- Он меня обманет, я знаю, - дочь Валента кивнула на Артемидора, потом опять взглянула на комеса. – И я не хочу с ним венчаться у католиков – пусть ведет меня в ваш храм! Я не хуже твоей скифской пленницы, комес!

Последнее София сказала громко и отчетливо; вокруг все зароптали, но быстро смолкли. Конечно, все в команде комеса Флатанелоса помнили, кто такая Феодора – и кто такая София!

Артемидор овладел собой; он привлек к себе девушку и положил ей руку на плечо.

- Она права, господин, - теперь серьезно и даже покаянно сказал дюжий светлоглазый пират. – Я уж возьму ее с собой, и повенчаемся все вместе!

Леонард покачал головой, не в силах ничего сказать.

- Ты понимаешь, что вы нас можете…

- Тебя, господин, так и так узнают и запомнят, - сказал Артемидор. – А она хочет выйти за меня на греческой земле и в греческом храме! София права! Мы вам с госпожой Феодорой дела не испортим, а она…

- Житья тебе не даст, - усмехнулся Леонард. – Что ж, и будет права, если ты ей обещал жениться и решил вильнуть…

Феодора к этому времени достаточно опомнилась, чтобы оценить, что произошло между Артемидором и Софией. Допустила ли его дочь Валента до себя? Нет, вряд ли – вряд ли между ними было что-то большее, чем несколько поцелуев. Но, конечно, этот критянин мог ей наобещать с целую гору и обмануть; и София вправе была чувствовать себя обманутой…

Феодора оглядела наряд Софии: девица вышла к ним в том же зеленом шелковом турецком платье, в котором убегала от паши. Правда, шаровар на ней сейчас не было: и наряд, хотя и пообтрепался, был все еще достаточно красив и дорог, чтобы в нем венчаться.

Леонард посмотрел на Артемидора и Софию – и кивнул им с какой-то горькой гадливостью, будто получил от них нож в спину. Феодора помнила это выражение – Леонард так же смотрел на нее, в самую первую встречу на верфи, когда она заговорила с ним о предателе Никифоре.

Ей стало очень больно за своего возлюбленного и страшно за них обоих.

Артемидор сел на коня; София вскочила к нему за спину, обняв его за пояс.

Все тронули лошадей; Феодора опять опустила покрывало, в чем теперь не видела никакого смысла. Если здесь есть турецкие шпионы – шпионы паши, а может, и Валента – враги очень скоро будут обо всем знать.

И о том, что Леонард остался жив и ушел, - и о том, что старшая дочь Валента сделалась женой одного из Леонардовых людей, а Феодора обвенчалась с самим комесом…

Вскоре они выехали на вымощенную камнем дорогу, которая в этот час оказалась почти пуста. Только несколько путников на ослах ехали в сторону города: конный отряд обогнал их, хотя и двигался медленно – из-за скованной приличиями и неудобно сидевшей невесты комеса, чьего коня пришлось вести под уздцы. Свадебную процессию пропустили в город после небольшого объяснения со стражниками у ворот; потом они оказались на улицах, гораздо более запруженных. Феодора, не поднимавшая покрывала, плохо видела Кандию – и нынешняя венеиецианская столица показалась ей похожей и на отуреченный Константинополь, и на морейские города: Аргос и Корон. Такой же жаркий, белый, шумный, враждебный город, пестрящий смуглыми лицами и яркими драгоценными одеждами со всех концов мира, засаженный южными хвойными деревьями - чтобы исцелять зараженный людьми и скотом воздух.

Они направлялись в старинный собор Святого Тита, основанный православными греками. В этом храме уже двести лет как правили службы католики – но сейчас Феодоре это было почти безразлично: она понимала только, что здесь ее навеки соединят с комесом Флатанелосом. И молилась, чтобы об этом не прознали враги… нет: чтобы прознали как можно позже.

Когда они спешились у входа в высокую белую церковь, Леонард подал руку своей невесте, и они первыми шагнули в сводчатый прохладный полумрак. Пахло благовониями, и такою мирною святостью, что Феодора была готова поверить, что они вступили в православный храм.

Леонард оставил ее на попечение товарищей, а сам пошел объясняться со священником.

