Феодора завтракала с мужем, и он был ей благодарен. Потом, извинившись тем, что ей нужно к детям, она ушла вместе с хозяйкой.

- Как всегда, - сказала Феофано, когда они выходили от патрикия. – Я нянчилась с ним сколько себя помню… Но Фома благодарное и незлобивое дитя, если вовремя о нем позаботиться. И думаю, что он еще не скоро повторит вчерашний подвиг.

Царица усмехнулась. Феодора вспомнила, что совершил этот человек, о котором Феофано так насмешливо говорила, и передернулась. Что же за создания эти ромеи!

Когда днем патрикию наконец полегчало и он спустился вниз в поисках жены, то не обнаружил ее. Выйдя из дома, где некоторые воины Феофано и их собственные воины только приходили в себя, патрикий Нотарас увидел, что Феодора едет верхом рядом с верховым Валентом Аммонием, а тот, лучась улыбкой, что-то оживленно ей рассазывает.

“Аммонии оба семейные люди, и у обоих есть дети. Валент – младший из братьев, но уже вдовец, - предупреждала гостью Феофано. – У него остались два сына и две дочери, а жена умерла девять лет назад… но, как и полагается храброму полководцу, он заводит новую жену в каждом походе, если не спит со своим денщиком. Можешь восторгаться им, и он будет восторгаться тобой и распускать перья… но берегись его”.

Патрикий Нотарас ударил кулаком по колонне, подпиравшей портик особняка Калокиров, и подумал: как же хорош собой, в своих доспехах, чернокудрый смуглый Валент Аммоний, и как он свеж и полон сил, несмотря на вчерашнюю попойку.

К вечеру хозяйка опять собрала всех в зале, и, поздравив дорогих гостей с прошедшим Рождеством, всем подарила подарки, не забыв даже детей. Маленький Вард получил искусно выточенную деревянную саблю, и хотя понятия не имел, что с ней делать, умудрился тут же поранить ею ногу Валента. Бравый вояка белозубо захохотал, отказываясь от помощи хозяйки и Феодоры, и, взъерошив темные волосы мальчика, предрек ему славное будущее.

Феодора была избрана царицей вечера, и Феофано торжественно увенчала ее короной, присланной Леонардом Флатанелосом, которую московитка получила из ее рук прошлой ночью.

========== Глава 61 ==========

Феофано, к вящему неудовольствию брата, показала себя прекрасной хозяйкой – она умела занять как самых утонченных, так и самых грубых и невзыскательных гостей. В прежние времена она могла бы первенствовать на симпосионах, собраниях греческой аристократии, среди которой хватало и тех, и других. Византийцы Аммонии и их друзья были, несмотря на благородство крови, не очень образованы, зато удалы и охочи до самых простых радостей жизни, выпивки и женщин; притом всякая щепетильность и разборчивость в отношении любви была почти начисто вытравлена из этих аристократов беспорядочной полувоенной-полуразбойничьей жизнью, наложившей отпечаток на весь их облик.

Однако Феофано сумела, хотя бы на время, облагородить и возвысить устремления родственников – обращаясь к античным образцам, прибегая не только к своей чеканной красоте и красноречию, но и к мужеству, о котором Аммонии к этому времени были наслышаны и которое произвело на них впечатление. Под влиянием чар хозяйки, ее вина и ее щедрости, оплаченной беглецом Флатанелосом, почти забылось вдовство Метаксии Калокир и история с ее мужем: старшим из братьев.

Метаксия вместе с Дионисием и Валентом пила за упокой души Льва Аммония, павшего смертью храбрых, и непритворно плакала о судьбе своих сыновей. Аммонии угрюмо и сочувственно молчали, глядя на это, - их очерствевшие сердца, остававшиеся, тем не менее, греческими, были почти завоеваны…

Теперь, к тому же, немалую привлекательность гостеванья, конечно же, составила молодая русская подруга хозяйки, которая взбудоражила обоих Аммониев уже своим происхождением – им ни разу до сих пор не доводилось встречать красивой русской женщины, образованной по-гречески и умной по-своему, по-славянски.

- Вы… как княгиня Ольга, - сказал наконец Валент, который ухаживал за Феодорой всего горячее и настойчивее.

