Господин сделал шаг по направлению к девушке, и, когда кимоно распахнулось, на секунду оголились стройные ноги, будто бы загорелые.
– Расскажи мне про женщину, – сегодня повелитель был на удивление терпелив. – Что она говорила?
– Я не разобрала, что-то вроде «Оскэр» или «Оскар».
Девушка не хотела говорить о взбесившейся лошади, Лотайра мог заинтересоваться этой деталью, и начал бы выспрашивать у неё подробности, о которых совершенно не было настроения рассказывать.
– Да? Мой слуга передал мне, что женщина закричала, после того как увидела тебя. Лошадь та околела, – задумчиво произнес повелитель, расслабленно опуская руки вдоль тела. – Ты знаешь об этом?
Фрэя неосознанно распахнула глаза. Сердце застучало быстрее. Только после она немного пришла в себя и успокоилась. Как пить дать – Лотайра заметил её шок, у него даже уши развернулись в её сторону, так громко она дышала.
– Также лошадь стала неуправляемой, как только увидела тебя, проходящей мимо, – японец говорил тихим, размеренным голосом, не стараясь её обвинить или напугать. Здесь она была благодарна Лотайре. – Женщина, которую ты встретила, звала вовсе не тебя.
– Кого?
– Что, – поправил Лотайра. – Некое существо Оскель. Я ничего не знаю об этом, но имя мне знакомо. Ты слышала когда-нибудь об Оскель?
– Никогда, – созналась девушка. – Первый раз слышу.
Пламя игралось отсветами на кимоно Лотайры.
– Так вполне могли звать и лошадь, – подтвердил её мысли повелитель. – Так или иначе, ты не можешь быть Оскель.
Мысленно Фрэя усмехнулась, да уж, она себя не перепутает, еще пока узнаёт. Необычное имя, не сталкивалась… Теперь ясно, почему она не так произносила, у Лотайры тоже получалось не ахти как благозвучно, мягкая «ль» сливалась в «эр», довольно распространенная ошибка, из-за которой иногда возникают трудности в понимании иностранцами местной речи.
– Откуда это имя? – спросила Холовора, морща лоб. Оно ей понравилось, и девушка долго еще смаковала имя на языке.
– Его придумали древние греки. Иного мне не известно.
Повелитель медленно повернулся к ней спиной, и Моисей сразу же опустил ладонь себе на бедро, где всегда носил мачете. Готовый защищать своего господина даже от неё. И надо отдать должное солдафону – тайная мысль воткнуть что-то острое в спину Лотайры всё же возникла, правда, девушка не была готова расстаться с жизнью. Страстно хотелось, чтобы Моисей верил ей безоговорочно. Откуда это непостижимое желание?! Почему мнение Икигомисске стало для неё настолько важным?!
Лотайра махнул рукой, давая негласное распоряжение. Процессия двинулась дальше, а Моисей остался стоять и вытащил из складок одежды длинный нож, рукоять которого была обмотана лоскутами кожи двух цветов.
– Продолжим? – подал голос мужчина. Той ночью, когда их окружили у реки, его голос зазвучал по-новому. К сожалению, воспоминание об его звучании выветрилось из головы, она только могла вспомнить, что… нет, совсем никаких воспоминаний.
Холовора достала то мачете, которое осталось с их стычки в долине. Моисей так и не попросил его вернуть.
Каждый второй вечер на протяжении последних двух недель он давал ей уроки владения мачете. С дозволения Лотайры, конечно.
Икигомисске говорил, что желал бы взять Фрэю себе в ученицы. А это означало для девушки только одно – Моисей хочет видеть её рядом с собой и не сердится.
– Что это – Оскель? Ты ведь понял, что именно она кричала, – привыкшая к любви Моисея ко всякого рода умалчиванию, девушка спросила лишь из упрямства.
– Я не обманываю тебя, – внезапно мягко произнес японец, сдвигаясь с места. Полы кимоно взвились в воздух и опали, полетев за своим хозяином. Мужчина прошел мимо, направляясь на их привычное место: твердую площадку яйцевидной формы у черты бамбукового леса, слегка присыпанную желтым песком.
– Тебя не удивляет, что из-за моего вмешательства пострадала лошадь? – Фрэя шла рядом, отдергивая себя всякий раз, когда взгляд опускался на его ладонь, сжимающую мачете. – Я хочу сказать, что я люблю животных, и нарочно бы такого не пожелала.
