Японец схватил её за ворот длинной рубахи и швырнул от себя, девушка начала заваливаться, но устояла на ногах. Однако не успела вздохнуть, как Моисей выбросил здоровую руку вперед, и она схлопотала мощный удар в живот.

*

Ближе к утру резко похолодало, температура стремительно опустилась, и Фрэя увидела, как усмехнулся Лотайра, также как и она, оценив штучки природы. Повелитель взглянул в небо, раскрашенное оранжевыми и синими огнями фейерверка. Сверху посыпался сноп красных искр, и все сразу радостно загалдели, только девушка заметила, что всегда такой неуравновешенный повелитель пребывает сейчас в полном спокойствии и ехидно поглядывает на небо.

Холовора зябко поежилась, зарывая руки в огромные рукава праздничного кимоно. Ладони в белых прозрачных перчатках, несмотря на холод, вспотели.

Повелитель Хинокава восседал на примитивном троне на помостах, установленных квадратом вокруг дощатой площади.

Девушка сидела по левую руку, Моисей – по правую. Перед ними возвышался стол с угощениями для высокопоставленных гостей. Глава Миран со своей свитой спустился вниз, на площадь и наслаждался праздником среди танцовщиц, солдат, слуг и артистов. По краям сидели музыканты. Там же на площади были установлены столы, заставленные блюдами ничуть не хуже господских.

Спустя пятнадцать минут в одних носках и деревянных тапочках замерзли ступни. Раннее утро второго июня обещало оставить о себе не самые лучшие воспоминания. Фрэя налегала на еду, надеясь, хоть так поднять себе настроение. Конечно, когда у девушки скверное настроение, она налегает на еду.

Музыка прекратилась, и тогда стал слышен общий гул: высокие женские голоса, низкий мужской смех, тонкие радостные крики, шорох тканей, стук множества тапочек по паркету и деревянным помостам. Заиграли следующую композицию, в ней отражался подлинный Восток, чей-то нестройный прерывистый голос, будто имитация женского каприза, просто напев, без слов, легкие флейты, едва уловимые «цудзуми» [барабаны], то тише, то выше, раз-два, раз-два, с разных сторон, перебирание струн, снова дуновение «сякухати» [китайская бамбуковая флейта сяо], переливание мелодии струн японской цитры [щипковый музыкальный инструмент, имеет также название «кото»] и вновь бой барабанов. Добавился новый звук: тонкие воздушные трели духовых и словно капель – перестук палочек.

Фрэя исподтишка взглянула на Икигомисске. Скорей всего, он даже умеет танцевать и знает народные танцы.

У подмостков продолжалось гулянье.

– «Ветер, взметающийся из бокалов», – разлилось по площади пронзительное, как осколки, сопрано. Девушка вспомнила книгу Такамура Котаро [(1883-1956) Великий японский поэт XX в. Снискал славу публикацией дебютного сборника «Дорожная даль» (1914). Поэтическая манера отличается уитменовской широтой мировосприятия, пластичносью, богатством колорита. Тяжкая душевная болезнь любимой жены Тиэко наложила трагический отпечаток на позднее творчество Такамура Котаро. Пойдя на сотрудничество с тоталитарным режимом в годы монархо-фашизма, он впоследствии опубликовал поэтическое покаяние в форме исповедальных элегий] и Янке, которому очень нравилась его поэзия. Песня была на стихи Котаро.

– «Раскачивает бумажные фонарики Пана, [Греческий бог Пан был своего рода тотемным покровителем токийского «Общества Пана», в древнегреческой мифологии – бог пастушества и скотоводства, плодородия и дикой природы]

Пестрые огни мечутся, мелькают…

Аромат миндаля и груш Бергамо.

Цветы – гелиотропы, Помпеи.

Четыре молоденькие гейши

Мерно притопывают, в лад напевают

И пляшут, пляшут!

Эй, эй, эй-я-са!

Хисагику и Горомару,

Бонкоцу и Саруноскэ,

Раскрасневшиеся, потные, хмельные! Демоны разгула,

Цветные татуировки,

Приказчик из заведения Каваути,

Неразменная стойеновая кредитка,

Местный колорит,

Семена жизни… Словно вытканная на шелку картина,

Словно сценка на старинном гобелене.

