– Фрэя, ты плачешь? – неожиданно спросил он совершенно нормальным голосом, тихим и немного расслабленным, как всегда. – Я не собирался причинять тебе вред, – поднялся с земли, потирая подбородок.
Да он себя вообще видел?! На запястьях еще оставался след от его горячего прикосновения. Его выпуклые глаза, алчущие… Он бы растерзал её!
Кое-как поднялась на колени.
– Не знаю, что ты задумал… но я даже думать об этом не хочу! – дрожащим голосом попыталась отвлечь его внимание и одним рывком поднялась на ноги. Стащила с его спины лук и наложила стрелу. Колчан со стрелами полетел на землю. Моисей отшатнулся. Наверное, он не ожидал атаки с её стороны и был не готов к такому.
– У тебя кишка тонка, – насмешливо бросил японец. Выпуклые глаза округлились от удивления. Со снисходительной усмешкой на губах Моисей сделал шаг назад.
Лук оказался почти неподъемный. Девушка встала на ноги и прицелилась. Она метила в рельеф его груди. Пальцы заледенели, плечо заболело. С луком управиться оказалось несложно, гораздо труднее было натянуть тетиву. Спину окатило волной жара, от боли в глазах потемнело. Не успела еще как следует навести прицел, как пальцы сами разжались, и стрела вылетела. Фрэя покачнулась, отступая назад. Повернувшись боком, Моисей ловко увернулся, и стрела пролетела где-то под его спиной, когда он подскочил в воздух, уперевшись ладонью в ствол дерева, отклонился назад, прогибаясь наподобие моста. Девушка только видела, как его ребра расширились, когда Моисей вздохнул. Рука соскользнула с темной коры.
Позвоночник прожигало, глаза слезились. С тетивы слетела вторая стрела, запутавшись в волосах, она пригвоздила локон к стволу дерева. От силы удара девушка покачнулась. Очертания прижатой к дереву фигуры расплывались. Открыв оба глаза, она спустила третью стрелу. Оттолкнувшись от земли, Моисей взлетел в воздух, переворачиваясь через голову. Одежды взметнулись вверх и медленно осели, когда он приземлился на обе ноги, всё еще прикованный к дереву. Его лицо ничего не выражало, ухмылка сошла с губ, только лишь глаза внимательно следили за её манипуляциями. Как ему удалось увернуться от стрелы, пущенной с расстояния нескольких метров? Нагнувшись, она подхватила с земли стрелу и со скрипом натянула тетиву. Если она не расслабит руки, то вывихнет себе суставы. Четвертая стрела продрала рукав и припечатала Моисея к дереву, волосы попадали на обнаженную грудь. Перехватив на лету одну за другой две стрелы, Икигомисске отбросил их в сторону. Уклоняясь от следующего выстрела, Моисей оттолкнулся от ствола и снова перевернулся в воздухе, разорвав рукав в клочья, выдрал стрелу и отпрыгнул от дерева. Прицеливаясь, Фрэя видела, как одежда его колышется от малейшего движения. Тонкая ткань осела за спиной, плавно окутывая его фигуру. Всклокоченные волосы торчали во все стороны. Торс переливался матовым блеском. Моисей тяжело дышал, не сводя с нее настороженного усталого взгляда.
Глаза у неё слезились, видимость ухудшалась. Стрела вонзилась в землю в метре от её ног. Фрэя повалилась на живот, подминая под собой огромный лук. Сквозь расплывчатую дымку уловила, как его длинные уши реагируют на звук падающего тела и треск дерева. Или это трещали её кости…
Эти глаза. Они не отпускали. Изредка приходя в сознание, она чувствовала, как Моисей склоняется над ней, и сквозь завесу растрепанных волос, видела его глаза. Он приносил воду, которую она проталкивала через иссушенное горло и проглатывала. Резкие черты лица придавали ему жесткости, лоб то и дело рассекали морщины, когда он хмурился; когда прищуривал глаза – в их уголках собиралась тонкая паутинка. Это лицо отпечаталось в памяти. И запах. От его кожи исходил странный аромат, немного резковатый, как запах цветочного сока, как эссенция хризантемы, но в то же время приятный. Вероятно, это был собственный запах его тела, совсем не такой, как у людей. Но откуда она могла знать, как сильно его запах отличается от человеческого, раз никогда не была с мужчиной. Так многого не удалось испытать, так много было не сделано…
Она помнила, как Моисей взвалил её на спину. Голова раскалывалась, а руки совсем ослабли, путая бред и реальность, она прижалась щекой к его плечу. Помнила гладкость волос и пульсирующую на шее жилку. Наверное, эти воспоминания будут преследовать всю последующую жизнь. Его уши реагировали на каждый шорох, даже на легкое дуновение ветра. Она до того насмотрелась на задумчивое смуглое лицо, что думала, больше никогда не захочет на него смотреть. Но было интересно, как устроен этот человек, что позволяет ему преодолевать огромные расстояния с грузом на плечах, почему у него такая гладкая кожа… как цветок, как стебель… и как вышло, что она до сих пор жива. Но Моисей не был супергероем, он тоже уставал. Погрузившись в бред, она неосознанно разжала руки и свалилась с его спины на землю.
