужасалась требованиям роженицы, подчинилась им, как и Феодора. И наконец Феофано, присев и скорчившись, вытолкнула оглушительно вопящего красного младенца, с головой, покрытой густыми черными волосами. Это оказался мальчик, который еще долго кричал и молотил по воздуху ручками и ножками, заявляя о себе миру: настоящий буян, спартанец, вояка…
Марк, ворвавшийся в комнату с первым криком младенца, издал боевой клич и, схватив сына на руки, вознес его к потолку. Марк смеялся; посмотрев на царицу, встретил ее изнеможенную и счастливую улыбку.
- Как ты назовешь его? – воскликнул лаконец.
- А как бы ты хотел? – спросила в ответ Феофано.
Марк растерялся; он не ожидал, что ему доверят это решать. Посмотрел на Феодору.
- Я знаю, - ни на миг не растерявшись, сказала московитка. – Назовите Леонидом… в честь одного из моих спасителей, моих славных фессалийцев… и незабвенного героя Фермопил! Какое еще имя лучше подойдет сыну Мореи и двух таких лакедемонян, как вы?
- Я согласен, - немедленно сказал Марк.
Феофано, встретив взгляды своего любовника и любовницы, кивнула.
- Я слышала, что и у итальянцев имена повторяются из рода в род… но вы превосходно решили. Пусть будет спартанский царь.
Она приложила сына к груди, а Феодоре стало боязно: не унаследует ли этот Леонид судьбу обоих своих предтеч? Но имя уже было наречено.
Марк долго смотрел на свою возлюбленную и сына; он не заметил, как обнял Феодору за плечи, и московитка тоже не почувствовала этого. Оба были слишком счастливы.
Потдм вдруг Феофано подняла голову и взглянула на свою филэ.
- А как ты назовешь своего сына?
Феодора ощутила, как Марк крепче прижал ее к себе; хозяйка посмотрела на Леонарда, появившегося в дверях, и тогда Марк отпустил ее.
Московитка спросила царицу:
- А почему ты думаешь, что у меня будет сын?
Феофано слегка пожала плечами; она теперь любовалась своим сыном, покачивая его на груди.
- А разве может быть иначе? – спросила лакедемонянка.
Феодора подошла к мужу, и он взял ее за руку, глубоко взволнованный происходящим, – совсем скоро и ему придется испытывать потрясение отцовства, первородства! Разве можно с чем-нибудь сравнить появление первого ребенка от любимой женщины?
- Пусть Леонард решает, - сказала хозяйка дома.
- Я бы… Если бы у нас родился сын, я назвал бы его Энеем, - произнес наконец комес. – Именем того, кто продолжил род троянцев, бежавших из погибшего царства… Потомками Энея считали себя римляне*…
Это было поистине спасительное имя – и как никто раньше до такого не додумался? Все сразу же почувствовали себя троянцами, убаюканными ложным чувством безопасности; и будто бы лишь сейчас различили вдали огонек истинной надежды.
- Я согласна, - тут же ответила Феодора.
- А если дочь? – спросил Леонард, посмотрев ей в глаза.
Феодора мотнула головой.
- Будет сын, я точно знаю.
Леонард улыбнулся и поцеловал ее в лоб; она прижалась к его сильной груди, закрыв глаза.
Через три месяца после Феофано разрешилась от бремени София – девочкой: мать окрестила новорожденную Зоей.
А через два месяца после Софии родила Феодора: на свет появился сын, Эней, чернокудрый и прекрасный собой, как его отец, но с голубыми глазами. Леонард сказал, что это, наверное, от его матери; хотя Феодора сразу же вспомнила, что такие же глаза были у Никифора Флатанелоса.
Счастливый супруг и хозяин дома достиг зенита своего существования. Ни о Фоме Нотарасе, ни о других врагах ничего не было слышно – две половины жизни рабы Желани разошлись широко, точно Сцилла и Харибда. Пожрут ли эти чудища корабль Одиссея – и может ли, спасая себя, Одиссеем прикинуться Гектор?..
Миновал почти год с тех пор, как Леонард Флатанелос ступил на сушу и распустил своих гребцов.
Комес сказал своему семейству, что ему опять пора выйти в плавание.
* Здания и сооружения Венеции, часто страдающей от наводнений, издревле строятся на сваях.
* Легенда, возникшая с нарастанием могущества Римского государства: существует несколько традиций изложения приключений Энея.
========== Глава 139 ==========
- Я должен обеспечить вас – это главное, - сказал Леонард. – Вы знаете, что наша земля приносит недостаточно, и скоро мы истратимся: предстоят большие расходы…
Он обвел глазами старших женщин – Феодору, Феофано и Евдокию Хрисанфовну: к которым прежде всего и обращался, хотя в гостиной, где хозяин собрал всех, присутствовали и мужчины. Но именно женщины отвечали за хозяйство и детей, которых народилось так скоро и так много.
Евдокия Хрисанфовна задумчиво покивала, встретив взгляд господина: конечно, она, как заведующая хозяйством, знала все статьи расходов своих покровителей. Евдокия Хрисанфовна каждый день высчитывала, кому и сколько чего отпустить из кладовых, - Феодора, с позволения и благословения супруга, назначила старшую из русских женщин на главную должность в доме.
Леонард Флатанелос, как было заведено, взимал оброк - или, говоря новомодным европейским языком, арендную плату с крестьян, выращивавших в имении виноград и пшеницу. Считая, помимо платы за пользование землей, господскую долю урожая, выходило ровно столько, сколько потребовалось, чтобы покрывать каждодневные нужды. Соседи Флатанелосов занимались разведением овец, что было прибыльным делом, если его наладить: но Леонард не имел во владении ни достаточно овец, ни достаточно земли для выпаса скота… как и настоящего пристрастия к скотоводству или землепашеству. Управитель Гавросов давно обеспечивал все нужды и прихоти своих римских хозяев, выращивая виноград, другие фрукты, разводя скотину и пчел. Но Мелетий с самого начала был в гораздо более выгодном положении, чем его друг-флотоводец: у киликийца на содержании никогда не было столько людей, ему повезло купить гораздо более доходное имение… и он не скрывался, заводя нужные знакомства.
И киликиец, - тоже потомок пиратов, как и критяне, - был намного менее щепетилен, меняя свои убеждения в угоду сегодняшним нуждам: чтобы взять жену из рода Моро, Мелетий Гаврос не моргнув глазом перешел в католическую веру, которой прикрывался, будучи к ней довольно равнодушен, как и к вере греческой. Впрочем, таковы, как Мелетий, были и многие католические духовные лица, руководствовавшиеся прежде всего выгодой… которой они из своего господствующего положения могли извлечь очень много.
Среди христиан греческой веры таких людей было намного меньше: и Леонард Флатанелос, хотя и снял свой крест и женился на чужой жене по католическому обряду, оставался истинно православным христианином в своей искренности.