Феодора понимала по-итальянски – ее научила Феофано; и знала, что если собьется, произнося клятвы, ей подскажут. Может быть, ее примут за гречанку – или узнают в ней чужестранку, плененную и воспитанную греками: ничего удивительного в этом не было. София, скорее всего, не понимала по-итальянски совсем… но, конечно, ей будет подсказывать жених.

“Господи боже, во что мы все впутались…”

Леонард вскоре подошел к ней и, извиняющимся движением погладив по плечам, сказал, что вначале обвенчают Софию и Артемидора. Если все пройдет хорошо, следом станут перед алтарем и они.

Феодора кивнула – язык ей не повиновался. Леонард нашел под покрывалом и сжал ее руку.

Она наблюдала из-под своего покрова, как помощника комеса и Валентову дочь оплели и связали латинскими словами. Феодора улыбнулась и облегченно вздохнула, видя, как Артемидор целует молодую жену. Потом они отошли в сторону, и Леонард потянул вперед свою суженую.

У Феодоры так стучало сердце, что, казалось, оно колотится везде – в висках, на шее, в кончиках пальцев. Она подняла и откинула назад покрывало раньше времени – иначе не поняла бы, когда и с какими словами к ней обращаются; но священник, загорелый и цветущий, несмотря на все свои обеты воздержания, казалось, вовсе не смотрел на ее лицо. Ей задавали вопросы по-итальянски – и она отвечала правильно на том же языке, хотя умом, казалось, совсем не понимала смысла клятв.

Ее губ коснулся холодный край брачной чаши, и она ощутила вкус сладкого вина. Потом подняла глаза – Леонард улыбался ей, хотя, наверное, был в таком же смятении, как и невеста.

Они надели друг другу кольца. София и Артемидор никакими кольцами не обменивались – но на греческой земле, в эти времена перемен, все святые обряды исполнялись неряшливо, а обычаи, что ни день, сменяли друг друга.

Наконец комес обхватил московитку за плечи, склонился к ней, и она приняла его поцелуй: от этой прилюдной ласки у нее, казалось, растаяли все кости. Теперь она была женой Леонарда – который стал ее третьим незаконным супругом.

“Скверное имя у тебя, Желанушка… нехристианское имя, и судьба твоя будет нехристианская”, - опять прозвучало у нее в ушах, как приговор. Феодора поежилась, схватив мужа под руку.

- Поедем отсюда, - сказала она дрожащим голосом. – Быстрее, милый!

Леонард успокаивающе улыбнулся ей, потом мрачно посмотрел на Артемидора с Софией и сделал всем знак выходить.

========== Глава 124 ==========

Мардоний ничего не сказал сестре, когда она вернулась из города вместе с комесом, Феодорой и своим собственным мужем: брат даже не приблизился к Софии. Конечно, Мардоний не мог ей указывать, - они были не турки, чтобы он распоряжался своей старшей сестрой! И состояла София не под его опекой, а под комесовой!

Но Мардоний страдал и злился, что ничего не прослышал о таком деле до самого конца; и излил свои чувства Микитке, когда они остались вдвоем.

- Как она могла! – воскликнул юный македонец.

Русский евнух смотрел на него с пониманием, но без гнева – Микитка теперь научился даже радоваться, что кипение человеческих страстей, страстей пола, мало задевало его.

- Не докладываться же тебе ей было, - сказал Микитка, когда Мардоний замолк. – Тут твое дело сторона, брат… и всех, кроме них!

Он прервался.

- А я так даже рад за Софию. Артемидор ей будет славным мужем… сейчас ты их не трогай, - поразмыслив, прибавил московит, - а потом уж поговори с ними обоими ладом: теперь они над тобой старшие.

Мардоний дернулся.

- Еще чего!

Микитка кивнул.

- Да, - серьезно сказал он. – Чует мое сердце, что твоя сестра с мужем захотят зажить своим домом, и комес им даст добро, а тебя к ним отселит: он вашего семейства не любит. Артемидор Софию приневоливать не будет – это жена им станет заправлять… критяне рыбоеды, а вы, македонцы, мясоеды, и вы их хищней! – усмехнулся евнух.