– Вы меня разыгрываете!

– Нет, меньше всего мне хочется играть с тобой. Ты и сам не заметил, как упрочнились твои силы. Ты можешь быть неуязвим к боли, которую причиняют тебе люди вроде меня. Я лишь направляю тебя, подталкиваю в нужном направлении. А растешь и развиваешься ты сам. Когда я только познакомился с Тахоми, я и не предполагал, что узнаю такого как ты. И уж тем более я не догадывался, ЧТО ты преодолеваешь каждый день, КАК отчаянно сопротивляешься. Я подумал: этот мальчик еще проявит себя, дай-ка я ему помогу. В твоем возрасте я так не смог бы – сломался. И снова я убеждаюсь, насколько мы с тобой непохожи. За пару недель ты сильно изменил мои взгляды. Да… внешность, правду говорят, обманчива. Я боялся, что рано или поздно под натиском ты сдашься, но этого не происходило.

– Вы всё специально подстроили, чтобы… я продолжал бороться?

Японец вскользь улыбнулся, впрочем, не выражая этой улыбкой какой бы то ни было радости.

– И даже решили отправить меня в военное училище?

– Именно так, Маю.

– Но я не понимаю, зачем вам это нужно было? Только, чтобы я не проживал свои лучшие годы так, как вы?

Провада полностью отвернулся к окну и махнул таксисту:

– Остановите здесь.

Мальчик выглянул в окно, куда смотрел японец. Видимо, впечатлений на сегодня было еще недостаточно. Автомобиль встал в десятке метров от сплошных ворот, обвитых сверху колючей проволокой, у фонаря. Широкая дорога с канавами по краям проходила под воротами и скрывалась с другой стороны. На земле отпечатались крупные борозды от шин, уводящие под металлические ворота. Здесь проезд для гражданских был запрещен. Судя по тишине, царящей в лесу, само военное училище располагалась гораздо дальше. У ворот слева околачивалось двое в военной форме с автоматами на плечах. Они почти не разговаривали друг с другом, лишь изредка перекидывались фразами.

– Я сейчас вернусь, – бросил японец, открывая дверцу и ступая на размякшую дорогу с чавкающим звуком. Закрыв дверцу, Саёри достал из внутреннего кармана куртки плоский кожаный бумажник для документации. Люди в форме без спешки направились к «мерседесу».

Таксист убрал ладони с руля и повернул голову так, чтобы встретиться с мальчиком взглядом. Да, на студента военного командного училища он походил меньше всего.

Провада завел разговор с теми, в форме, и Маю проглотил ком в горле. Японец развернул какие-то бумаги и указал в сторону такси. Один мужчина, с подвернутыми рукавами, кивнул. Столь угодно много благих целей ни преследовал бы Саёри, а входить через эти ворота абсолютно не хотелось.

Второй финн взял из рук Провады бумаги и просмотрел, пока мужчины о чем-то говорили.

Водитель такси наклонился вправо – видимо, шнурок на ботинке завязать или поправить съехавший носок… Темноволосый затылок скрылся за спинками передних сидений.

Дрожащей рукой мальчик потянулся за рюкзаком, правой – надавил на дверную ручку, пригибаясь и медленно переползая на пустующее сиденье японца.

Провада бегло говорил, повышая голос и иногда качая головой. Его фигура в черном меркла посреди земляной дороги. Фары такси высвечивали стального оттенка высокие ворота.

Обивка выпрямилась, когда Маю приподнялся, сильнее толкая дверь от себя. Он почти распластался на сиденьях, выставляя вперед правую ногу, чтобы вскоре сделать один стремительный рывок, и не дыша.

Мужчина за рулем выпрямился, но тут же опять нагнулся, похлопывая по брюкам. Маю ловил каждый звук. Шаркнула подошва по полу, и, не поднимая головы, таксист протянул руку за щеткой для обуви.

Щелчок. Маю приоткрыл рот и закусил нижнюю губу, всем телом подавшись в сторону выхода. Дверь беззвучно отъехала, впуская в салон холодный кислород. Водителю, отгороженному сиденьями, было тепло рядом с печкой, скорей всего, поэтому он не ощутил перемены. Нога коснулась земли, и мальчик выбрался из машины, прикрывая дверцу. Он не стал захлопывать.