Пир горой, дым коромыслом!» – подлетел высоко вверх хрустальный голос.

Фрэя не разбирала половины слов, слитых в единый, надрывный, крикливо-дерзкий напев, однако прекрасно помнила строки из «Presentation» [Представление (фр.)].

Лотайра наклонился и что-то быстро сказал советнику, после чего Моисей плавно встал из-за стола и по светлым лестничным доскам устремился вниз. На нем были широкие черные брюки и расшитая цветным бисером блуза до пояса. В своей более чем современной одежде он выделялся на фоне разодетых, разукрашенных гостей Лотайры, будто оживших на старинном японском полотне. Заколотые волосы Икигомисске всё так же переливались в свете фонариков, развешенных везде над подмостками.

Холовора посмотрела на фигурное печенье, которое в огромной таре пододвинул ей Лотайра, и решила, что праздник определенно не плох, и она уже начинает входить во вкус. Одно печенье было круглым и в форме смайла :), со своей кремовой улыбкой. Пожалуй, к роскоши она тоже начинала привыкать. Для полного счастья разве что не хватало Гакта [Гакт Камуи – японский певец и композитор, также известен как актер, фотомодель, писатель, продюсер, дизайнер, пробовал себя в качестве сэйю и ведущего на радио, кроме того, был задействован при создании трех компьютерных игр].

– «Бородатый Пан, увенчанный гроздями винограда,

В пламенеющих руках протягивает огромную чашу.

Кто-то подходит, поджигает пунш в чаше.

«Permettez-moi de vous presenter…[Позвольте вам представить (фр.)]» – продолжала петь японская певица, которая возникла в поле зрения, только когда танцующие разошлись в танце, и посреди площади стала видна сидящая в громоздком кимоно женщина с мраморно-белой кожей.

Когда песня окончилась, небо окрасил очередной фейерверк, огненным дождем осевши наземь.

Фрэя страшилась и вместе с тем предвкушала, как Лотайра с ней заговорит.

Что за странное платье? Объемное и белое, точно сахарный песок, поверх широкой более темной юбки. Приятный цвет кимоно, отражающий свет. Расшитый бледными цветами подол. Только зачем ей дали такое сложное и роскошное кимоно, которое без чужой помощи она ни в жизнь не надела бы. Неужели Лотайра хвалится ею, как презентом из внешнего мира? Именно так она и считала, бросая на повелителя косые взгляды. Ему нравится устраивать грандиозные представления и быть в центре внимания.

Голые колени под юбкой замерзла, и девушка села нога на ногу.

– Почему ты не спустишься к ним? – поинтересовался Лотайра, указывая рукой на танцующий люд. Повелитель явно был склонен к громким жестам.

Заиграли на кото, позже добавилось высокое звучание гобоя и флейт.

– Я не знаю здешних танцев, – сказала на чистоту девушка и перевела взгляд на площадь. Это был танец без пары, но, наблюдая с помостов, можно было заметить, насколько целен и созвучен танец, словно все гости сплотились в нем. На раскрасневшихся лицах светились улыбки.

– А-а, чувствуешь, как изменилась погода, – снова заговорил повелитель, поднося к губам нелепую чашечку с носиком.

Сидеть за одним столом, буквально рядом, с человеком, у которого почти желтые глаза да еще с вертикальными зрачками, и разговаривать о погоде… непередаваемые ощущения.

– Хочешь, скажу одну вещь? – надавил на любопытство господин, загадочно улыбаясь. У него оказалась щербинка между зубов, а сами – маленькие и на вид некрепкие. – Здесь, – он окинул неторопливым взглядом округу, – самое безопасное место рядом со мной. Для такой как ты, – и снова Лотайра растянул тонкие губы в таинственной улыбке.

Фрэя увидела на лестнице Моисея, тот поднимался к ним. Руку скрыл от посторонних глаз под удлиненным рукавом. Брюки перекатывались на нем при каждом шаге, податливая ткань будто перетекала.

И тут поднялся Лотайра. По всей видимости, повелитель дожидался советника, чтобы огласить какую-то новость.

Разом умолкла музыка, все развернулись к повелителю. На лицах была радость, но в глазах виднелась настороженность, а кто-то уже успел набраться и принимал всё за очередной аттракцион веселья. Икигомисске тоже замер, подняв лицо на своего повелителя.