- Мне до нее далеко, - сказала Феодора с уверенностью, хотя совсем не знала этой великой женщины. – Но я так же, как наша княгиня, предпочитаю, чтобы мне говорили “ты”, господин…

- Валент, - кланяясь, сказал ромей; он подхватил руку Феодоры и прижал к губам, царапнув своими жесткими черными усами и бородой, окаймлявшей крепкую челюсть. – Я кентарх – был сотником при императоре Иоанне… но сейчас это звание не имеет прежнего значения. Я теперь просто начальник моих воинов.

Он поднял на молодую женщину глаза и улыбнулся. Глаза у Валента, как и у его брата, были совершенно черные, как омуты: и среди смуглых греков нечасто встречались такие черные люди, и даже просмоленный морем Леонард Флатанелос был светлей. Феодора подавила дрожь.

- Кентарх – но разве это не капитан корабля? – спросила она, невольно оглядываясь, точно ища спасения. Они с младшим Аммонием незаметно ушли далеко в угол от остальных гостей.

- Это означает “начальник сотни”, - раздался рядом звонкий голос.

Спасение пришло – Феофано приблизилась и взяла ее под руку.

- Кентарх значит то же, что у римлян центурион, дорогая: и там, и там есть сотня, - объяснила она. – Мы кое-что взяли у римлян и в военном отношении, но наша армия куда менее стройна и более пестра… Конница у нас от персов и македонцев, среди наших лучников много азиатов… Ах, да что говорить!

Феофано махнула рукой: она была мрачна, точно кентарх, обнаруживший накануне битвы, что у него разбежалась вся сотня.

- Можно сказать, что и армии давно уже нет, - мрачно вступил в разговор подошедший к ним Дионисий, который был серьезнее и молчаливее брата – и не таким пригожим, хотя тоже силен и статен. Может быть, улыбаться и нравиться Дионисию мешали воспоминания о жене и пяти дочерях, которые ждали его дома. У него до сих пор не родилось наследника – а всем подросшим дочерям нужно было подыскивать женихов и собирать приданое…

Дионисий Аммоний посмотрел на Феофано, улыбнулся ей – улыбка едва тронула губы под усами - и склонил голову.

- Выражаю почтение к делу, которое ты начала, госпожа… Феофано, - произнес он. – Скверное, однако, наступило время, если военачальником приходится становиться женщине!

- Это далеко не новость, - возразила Феофано.

Впрочем, она поняла, что теперь не время напоминать о критянках, спартанках и амазонках; но Дионисий, должно быть, и сам вспомнил и уважительно кивнул. Он поцеловал руку хозяйке, как Валент – Феодоре.

- Надеюсь, однако, что у нас еще остались мужчины, способные сражаться за женщин, - задиристо вмешался младший Аммоний, с улыбкой и блеском в черных глазах. – К примеру, этот могучий лаконец, который неотступно ходит за тобой, Метаксия, - он твой охранник? Или начальник твоих воинов?

Феофано нахмурилась, услышав, как ее назвали; а Валент, придя в совсем веселое настроение, ткнул хозяйку кулаком в плечо и кивнул брату.

- Слышишь, Дионисий? Она хитрит с нами, женщина всегда женщина!

Он захохотал; а Феофано, придя в ярость, топнула ногой.

- Прекратите! – приказала она.

Повернулась к Валенту и серьезно сказала:

- Можешь попробовать сразиться со мной. Марк и в самом деле мой охранитель, но он еще и мой наставник!

Валент перестал улыбаться.

- Я и пытаться не буду, потому что ты и минуты не выстоишь против меня, - сказал он, внимательно и мрачно оглядывая хозяйку своими черными глазами и поглаживая черные усы и бороду. – Но у тебя истинно спартанский характер. Только такие женщины и рождают мужчин.

Валент, в свою очередь, почтительно поклонился хозяйке, на восточный манер прижав руку к сердцу; Феодоре вдруг подумалось, что, со своими длинными черными волосами, Валент Аммоний немало напоминает перса времен древней империи – блиставшей прежде римской… Что же: разве ромеи не наследники древнего Востока, так же, как и Рима?

- Я поняла, в чем вы особенные, - вдруг взволнованно сказала московитка: все трое высокородных собеседников тут же повернулись к ней. – Вы меняетесь все время – и остаетесь неизменными, проносите себя через века как есть… Вы – и Запад, и Восток вместе!