Стараясь не глядеть по сторонам, Холовора зачавкал ботинками, угодил в колею, полную жидкой дорожной грязи. Голоса трёх мужчин стали отчетливыми, как и холод, забравшийся в расстегнутый ворот куртки.

Сердце хлопало. Деревья сливались в темную непроходимую массу. Сойдя с дороги, Маю отошел на семь шагов, стараясь не задевать рюкзаком и плечами низко растущие ветки, не хрустеть, не оступаться, не паниковать. Отойдет от дороги еще немного и только тогда побежит… За спиной удачно смыкались жидкие кроны, которые, однако, не спасут его от луча фонарика. Глубже в лес, дальше от дороги, ниже с горки. Ноги уводили вперед и вниз. Вперед и вниз. И Маю сорвался с места. Так быстро, как позволял тесный лес и темнота.

Проскакивая между деревьями, мчался параллельно дороге и чуть влево, в обратном направлении, откуда они приехали несколько минут назад. Кто знает, свети солнце, и Маю, возможно, не удалось бы скрыться… Мальчик врезался в колючую стену тонкоствольных деревцев, растущих так тесно друг к другу, что пролезть через заросли не представлялось возможным. Он практически ничего не видел перед собой.

Сейчас необходимо пройти как можно дальше в лес, и при этом не заблудиться в темноте. По дороге еще предстояло вернуться в город.

Холовора отводил от лица ветки. Не время останавливаться, к тому же он нисколько не выдохся. Продел руку во вторую лямку. Разве что глотнул бы воды, пока пить не захотелось сильнее. Обойдя кусты, стал уже внимательней продвигаться по лесу. Маю представлял, на кого будет похож, когда выберется на шоссе. Было неприятное ощущение, что повысилась температура, но это, конечно же, не так, просто воздух очень холодный, а кровь от бега разогрелась.

Да что же это происходит?! Репейник! Мальчик рванул руку, на ходу отрывая колючки от манжет. Потом прибавил шагу и побежал.

Сто процентов из ста – Саёри будет его искать. Ездить вдоль леса и подстерегать. Теперь исчезновение Маю принципиально значимо для японца, на которого возлагалась вся ответственность за жизнь и благополучие подростка. Холовора даже пожалел себя, в шутку, конечно: бедный Маю, заблудившийся вечером в лесу, замерзший, оголодавший, какая страшная участь его ждет, а сколько опасностей таит в себе ночной лес! А из головы всё не шли слова Провады. Теперь мальчик не знал, как относиться к японцу. Возможно, Саёри во всём признался, потому как считал, что больше не увидится с ним. За правду… за правду Маю был благодарен. Провада-сан переживал за него, своеобразно, на свой манер… И мальчик всё же был не одинок, всё это время был человек, который втайне приглядывал за ним.

Оттолкнув очередной репейный куст, Холовора дальше двинулся шагом, отчужденно смотря вперед. Между стволами образовался просвет, как будто Маю шел по возвышенности, и с левой стороны просачивался свет, скорей всего, слева пролегал овраг.

Саёри желал, чтобы он стал закаленным, как сталь. Прошел до конца эту школу жизни. Японец оказал ему незаменимую услугу, такому не научат в школе. Но Маю еще очень хорошо помнил, как ужасно себя чувствовал, наблюдая за разрушением собственного мира.

Может статься, что японец предполагал его побег. Думая о Саёри, мальчик брел по лесу, не зная, радоваться ему или сожалеть. И сожалеть о чем? О том, что не слушал Проваду и Тахоми, считал их слова неверными, неправильными только по той причине, что они ему не нравились? Здорово же умеет разбираться в людях! За собой и слона не углядит.

Кровь перестала приливать к лицу, и Маю снова побежал.

Его брат неплохо разбирался в людях, к несчастью, того не было рядом. Но, Саёри прав, еще ничего не кончено, и надо продолжать бороться. Чтобы не омрачать память о брате, чтобы никто не смел называть его брата совратителем, ублюдком, недостойным. Саёри, пускай, не вмешивается, – это только его личные разборки, и больше никого не касаются.

Ноги разъезжались и скользили по торчащим корням, пока Маю взбирался по насыпи.

Удачно это он прихватил с собой рюкзак! Не придется потом возвращаться за документами. Помимо паспорта и загранпаспорта в рюкзаке валялся кошелек, связка ключей, еще немного мелочи в карманах.