Стремясь защитить глаза от слепящего света, прикрыл рукой, коснувшись ледяными пальцами лба. Поверхность земли под ним казалась неровной, словно он лежал на краю склона или отлогого холма.

Либо у него конкретно поехала крыша, либо…

– Как же ты оказался совершенно один?! Почему с тобой никого не было?! Куда смотрел Саёри?! Ты подвергался опасности! Стоило мне ненадолго отвернуться, и ты снова попал в передрягу!

Что за бред еще?

Маю пошевелился и в ту же секунду уловил душистый запах травы и пшеницы. Ему так хорошо спалось, кто его будит в несусветную рань? Он до того устал накануне и всё еще хочет спать… Мальчик потянулся, не открывая глаз, и улыбнулся самому себе. Он мечтал о подушке и одеяле, пышной мягкой подушке и теплом овчинном одеяле.

Опустив подбородок, в щелку чуть приоткрытых глаз Маю увидел, как солнце окрашивает мёдом и золотом пшеничные колосья у подножия склона. И они мягко стрекочут, качаются… Спросонья он никак не мог взять в толк, что же больше настораживает во всем этом…

– Открой же глаза! Скорее! – на сей раз в голосе переливался смех, ликование, предвкушение.

Запрокинув лицо, Маю увидел небосвод, а поверх – густо покрытый травой склон. В небе парили воздушные змеи, облака замерли в причудливых фигурах.

Змеились бумажные драконы и хлопали крыльями фантастические, рогатые бабочки. Вверх по склону неслись дети, они будто порхали вместе со змеями.

– Посмотри, Маю, – кто-то, сидящий рядом, простер руку в направлении резвящейся детворы.

Мальчик перевел взгляд на руку, зависшую прямо над его лицом.

До слуха долетали детские голоса и звуки непонятного языка.

– Они так счастливы и бесхитростны, они лишь хотят жить и быть свободными, но им не дали на это права. У тех детей, пожалуй, есть одно отличие: у них никогда не было семьи. Они могущественны, но одиноки, и поэтому стремятся к человеческому теплу.

Мальчик обхватил руку, ощущая легкий цветочный аромат… этот запах… как пыльца для бабочки, как мёд для пчелы. Это что же?.. Запах души? Потому что… потому что… этого запаха больше нет… он исчез, он не может быть настоящим!

Только таких цветов не растет на земле. Их нет ни в одном розарии, ни на одном поле. Так пленителен запах души… Любой бы цветочник хотел бы такой себе в магазин. Люди так любят аромат цветов и, они падки на яркие цвета, стремясь разбавить своё тусклое существование.

– Не надо, не говори ничего! – Маю обнял сидящего на траве, крепко сжимая, пока не ощутил исходящее от кожи тепло.

– Отчего же мой брат настолько бестолков? – засмеялся бархатный голос.

– Дурак! – закричал Маю, набрасываясь на говорящего с кулаками и лупя по груди, плечам, спине. – Что же ты наделал?! Я такого про тебя наслушался! Дурак! Дурак! Дурак! Почему ты так поступил?! Ты не должен был уходить! Мне столько всего надо тебе высказать!

Клеверный ветер раздувал короткие пряди темных волос. Брат держал его в объятиях, всё это время, слушая вопли. Как же сильно изменился! Снова перекрасился в старящий его черный цвет. Пряди слегка накручены, как изящно… Почему оделся так… строго?

Маю резко привстал на коленях, обхватывая лицо брата ладонями. Только одно колечко на пальце – ни следа от того прежнего Эваллё. Любимый брат стал походить на всех этих японцев – сотни, тысячи японских мужчин, которых за полгода успел перевидать Маю, которыми был уже сыт по горло.

– Какой же ты дурак! – заревел Маю как можно громче, отпуская брата. – Ты хоть понимаешь?! Своей жертвенностью ты чуть не угробил меня!

Эваллё всё еще улыбался. Мальчик схватил его за галстук и притянул к себе:

– Ты вынудил меня спать с Лотайрой, с этим сумасшедшим! Пускай ты не знал об этом, но я убить тебе готов! Разорвать голыми руками! – вскочив на колени, Маю второй рукой вцепился в выхоленную рубашонку Эваллё.

Брат разжал губы, показывая зубы цвета слоновой кости.

– Ах ты! Ты… тебе смешно! Я думал, это был ты! – глядя на эти зубы, на почти бесцветные губы, охрипшим голосом причитал Маю.

