Снова оказалась в красном лесу. Что это? Ей всё же удалось сбежать? Стояла глубокая ночь, кроны деревьев закрывали небо. Рядом на листьях лежал Моисей. Нет, она не была свободна ни минуты после того, как пробралась за ворота театра – та свобода была так же призрачна, как и привидевшийся ей Янке. Девушка распахнула глаза, боясь вздохнуть. Его волосы, темно-коричневые в этой темени, рассыпались по земле, одна прядь пристала к её плечу. Он укрыл её своим плащом, замаскированным сухими листьями – вот почему ей было так тепло. Фрэя слабо пошевелилась, спина заныла, между лопаток что-то непрерывно зудело. Стрела! Этот ублюдок хотел её пристрелить, как куропатку! Ей сделалось гадко. Он на самом деле пытался её убить! Он, не блефуя, отправит её на тот свет. Но то, что она еще жива, говорит о многом, вероятно, он выполняет приказ своего повелителя доставить пленницу обратно живой. Сейчас Моисей, похоже, заснул. Среди светлых и пестрых, как те облака из сна, оттенков его развязанной рубашки, багровела смуглая грудь. Икигомисске выглядел уставшим, видимо, она своей беготней доставила ему немало хлопот. Его уши полностью восстановились. Моисей лежал на боку к ней лицом, и она могла видеть только его левое ухо. Неестественно длинное и острое, отчего узкое лицо выглядело еще более худым. Какое-то время она прислушивалась к его дыханию, еле слышному среди шелеста крон и опадающих листьев. Он не казался замерзшим. Заостренные черты лица в темноте разгладились.

Наверное, прошла целая вечность, прежде чем она приподнялась на локте, морщась от нестерпимого зуда в спине. Нельзя было терять ни минуты. Нужно было исчезнуть быстро и незаметно, пока он не проснулся. Опираясь о землю, стряхнула короткий плащ и попыталась сесть. Она старалась успокоить сердце, чтобы его стук не выдал её и не разбудил Моисея. Но, осознав, что дыхание что-то стесняет, Фрэя замерла. Кто-то перевязал рану, обмотав вокруг груди лоскут… Девушка опустила взгляд на его разодранную рубашку. Пошарив рукой по спине, она нащупала узел. Позвоночник заныл, и руку пришлось опустить. Если она хочет выжить, она должна быть беспристрастна. Подняться на ноги оказалось гораздо сложнее – это отнимало куда больше усилий, чем обычно.

Позвоночник раскалывался, спина горела, шея затекла. Шатаясь от усталости, Фрэя привстала на колени. Обрушиться на спящего Моисея в эту минуту хотелось меньше всего. Ноги плохо слушались. Ночной листопад и бледное мерцание неба сквозь кроны, удивительное обмундирование Икигомисске, огромный лук, темнеющий в метре от его ног – всё это привлекало внимание, но надо помнить, что это всё для того, чтобы усладить взор легкомысленной жертвы. Девушка положила плащ на землю рядом с его неподвижной рукой, и сделала первый робкий шаг прочь от этой завораживающей картины. Ослабевшая от потери крови и долгой диеты она едва ли понимала, куда идет. Единственным желанием было раствориться в лесу, чтобы Моисей её никогда не нашел, превратиться в невидимку, в поток воздуха, стать легкой, как перышко, чтобы встречный ветер унёс её отсюда как можно дальше. Каждый шаг отдавался выматывающей тупой болью в позвоночнике, и по спине распространялся жар. Она медленно отступала. В глубине души понимала, что вернись Моисей без неё – и его ждет суровое наказание, но не могла позволить овладеть собой угрызениям совести, она и так слишком многим пожертвовала, слишком многого лишилась, чтобы быть доброй и послушной; единственный выход – быть беспристрастной. Вдыхая через нос лесные запахи, она едва ли не задыхалась. Быть непричастной к судьбе этого человека. Но почему тогда кажется, будто она уже связана по рукам и ногам? Его фигура уменьшалась. Как это Икигомисске сумел выследить её на такой обширной территории? Под ногами чуть слышно хрустела листва. Несмотря на озноб, по спине струился пот, грязные волосы облепили лоб. Снова в бегах, но на этот раз опасность вполне ощутима. Сердце колотилось в груди, колени подгибались от страха. Сейчас она не может бежать, побежав – только навлечет на себя еще большие неприятности. Но и медлить нельзя. Фрэя чувствовала, как одуревает от страха, ожидая, когда Моисей проснется и кинется на неё. Плевать на предостережения Эваллё – надо сматываться отсюда. Под ногами хрустнула веточка, и Фрэя от неожиданности прикусила губу. Рана ударила в голову, лес закружился перед глазами. Смаргивая слезы, девушка повернулась к Моисею спиной.

