Тяжелая прическа оттягивала голову. Надо же, на подобную мелочь обратила внимание!

Влюбленным? Не заметила, как влюбилась? Неужто вредность была лишь производной любви? Или она так сопротивлялась нагрянувшим чувствам? Этот человек, стоящий перед ней, похитил её! И также неоднократно выручал из беды.

Девушка отвернула вдруг отяжелевшую голову. Совсем забыла, что на них устремлены взгляды всех собравшихся. Гости расступались, давая дорогу повелителю. Некоторые до сих пор сидели на коленях и склоняли головы.

Лотайра провел их по насыпной дороге вдоль леса, к синтоистскому алтарю, куда приходили артисты и служанки – помолиться или загадать желание. Это было с задней стороны дворца, у самой каймы леса, на спрятанной за воротами старинной площади. От гостей отделилось человек пятнадцать-двадцать, только им дозволялось присутствовать на бракосочетании, возможно, кто-то из приближенных Лотайры. Главе Миран со своей свитой тоже было позволено присутствовать, но Фрэя теперь его не опасалась. Став женой советника, она окажется под эгидой леса, а соответственно и Лотайры.

С венчальной площади просматривалось звездное небо, холодный воздух нес по нему темные облака. Деревья нависали над стенами, сгущая тени под черепичными крышами. Площадь же была белоснежной во мраке.

Икигомисске скользил справа, как всегда неспешно и грациозно, вовремя он научил ходить в этих колодках, но девушка не сомневалась в том, что если она вдруг зацепится деревянной подошвой и упадет, Моисей обязательно её подхватит. А еще не покидало острое чувство, будто он хочет на неё посмотреть.

Дожила до дня свадьбы, а ведь совсем недавно сидела за школьной партой и чертила ручкой цветы и сердечки на полях. Долго будет привыкать к своей новой роли. Она уже почти месяц жила с Моисеем и до сих пор не задумывалась, словно бы у них могло что-то получиться.

В темноте, при свете лишь настенных фонарей, никто не заметил, как японец взял её за руку. Кажется, еще есть очень многое, чему ему придется обучать свою новоиспеченную невесту, и в этот раз он согнулся в неглубоком поклоне, утягивая её за собой. Их примеру последовали остальные. Пальцы здоровой руки сжимали её ладонь, прохладные, расслабленные и уверенные. Потом Моисей сделал одну странную вещь – разжал ладонь, выпуская её руку, и поднялся пальцами по запястью, вверх к локтю, а после отпустил. Причем мужчина глядел прямо пред собой. Может, это означило следующее: «Прости, я был не прав на счет тебя, я обязательно исправлюсь»?

Сперва в храм вошла Фрэя, она уже догадывалась, что первым из него выйдет Моисей, тем самым, определяя место главы в браке.

Лотайра сам провел обряд, и не понадобился ни священник, ни жрица. Да и храм был не синтоистским, скорей всего, здесь поклонялись духам леса или богам плодородия… а, возможно, сокровенным чаяниям.

Сидя в стенах храма, они поочередно выпивали из трех чашечек, куда Лотайра наливал сакэ.

Одно она вынесла из всего этого – ей нравилось прикосновение руки Моисея, большой и тяжелой. Девушка скосила взгляд на правый рукав, в слабо трепещущем шаре над их головами и отблесках на стенах темное одеяние надежно скрывало руку.

Осторожно поднеся третью крохотную чашечку к губам, Моисей сделал три глотка. Кадык задвигался. Смуглые пальцы выделялись на белом фарфоре. Мужчина передал ей напиток, и Фрэя в точности повторила его действия. Сакэ пить тоже своевременно научилась. Подносить сакэ другому принято было двумя руками, Моисей же делал вид, что ему всё нипочем. После девяти глотков в голове зашумело, а у жениха даже глаза не заблестели.

После чего повелитель передал две раскрытые деревянные коробочки, расписанные красно-черными узорами и усатыми драконами. Зазвучала японская арфа – кто-то играл для них. Лотайре пришлось самому доставать кольцо из коробочки, потому что советник не мог справиться с этой задачей без чужой помощи. Фрэя протянула ладонь, и Моисей надел на безымянный палец посеребренное кольцо с крошечными бриллиантами. Затем она то же самое проделала со вторым обручальным кольцом. Какая ирония судьбы заключена в том, что именно его левая рука и была нужна.

Девушка держала его ладонь, глядя на кольцо до тех пор, пока Моисей сам не опустил руку.

Слова, которые она говорила, расплывались на языке кашей. Речи толкать – не её конек. Голос Моисея по сравнению с её казался музыкой и был тверже.

