========== Глава 10 ==========

- Нет, нужен гипс, а не глина, - сказала Метаксия, в который раз обойдя и придирчиво осмотрев влажно блестящую темную массу, из которой выступали покрытая покрывалом женская голова и плечи. Из-под покрывала показывался высокий лоб и волосы, разделенные пробором; шею обвивало ожерелье.

Метаксия повернулась к славянке и скользнула рукой по ее римской прическе, перевитой лентами.

- И зачем ты покрыла своей статуе волосы?

Она вдруг обхватила ее рукой за шею, приблизила лоб ко лбу и шепнула:

- Разве ты не знаешь, что покрывание волос означает подчинение мужу? Это он тебе так велел?

- Я сама хотела, - ответила Желань. – Так ходят честные жены и у вас, и у нас.

Она смотрела прямо, открыто.

- Разве не правда?

Метаксия едва заметно нахмурилась.

- Правда, - сказала она, - ты правильно говоришь.

- Госпожа, - тихо вмешался скульптор, ждавший в углу зала, в почтительном отдалении. – Нужно прикрыть статую! Иначе глина высохнет!

Метаксия повернулась к нему, уперев руки в бока.

- А скажи-ка мне, Олимп, почему ты не взял алебастр? Разве ты сам не видишь, что госпожа выходит как глиняный божок? Или у нее кожа темная, как у африканки?

Прежде, чем Олимп успел ответить, ответила изображенная.

- Мне хозяин рассказывал, что у нас на Руси раньше делали глиняных и деревянных божков – богинь с темными лицами, добрых к людям… Их носили с собой как обереги и укладывали с собой спать… Как и по сей день мы на Купалу костры жжем…

Славянка рассмеялась, поправив темно-русые волосы.

- В том худого нет, чтобы быть сделанным из глины… как Адам, - прибавила она, улыбаясь. – А белая статуя выйдет совсем как ваши, греческие, что поставлены по всему Царьграду на площадях и во дворцах. У вас и своих таких довольно!

Метаксия на несколько мгновений потеряла дар речи.

- Ах, вот как, - едва слышно сказала она наконец. – Хорошо же он тебя учит!

- Да уж не жалуюсь, - сказала Желань; и только тут почувствовала, что зарвалась.

- Олимп! Прикрой ее! – приказала Метаксия, взмахнув рукой, точно отгораживаясь от языческого идолища, которое неведомо как перенеслось на берега Босфора и немыслимым образом заявило на этих берегах свои права.

Скульптор поспешно набросил на статую мокрую ткань. Он перекрестился, затем сложил руки на животе, глядя на женщин с тревогой.

Патрикия покинула мастерскую, крупно, гневно шагая. Желань осталась в зале, глядя ей вслед с огорчением… и с каким-то превосходством.

Метаксия вышла в гостиную, где патрикий дожидался обеих женщин. Подойдя к двоюродному брату, она схватила его под руку. Фома Нотарас здесь, на отдыхе со своей наложницей, заметно окреп, заблистал мужским здоровьем и силой, и Метаксии это почему-то не понравилось.

- Пойдем поговорим! – бросила гостья ему в лицо.

Фома Нотарас вежливо усмехнулся, подчинившись. Он почему-то предчувствовал, что женщины поссорятся, обсуждая статую.

Родственники поднялись по лестнице в кабинет, где Метаксия набросилась на хозяина, точно фурия.

- Что ты наговорил этой несчастной язычнице? – воскликнула она.

- Феодора христианка, - спокойно ответил патрикий. – Такая же, как мы с тобой.

Метаксия рассмеялась, воздев руки.

- Святые угодники! Ты разве забыл, что христианство тавроскифов* таит в себе тьму и язычество, которые не истребить? Самое чистое, истинное христианство есть греческое… римское!

Фома усмехнулся.

- Оно чисто, ибо омыто кровью!

Метаксия вздрогнула.

- Да что с тобой?

- Ничего, - ответил патрикий, пристально глядя на родственницу. – Разве такие мои слова новость для тебя, сестра? Мы давно учили – и знаем, что дух Божий веет, где хочет…

Метаксия горько рассмеялась.

- И теперь он покинул нашу землю и унесся за море, к тавроскифам! Вы только послушайте этого благородного мужа! Темная язычница узнает историю своих предков из уст ромея – и заново учится у него поклоняться своим идолам!