Почему так трудно идти? Ноги словно налились цементом. Она прижалась к стволу дерева и перевела дыхание. Рана на спине горела огнем, глаза жгло, в горле пересохло. Медленно, но верно она продвигалась вперед. Всё дальше и дальше от края леса, в самую его чащу. Моисей не так глуп, чтобы не предвидеть возможность очередного побега, но если она остановится сейчас, другого такого шанса может и не представиться.

Почему-то казалось, что Моисей не пойдет за ней в пустыню. Следовало повернуть назад… Но в какой стороне пустыня? Вздрагивая от каждого шороха, Фрэя прижимала кулак к груди и тяжело дышала. Перед глазами стояло лицо, безмятежное во время сна. Озираясь и сжимая повязку на груди, девушка вглядывалась в темноту. Воинственный настрой понемногу улетучивался, вместе с тем, как земля притягивала отяжелевшее тело. Еще шаг и она громко ахнула, погружаясь под воду. Даже не успела понять, что произошло! Фрэя судорожно барахталась в холодной воде. Тут-то рана дала о себе знать пульсирующим жжением в позвоночнике. Ноги уперлись во что-то склизкое и прочное, будто дно застилало покрывало из водорослей. Глубина позволяла, и девушка двинулась вперед, прокладывая дорогу широкими гребками. Едва не поскользнувшись на облепленном слизью камне, Фрэя поплыла, но с каждым гребком, одежда всё сильнее утягивала на дно. Она уже не чувствовала рук, когда осознала, что в темноте не может отыскать берег. Сказывалась слабость и диета из ягод. Ладони заскользили по мокрой траве, голова погрузилась под воду. Паника вытолкнула тело вперед, пальцы вонзились в размокшую землю, в траву, камешки. Судорожно вцепилась, сминая в ладонях холодную грязь. Выбралась на проросшие из воды склизкие водоросли, облепившие клочок суши, и снова погрузилась по колено в густую муть. Как только нога уходила под воду, спину начинало нестерпимо жечь. Распахнувшееся кимоно влачилось по поверхности. По щекам потекли слезы. Она не сразу осознала, что плачет, но перспектива быть пойманной каким-то лесным водоемом, казалась настолько нелепой! Горло сдавило, подбородок затрясся от беззвучного рыдания. И что теперь?

Она заметила, только как мелькнула рука, и чьи-то пальцы сжались вокруг плеча, не позволяя соскользнуть в ледяную воду. Несильно, но как ни пыталась, она не могла высвободиться. Должно быть, от злости и стыда открылось второе дыхание. Облепленные грязью руки врезались в теплое тело, мазали чужую одежду.

– Отпусти меня! Отпусти!

Фрэя боролась из последних сил, стремилась вырваться из его жилистых рук – крепкие и твердые, но кожа казалась мягкой, хотя как говорил Моисей – муравьям она не по зубам.

– Не прикасайся ко мне! – девушка повалилась на спину. Боль прошла через всё тело, и Фрэя захрипела, давясь воздухом.

Моисей сейчас даже отдаленно не походил на человека, у него не было ни кожистых крыльев, ни звериных клыков, но на мгновение показалось, что эти жаждущие голодные глаза станут последним, что она увидит в своей жизни. Растрепанные вьющиеся локоны побелели. Обман зрения? В темноте кружил снег, несколько песчинок…

Приходя в себя после падения, она вдруг осознала, что сама во всем виновата. Если бы она не сбежала, ничего бы не случилось, и, скорей всего, она так бы и не увидела настоящего Моисея. Икигомисске стиснул её запястья, но Фрэя не растерялась, ударив коленом в челюсть, вырвалась из хватки и перекатилась на живот. Кашляя, она отползла от Моисея. Он мог раздавить её одним движением, даже не прикладывая усилий. Так просто убить. От ужаса она совсем перестала понимать, что делает. Локти дрожали, а она продолжала ползти. Как можно быстрее. Иначе он раздавит её, как букашку.