– Маю…

Точно разъяренный бык, мальчик яростно выдохнул горячий воздух в лицо Эваллё:

– Я не знаю просто, что сейчас с тобой сделаю!

– Маю, Маю! – просил его Эваллё. – Послушай… Мне пришлось уйти, чтобы не произошло непоправимого. Я хотел сделать тебя счастливым, я хотел дать тебе шанс прожить нормальную жизнь. Ты не пустое место для меня, ты дорог мне.

Маю с трудом выслушал объяснения, готовый взорваться в любой момент.

– И ты называешь это нормальной жизнью?! Да у тебя также как и у него, мозги набекрень!

– А ты еще не понял, зачем я оставил тебе свой телефон?.. Зачем просил проверить почту, уходя из «Шатла»? – Эваллё погладил его по щеке, по волосам. Не сводил с него взгляда. – Ты мог бы меня презирать…

– НЕТ! Ни за что! Ни за что, слышишь? – сглатывая, мальчик встряхнул брата, и вдохнул воздуха.

– Маю, это был не вопрос.

– Этот спектакль под названием «Я плевать на всех хотел»… И ты рассчитывал, что я в него поверю?!

– Когда мужчина отворачивается и уходит, у него есть на то причины. В электронном письме я изложил ВСЁ, что считал нужным сказать. Если бы ты его прочел, ты бы разобрался во всем. Я никуда не исчезал. Просто ты не знал обо мне. Но я и предположить не мог, что ты вернешься в Хямеенлинну! Нам обоим необходим был этот шанс – попробовать другую жизнь, без искажения.

Во рту совсем пересохло, на крики не хватало дыхания. Холовора еще раз с глухим шлепком врезал Эваллё по груди, и снова, но без прежнего энтузиазма.

– Если бы ты правда хотел быть со мной, то наплевал бы на всё, как сделал это я!

– И не подумал бы о тебе? О твоем благополучии? О твоем будущем?

– Но мы живем всего лишь один раз! Как я теперь без тебя?! Ты знаешь, меня чуть не заперли в военном училище?! Всё из-за того, что ты… ты не захотел пачкаться.

– Нет, это не так, – привставая, Эваллё обнял брата за талию, гладя по волосам, перебирая. – Я не хотел запятнать тебя.

– Заставил же я тебя помучиться… – признал мальчик осипшим голосом, ни на секунду не отрывая взгляда от лица Эваллё. – Ты стольким пожертвовал ради меня… Тебе пришлось пойти против себя, и ты был один, пока я развлекался. Ты не мог даже на глаза показаться, ты оставался в одиночестве и оплачивал моё счастье, – бубнил Маю, вдыхая запах брата.

– Мы виноваты в одинаковой степени, – прошептал Эваллё. – Я догадывался, на что иду.

– Ты умер! Погиб для меня! Как мне теперь собрать всё?! Когда ты перестал мне сниться, я подумал, что тоже скоро умру…

По правой щеке Эваллё скатилась слеза.

– С того дня, как ты появился на свет, я любил тебя больше жизни. Ты был очень маленьким, чтобы тогда это понимать. Знаешь, я взял твой плеер с собой, чтобы оставить себе хоть частицу тебя и не вызвать подозрений. Отдавая телефон, я обрывал всякую связь. Я так волновался, потому как был уверен, что вижу тебя в последний раз…

– Я по ошибке заблокировал себе доступ, я не видел твоего сообщения, прости меня, я такой идиот, – просипел Маю, глотая слезы. – Я даже не подозревал, что Лотайра за тобой наблюдает! Это из-за того, что я сбежал из академии!

В угольно-черных глазах отражались блики солнца, они переливались в зрачках и создавали блеск.

– Пойдем, я покажу тебе частицу того мира, в котором мы могли бы оказаться, – с этими словами Эваллё прижал мальчика и повлек его за собой, вниз со склона, в море золотящейся пшеницы.

Солнце опускалось в сонм колосьев. Но так не бывает. Люди не летают, а Эваллё парил, парил без крыльев, удерживая Маю обеими руками. Белая рубашка брата парусила от ветра, вызванного медленным падением. Они уходили вслед за солнцем.

– Просто не отпускай меня, – старший брат перевернулся на живот, погребая Маю по собой, в потоке воздуха.

Маю видел, как они опускаются, падают куда-то.

В том месте быстрая река уходила в лес. В долине стоял крупный двухэтажный дом с просторным крыльцом, и теплый воздух был напоен летом.