Спокойное лицо Фомы Нотараса изменилось.

- Метаксия, если ты обидела Феодору в моем доме, немедленно ступай и извинись. Я знаю, что первая она никогда не затеяла бы ссору.

Он говорил ровно, учтиво, но так, что приготовленная резкость не сошла Метаксии на язык.

- Неслыханно, - пробормотала патрикия и, повернувшись, направилась обратно в мастерскую. Щеки ее покрыл румянец. Она не могла себе представить, как будет извиняться перед рабыней.

Однако этого не потребовалось – славянка сама вышла навстречу и поклонилась.

- Я тебя обидела, - сказала Желань, - прости на худом слове!

Метаксия растерянно застыла.

Потом она улыбнулась, хотя удивление все еще стояло в серых глазах. - Я не сержусь, - только и вымолвила гречанка.

Русская пленница держала себя как хозяйка, госпожа! Метаксия не знала, чем оскорбляться больше, - страннейшим идолопоклонством или непонятным достоинством, которое в Феодоре было таким же природным, неистребимым, как в них обеих женская сущность.

Потом Метаксия заставила себя улыбнуться почти сердечно и взяла славянку под руку.

- Не будем ссориться, христианам это не подобает, - сказала она.

Они вернулись в гостиную, где разделили трапезу. В зале зажгли огни, воскурили благовония, и ужин прошел почти по-семейному. Выпив вина, Метаксия искренне развеселилась и потешала друзей историями, приключившимися в ее поместье.

- Петрона опять забрался в конюшню, чтобы тайком свести лошадь и съездить в деревню к своей возлюбленной, - рассказывала патрикия, - но его заметили Овидий с Горацием, которые сидели в стойле! Они не посмели остановить вора – он разнес бы сплетню об этой парочке по всему дому! Даже глупый влюбленный мальчишка понял бы, что они там не стихи сочиняли!

Метаксия закатилась смехом.

- Я, похоже, одна в доме это заметила, потому что слежу за всем сама! Эти голубки так давно вместе, что я чуть не попросила отца Матфея их обвенчать!

Славянка знала, что Овидий с Горацием были молодые дворовые парни, развлекавшиеся сочинением стихов. Госпожа их хвалила и даже показывала какому-то столичному ценителю.

Феодора покраснела и нахмурилась, осмыслив слова патрикии. Хозяин вежливо улыбался ей – но не рассмеялся этой шутке. Метаксия перестала улыбаться.

- Да что с вами? Точно на похоронах!

- Метаксия, - начал Фома Нотарас. Он склонился к ней через стол – светлые волосы и браслет выше локтя заблестели золотом, точно он сам был прекрасным кумиром, богом, о котором очень заботились.

- Пожалуйста, не говори таких вещей при Феодоре. Она этого не любит и оскорбляется.

Метаксия несколько мгновений разглядывала родича так, точно перед ней был новый, неизвестный ей человек.

Потом хмыкнула и принялась за еду. До конца ужина никто за столом больше не произнес ни слова.

Потом Метаксия опять попросила хозяина выйти для разговора; теперь только взглядом. Феодора осталась одна за столом, точно наказанная. Она сидела как в кипятке.

До нее из-за двери доносились голоса хозяев, греческий язык, который она перестала понимать: ее господа говорили неразборчиво, быстро, как близкие люди, знающие друг о друге все.

- Что ты себе позволяешь, - говорила Метаксия, - что ты позволяешь ей со мной!..

- Тебя никто не обижал, - с холодной яростью отвечал патрикий. – Это мой дом, и мне решать, кого и как в нем почитать!

Метаксия рассмеялась и запустила руки в волнистые волосы, перехваченные двойным золотым обручем.

- Ну ты и фарисей, - проговорила она. – Твоя рабыня из тавроскифов еще хуже, чем мои Овидий и Гораций, а ты заступаешься за нее, как за жену! Уж не собираешься ли ты в самом деле жениться на ней? Не смеешь?…

Нотарас отвел глаза.

Метаксия понимающе усмехнулась.

- Неудобно, как и получить сейчас от нее ребенка! Ты умело восстановил против себя императора, а сейчас прячешься от его гнева! Ты знаешь, что если пойдешь с ней в храм, церковники тотчас донесут об этом Иоанну!