Потом, когда они остановились, муж так же снял ее с воза, как посадил; Феодора вывернулась из его рук - и чуть не упала. Однако заставила себя шагать самой, несмотря на боль и слабость, – знала, что если не начнет теперь же, тело отвыкнет от усилий и предаст ее, предаст всех в самую неподходящую минуту!

Когда муж принес ей еду, Феодора попросила его позвать Феофано.

Фома кивнул.

- Позову. Но если она свободна, сама подойдет.

Это несчастье, казалось, уничтожило даже ревность; но когда все начнет налаживаться, тотчас найдутся силы и на такую роскошь. Без ревности людям не обойтись так же, как без соли!

Фома наконец ушел; и вскоре появилась Феофано – в вышитой шерстяной рубашке и шароварах с высоко затянутым алым кушаком. Феодора с изумлением поняла, что царица одета совершенно по-турецки. Гречанку в ней можно было узнать только по лицу; да еще по прическе – волосы она стянула шнурком высоко на затылке, распустив по спине.

Феофано приблизилась к ней и села рядом; от нее пахнуло потом, свежим здоровым запахом телесных упражнений. Ее рубашка прилипла к телу на спине и под высокой грудью.

- Как ты себя чувствуешь? – повторила царственная подруга вопрос мужа.

- Жива, но проку от меня мало, - усмехнулась Феодора. – Как там Дарий?

- На возу, - сказала Феофано. Улыбнулась. – Он, как и ты, не может встать уже второй день.

- Ах, - Феодора догадалась и в волнении поднесла руку к губам. – Но он не болен?

Феофано пожала плечами.

- Жить будет, - ответила она с явственным сарказмом. – Но это для него полезный урок, во всех отношениях!

Феодора помолчала, прикрыв глаза, - ей ни на минуту нельзя забывать, что за женщина перед ней, пусть даже это и ее филэ! Тем более нельзя!

Она нащупала холодную золотую звезду у себя на шее, как раньше привычно хваталась за крест.

- Что это такое? – спросила она, показывая свой амулет.

- Здесь есть солнце, как видишь, - Феофано провела пальцем по острым золотым лучам. – И в него как будто бы вписана буква… а! Как любопытно!

Феофано улыбнулась какому-то своему открытию.

- Погляди-ка, дорогая, - солнце заслонила львиная морда, грива растрепалась ореолом, и между прямых лучей извиваются пряди, похожие на змей… А вот тут, вверху, лучами выставились бычьи рога.

- Ты видела такое когда-нибудь? – спросила московитка. Феофано качнула головой.

- Никогда. Хотя языческие амулеты могут иметь тысячи лиц и форм, точно так же, как у христианина охранительный знак один.

Она усмехнулась.

- Я сразу вспомнила покинутый дворец быка и льва в Константинополе - Буколеон! Как много мы взяли на востоке, у персов, у египтян… в том числе и пристрастие к таким многозначным украшениям! А новые язычники сейчас забавляются старыми богами, используя наследие предков, прежде всего, для тайного сообщения и обозначения своих…

Она нахмурилась и очертила пальцем солнечный круг, останавливаясь в нескольких местах.

- А вот тут, по ободу, - посажены крошечные изумруды и рубины, напротив каждого луча… Изумительная работа!

Царица прервалась и взглянула на подругу сияющими глазами.

- Глупый мальчишка отдал тебе фамильную драгоценность! Может быть, она и не так стара, как выглядит, в наше время любят подделывать под старину, - но стоит великих денег, много больше своего веса золотом!

Феодора усмехнулась, невольно прикрыв амулет ладонью, словно защищая от посягательств.

- Так вот за что Дионисий выпорол племянника – это главное его преступление!

- Пожалуй, - ответила гречанка: она улыбалась шутке подруги, но глаза были очень серьезны.

- Однако теперь эта вещь принадлежит тебе, владей! – произнесла она. - Аммоний не может потребовать ее назад! Ты заплатила Дионисию ее полную цену!

Потом она положила Феодоре руку на колено; та пошевельнулась от неловкости, но сразу вслед за этим ощутила желание, которое Феофано всегда пробуждала в ней, как бы Феодора себя ни чувствовала. Сколько же страсти в этой женщине!

- А крест свой ты носишь? Я на тебе его что-то давно не примечала, - сказала императрица.