– Удивляет, – согласился японец. – Лошадь могла оказаться больной или дикой, не принимай на свой счет, – и снова – ей не послышалось – в его голосе была мягкость, настолько непривычная, что резала слух.
– Твоя рука… сильно болит? – из глаз потекли слезы.
С какой стати вообще она вздумала сейчас плакать?! Что за сопли тут развела?! Фрэя отвернула лицо вправо, сделав вид, что её привлек шатер.
Чуть в отдалении за ними неотступно следовали Ю и Каоко, их обувь шуршала по траве.
Подруга бы дала ей хороший пинок, если бы увидела сейчас!
Ю по секрету рассказала, что у Моисея отняли дочь. Да-да, она не забыла, что девочка приемная, но Икигомисске относился к принцессе как к родной дочери. Нужно было поговорить об этом, сказать что-то ободряющее, однако Фрэя не могла подставить свою горничную за то, что та пускает сплетни и влезает в дела господ, поэтому приходилось держать язык за зубами.
– Как долго она будет заживать? Твои уши быстро отросли… – говорить получалось с трудом, трудно было скрыть плач в дрожащем голосе, изо рта вырывался жалостливый писк.
Потребовалась минута, чтобы Фрэя взяла себя в руки, глубоко вздохнула, незаметно вытерла глаза. Не будет она плакать!
– Еще некоторое время, – наконец ответил Моисей, – а пока я не чувствую правой руки.
Ну что он говорит?! Он точно надумал довести её до слёз! Она своей милостью сделала его калекой! К тому же он – правша, как он теперь без правой руки?!
– А Миран? Лотайра уже предпринял что-то? Ведь это Миран подослал к нам убийц!
– Мы с тобой убили их, – откликнулся японец, поднимая лицо к небу и вздыхая.
Это «мы с тобой» языком Моисея звучало необычно, как «Киндр сюрприз» в устах Папы Римского.
– Я ни слова не сказал повелителю об этом, но велел моим людям усилить охрану. Глава Миран пробудет у нас до окончания празднования, до тех пор Лотайра вынужден быть обходительным с ним, чтобы о нас не просочились нежелательные слухи в другие «дома знати».
На площадке Фрэя достала своё мачете.
– Покажи мне настоящее лицо, которое ты ото всех прячешь.
– Ты еще ребенок, чтобы на это смотреть, – отозвался японец, взмахивая клинком в воздухе.
– Это так ужасно? Так страшно и жутко? Брось, Моисей, я видела тебя всего в крови, что может быть ужаснее? У тебя ноги кривые или есть хвост?
– Я совсем не это имел в виду. Увидев меня раз, ты перестанешь быть собой. Нужно ли тебе это? Думаю, нет. Ты потеряешь голову, и должен тебя разочаровать, отнюдь не от страсти, возможно, даже сойдешь с ума и забудешь, кто ты есть на самом деле, – скороговоркой быстро выдал Икигомисске, рассекая воздух перед лицом и приближаясь к ней. – Увидеть тело и увидеть истинное лицо – две разные вещи, я бы даже сказал, взаимозаменяющие.
– Взаимо что? – она отшатнулась назад, когда Моисей ударил сверху.
Фрэя вскинула обе руки, зажимая в них мачете, и отбила, нелепо повалившись на жесткую землю. Поднялась, испачкав руки в песке.
– Ты можешь прыгать? Или ты привязана к земле?! – разозлился японец, нанося один удар за другим и оттесняя её к краю площадки. Песок под ногами заскрипел.
– Прыгать как ты? По деревьям? – выдавила сквозь зубы, и получила пас рукоятью в грудь. Задохнулась и полетела на землю.
– Давай же откройся мне! – навис над ней Моисей, яростно замахиваясь. – Кто ты такая, Фрэя?!
Его вопрос звучал в ушах. Девушка могла только уползать, вскакивать и снова падать. Кто она такая? Кто она?
– Я хочу увидеть это! Давай же! Покажи, кто ты есть на самом деле?!
Неясно было, серьезно он или просто настраивает на драку. Знала только – Моисей пытается вывести её из себя, чтобы дралась в полную силу. Это происходило постоянно. Неясно, чего добивался Икигомисске, натаскивая её. Только злит.
Подсек снизу, девушка качнулась назад, удар и, закрутившись, как юла, пролетела метр и, падая, уже у самой земли сумела изменить угол падения и приземлилась на колено. Дыхание сбилось, хвост сполз с затылка.