Икигомисске улыбался уголками губ, когда она произносила клятву верности мужу.

– Вы принесли друг другу брачный обет, теперь с позволения власти мне данной, я могу объявить вас мужем и женой.

Не думала, что услышит эти слова там скоро, а вот Моисею пришлось подождать, пока она родится. Теперь она Фрэя Икигомисске.

– Моисей, можешь поцеловать невесту, – сбавив весь свой помпезно-торжественный задор, просто сказал Лотайра, это был даже не приказ повелителя и не просьба священника.

Японец некоторое время смотрел на неё, его взгляд выражал умиротворение, в коем-то веке… Прижал ладонь к щеке и, слегка придерживая мизинцем под подбородок, приподнял её лицо. Теперь Моисей принадлежит ей, целиком и полностью, но отсюда так же вытекает, что она его, а это мысль совсем не прельщала. Под ложечкой засосало, и проснулся застарелый страх. Захотелось отвернуть лицо. Пугала сама мысль, что он может дотрагиваться до неё, по той простой причине, что теперь она его жена, а при таком количестве свидетелей, брак вполне мог считаться законным, да и Лотайра не зря всем тут верховодил. Убежать, спрятаться, снова стань маленькой девочкой и не лезть во взрослую жизнь, еще хотя бы лет пять она может ею побыть. Она не готова к супружеской жизни. Почему никто не понимает?! Не готова!

Глаза округлились, секунды растянулись в минуты.

Госпожа Икигомисске – страх-то какой!

Моисей тронул губами её лоб, всего лишь на пару мгновений, она как раз успела вдохнуть глубже.

Спасибо – почти сказала, но, кажется, он понял всё и без слов. Догадливый у неё супруг.

Дальше следовал банкет под звуки музыки. Подали запеченные почки.

На площадь, подготовленную под праздничные представления, вышел японец в народной маске. Волосы были убраны под покрывало, так чтобы было видно шею. Длинное белое кимоно, покрытое переливающимися синими узорами по всей длине, дерзко распахивалось спереди, обнажая стройные ноги и на мягкой подошве сапоги выше колен.

Переодетая во второе по счету свадебное кимоно, накинутое поверх белого, Фрэя сидела на привычном месте по левую руку от Лотайры. Она пребывала в новом пока для неё состоянии, пытаясь разобраться в происходящем, витала где-то. Вообще ей не свойственно витать в облаках, особенно, когда эти облака похожи на грозовые тучи, готовые ударить молнией. Дома она нашла бы выход, спрятавшись в чьей-то комнате и болтая о всякой всячине, или пошла бы гулять с Берни, включила бы музыку, но еще вчера она была такой простодушной, важнее душевного равновесия для старшеклассницы Фрэи не было ничего. А как успокаивают себя «жены»?

По краям площади рассаживались музыканты, высвечивались вспышки фотоаппаратов.

Выступающий артист изобразил поклон. Задула надрывная флейта, обозначающая туман.

Встал боком к ним и тут же плавно прогнулся, якобы прогибаясь в мост, медленно, плавно, и, уже начав запрокидывать голову назад, резко выпрямился. Девушка от неожиданности даже села прямее. Японец снова повернулся к ним лицом в маске, изображающей морду мифического животного, внезапно тряхнул головой и повел корпусом по кругу, словно падал вперед, терял равновесие и пытался удержаться на земле, быстро, и еще раз – медленно, и вновь – быстро. Согнувшись пополам, порывисто обхватил колени одной рукой, другую выбросил в сторону и чуть назад, растопырив и выгнув пальцы. Подогнул колени, не отпуская, и поднял лицо. Двигался он рывками, порывисто и нескладно, но каждое отточенное движение несло такой колорит, что казалось честью сложного импульсивного танца. Японец всё еще сгибаясь, поднял правую ногу, согнутую в колене, выделывая замысловатые пасы левой рукой, а вторую скрывая за спиной. Выпрямил ногу, поднимая её в шпагате, качнулся вперед, подставляя руки и мягко приземляясь на живот. Перекатился, сел, перенося вес на согнутую ногу. В разрезе кимоно четко выделялись бедра. Запахнулся так, словно танцуя, неспешно, как змея, потянулся всем корпусом вперед, прогибаясь в спине. В следующее мгновение он уже стоял на ногах, продолжая выкручивать руки и пальцы, изгибаясь всем телом. Присел, отводя левую ногу назад. Легкое скользящее кимоно из воздушного шелка повиновалось любому его движению, то взлетая вверх, после медленно оседая, то разлетаясь в вихре во все стороны, как порох из ружей. Под кимоно промелькнула пурпурная рубашка из материала грубее.