Девушка сонно пошевелилась, приоткрывая глаза. Что-то надавливало сверху, какая-то тяжесть. Теплая и широкая.
– Осторожно, ты поранила руку, когда упала на лук, – раздался мелодичный голос. – Ты упала с высоты своего роста, выставив вперед руку, и кость оказалась прижата к древку лука. Если ты не до конца понимаешь, то я поясню – это очень больно.
– Нн… – зажмурила глаза.
Что…
– У тебя сильный жар, мне пришлось свернуть в ближайшую деревню, иначе ты бы околела в лесу. Но долго здесь задерживаться мы не можем.
– Жар?.. – сквозь опущенные веки она видела, как по комнате перемещаются тени.
За окном день или позднее утро. Здесь хорошо. Пахнет весенним теплом, словно ветер с улицы… деревом, еще постельным бельем.
– У тебя резко подскочила температура. Признаюсь, ты меня здорово напугала.
Девушка разлепила глаза:
– Напугала… – язык еле ворочался.
Она хотела скинуть с себя тяжесть, но руки не слушались. В памяти мелькали какие-то картины. Ночь. Шок от погружения в ледяную воду, скользкая трава. Кружение тонкой воздушной ткани от быстрых движений. Стук наконечника о кору. Еще до этого… Пустыня и бессильная ярость.
– Ты хотел… убить…
– Ты тоже хотела меня убить. Моя стрела против твоих шести. В моей жизни было совсем немного таких, как ты.
Надо было спросить, каких именно: глупых и наивных, думающих, что могут убить его выстрелом из лука, или тех, кому всё-таки удавалось его задеть…
– Ты не достоин… моих усилий, – пробормотала она, опуская взгляд на то, что всё время давило на неё. Одеяло. И она лежит на кровати. Высокой деревянной кровати. – Куда..?
– Куда я тебя приволок? Я уже сказал. Эта деревенька… не беспокойся, она также реальна, как и я, и здесь нет никаких мифических чудовищ.
При дневном свете Моисей выглядел иначе, безобиднее… сложно признать, наверное… невиннее, да, это слово не укладывалось в голове, но как нельзя лучше ему подходило. В спокойном взгляде больше не было ничего от животного. Вспомнился гибкий ловкач, который проделывал сальто как нечего делать… Неужели теперь она будет его постоянно вспоминать? Ночью она увидела скрытую сторону, его другого. Он, и правда, творил что-то невообразимое… и стрелы пролетали мимо.
– А сам-то ты кто? – пробормотала она спекшимися губами.
При дневном свете он выглядел более буднично, и вместе с тем совершенно несуразно. Захотелось узнать, как Моисей скрывает от людей острые уши.
– Я всё еще твой сопровождающий. Сопровождающий, это означает – человек, который оберегает жизнь и является проводником на незнакомой территории, – Икигомисске сел на стул справа от кровати.
– Как ты меня нашел? – спросила девушка, пытаясь подняться на локтях. Тело заломило, точно кто-то смял все кости, и Фрэя прекратила попытки.
– Лучше не двигайся. Отдохни, у тебя была тяжелая ночь.
– Скажи, – настаивала она, изучая его, будто впервые.
– Как? – Икигомисске приподнял брови, низко наседающие над миндалевидными глазами. – Ты в моем лесу. Неужели ты думаешь, будто за семь сотен лет, проведенных под сенью его деревьев, я не запомнил бы здесь каждую тропку, каждый жалкий куст?