Феодора покраснела: поняв, когда Феофано могла приметить, чего не хватает у нее на шее, под платьем.

- Нет, - честно ответила московитка. – Я не могу носить крест вместе с… этим, - она показала пальцем в самую оскаленную львиную пасть. И тогда, когда мы… тогда тоже не могла.

Она покраснела еще сильней, глядя в глаза Феофано: царица подняла голову, выражение ее смуглого лица стало очаровательно-торжествующим.

- Ну конечно, моя честная Желань Браздовна, - сказала она.

Потом подумала и прибавила:

- Вот и при них тоже креста не выставляй.

- При Аммониях? Им-то когда увидеть, что у меня на шее! – воскликнула Феодора: но она уже чувствовала, что Феофано строит новые планы, неизвестные и опасные планы на нее…

- Думаю, что тебе не след дальше ехать с нами, - сказала Феофано. – Это тяжело и тебе, и остальным, и дальше будет только тяжелее – ты не успеешь оправиться, это я тебе говорю! Военную жизнь могут вынести только здоровые и крепкие люди; да и детям плохо подвергаться опасностям, которых можно избежать!

Феодора отшатнулась.

- Ты… отсылаешь нас? Куда?.. С кем?

- Дионисий предлагал нам гостеприимство, не так давно, - ответила царица. – Думаю, это обещание еще свежо; а нет, так я ему напомню… Как я сразу не подумала!

Феодора стиснула руки на коленях.

- Мне - и моим детям ехать в дом Дионисия? – воскликнула она, широко раскрыв глаза: точно госпожа предлагала ей самой положить голову в львиную пасть.

Феофано рассмеялась.

- Уверяю тебя, что его юные дочери не кусаются, - ответила она. – А жена уже потеряла свои зубы! Это славное и достойное семейство, я давно их знаю… и тебе если даже не обрадуются, смогут принять как должно. А тебя начинают любить многие, кто узнает поближе, - это свойство русов, подобных тебе…

Она прервалась.

- Да и если сказать серьезно – у Дионисия тебе сейчас будет безопаснее всего, намного безопаснее, чем с нашим войском и в моих владениях!

Феодора осторожно кивнула; она как будто бы понимала. Но царица наверняка имела еще и другие соображения, ей неизвестные.

Потом Феофано обняла ее за плечи.

- Ты очень помогла мне тогда, милая Феодора, - когда встречалась с Леонардом Флатанелосом…

Феодора тихо ахнула и попыталась высвободиться; но Феофано не пустила.

- Я не могу, - начала было Феодора: понимая, что это будет попранием всех законов чести и гостеприимства. Но посмотрела в огромные серые глаза с янтарными отблесками, нездешние глаза, - и замолчала.

Конечно, ни о каком попрании и речи сейчас быть не может: на войне законы свои, а византийские войны имеют особенные законы, для которых не существует еще русских слов.

- Если ты мне прикажешь, василисса, - сказала Феодора: она побледнела, но не запнулась, произнося это.

Феофано улыбнулась.

- Я знала, что ты поймешь меня. И знаю, что ты одна из всех никогда меня не подведешь, - сказала она. – Конечно, я тебе приказываю! Но не тревожься за себя и детей… вы будете в меньшей опасности, чем мы, как бы ни повернулось дело. С тобой поедут твои охранители и еще воины, которых я выделю, хотя большое войско еще не подошло… Дом Дионисия тоже крепко стерегут.

Она подумала.

- Ну как, согласна?

- Согласна. Но цари так не спрашивают, ведь ты приказала! – ответила Феодора со всей серьезностью.

Феофано с удовольствием поцеловала ее.

- Теперь я понимаю, почему так тебя люблю, - сказала она. – Но будь покойна: я не велю ничего, бесчестящего тебя.

Откинула назад волосы.

- Помни, что есть два способа войны, как и два способа правления, – мужской и женский, - задумчиво сказала патрикия Метаксия Калокир. – Мужские войны вспыхивают, сжигая все губительным и очистительным пламенем, и затихают; женские же не столь разрушительны, но не прекращаются никогда: сколько существует человечество. Однако женщин замечают намного меньше, чем мужчин. Это и плохо, и хорошо – все при большом желании можно обратить в свое преимущество!