Я был низвергнут в пустыню, которая долгое время служила мне домом. Много лет я скрывался среди песка и развалин от людей, желающих меня вздернуть. И так как я – изгнанник, моя роль в событиях несколько изменилась. Вероятно, меня не существует, я сейчас не сижу за столом, не произношу ни слова. Обезьянка-хиппи может оказаться всего лишь тусклым видением из прошлого захваченного солдатами в серо-белых одеждах. Ты ведь по-прежнему не веришь в меня. И сейчас по твоему желанию я растаю как облачко дыма, будто меня и не было вовсе. Сатин, двойник реальнее, чем ты думаешь. Запомни это. Ты не принадлежишь только себе. Многое изменилось с момента твоего появления на свет, и обратной дороги нет.
Время замедлило свой ход, но как только я уйду, оно потечет с прежней скоростью. Ибо я не смею отнимать драгоценное время у тебя и у того мальчика. Сейчас исчезнет и легкая смута в твоей голове, и путаница в мыслях. Я желаю тебе счастья. Надеюсь, еще свидимся с тобой, – мягкие полные губы растянулись в неровную улыбку. – Это… – пришелец завис над ним, распластавшись в воздухе, и, протянув руку, вложил крошечный осколок золота в его ладонь, – я возвращаю тебе. Ступай дальше на восток.
Неожиданно пришелец произнес:
– Эту вещь я подобрал в песках. Один из мешков, привезенных верблюдом, был взорван. Осталось только это.
Улыбка застыла в метре от земли, и существо исчезло, оставив за собой лишь золотистое сияние волос, да и оно вскоре рассеялось.
Сатин поднес кольцо к глазам. На внутренней стороне ободка значилось: «Рабия Холовора. 1976-2009».
Он немного пришел в себя. В глаз попала досадная соринка. Это существо, фатум, да, тот фатум из ресторана, видел его жену, Сатин не успел расспросить про неё – видение растаяло, будто снег.
========== Глава VI. Надеющийся ==========
Только когда он убедился, что отошел на приличное расстояние от края леса, надежно скрывшись под сенью деревьев от сухого песчаного ветра и от палящего зноя пустыни, только тогда остановился. Девушку он притиснул к груди, придерживая за спину правой рукой, левой – подсаживая. Фрэя была жива, просто она погрузилась в забытье, вероятно, сейчас она видела сны о доме, куда так хотела вернуться. Опустив девушку на землю, стянул с себя колчан и пригляделся к торчащей из спины тонкооперенной стреле. Заостренный конец неглубоко вошел в тело, если действовать аккуратно, то еще возможно будет остановить кровь. Фрэя лежала на животе, чуть раскинув безвольные руки в стороны. Моисей осторожно убрал волосы с её спины и распорол пальцами тонкое кимоно, спустив его до пояса, стараясь как можно меньше задевать стрелу. Майка пропиталась кровью, пристав к коже. Достал из-за пояса длинный нож и, положив левую ладонь на спину Фрэи, едва дыша, обхватил пальцами стрелу и подцепил лезвием окровавленную ткань, отскребая от кожи. Когда стали видны края раны, Моисей расстегнул плащ, вытащил из-за пояса полы рубашки и оторвал приличный шмат материи, разорвав его пополам и скрепив обрывки узлом, смастерил жгут. Вытащив руки Фрэи из рукавов кимоно, надавил на спину, осторожно, по миллиметру вытаскивая из её спины темную продолговатую стрелу. Отбросив, быстро перевязал рану. Сейчас нельзя было её тревожить. Скорей всего, когда она очнется, то захочет пить, нужно позаботиться об этом.
*
Она будто плыла по течению, то быстро и стремительно, то чуть замедляясь. Когда чьи-то руки касались её – тело норовило погрузиться под воду, когда ей давали свободу – выталкивало на поверхность. Она была пеной и колыханием воды, и подводным течением, и душистыми брызгами, и потерянным человеком. Качаясь на волнах, она ощущала комфорт. Возможно, то была река Лета… или во всем виновато воспаленное сознание. Там еще была возможность избавиться от всех этих лиц, непонятно зачем мелькающих перед глазами, освободиться от тяжких оков, прибивающих к берегу, и нестись дальше по течению. Но под водой что-то преследовало её, разбиваясь о водную гладь в сантиметре от лица, расщепляя её на сотню брызг. Стремясь защититься от неведома, Фрэя обращала своё тело то в пену, то в волну, то в багряное золото, рассыпанное по поверхности воды заходящим солнцем, каждый раз выскальзывая из его лап, но чем дальше её уносило, тем упорнее становилось нечто – в ней упрочнялась уверенность, что она не уйдет от него. Фрэя маскировалась под воду и становилась прозрачной, как воздух, и превращалась в отражение небес, но нечто неотступно следовало за ней, разгадывая замысел еще до того, как она успевала связать поток беспорядочных мыслей в одну прочную цель, в одно целенаправленное действие.
Вывалившись из потока, она приземлилась на спину где-то в поле, на фоне пасмурного неба, затянутого грязно-белыми облаками, она увидела Эваллё.
– Как же ты безнадежна, Фрэя! – взвился над землей его резкий голос. – Как же ты безнадежна, Фрэя!
Далекие зеленые деревья покачивались на ветру, безжизненное небо наполняли серые краски. Эта долина показалась ей знакомой.
И вот, наконец, прибило к берегу, Фрэя рефлекторно вздрогнула, невольно прерывая навязчивое видение. Волна выбросила на твердую поверхность, не имеющей ничего общего с мягкой обволакивающей прохладой воды. Девушка врезалась в ворох листьев. Листья поднялись в воздух и накрыли с головой, они окатили шелестящим дождем, укрывая своим теплом.
Эваллё сидел за кухонным столом у них дома, в Хямеенлинне. Положив ногу на ногу и подпирая щеку запястьем. На него падал тусклый свет. На кухне больше никого не было, никого и ничего, только это пятно света, разгоняющее мрак по углам. Дома.
– Эваллё, ты здесь? – но вместо слов изо рта вырвался град пузырей. Поднялся вверх, к потолку. – Ты вернулся домой? – она разевала рот, ступая по загустевшему воздуху и разгребая руками плотную массу.
Или это был отец? Глаза что-то застилало, сколько бы она их ни терла, видимость не улучшалась.
– Помоги мне! – закричала она, выпуская целый сноп пузырей. – Я не умерла! Я угодила в западню! В лесу… – протянула вперед руку, норовя дотянуться до его плеча. – Освободи меня! Меня хотят убить! Я в опасности! – шаг за шагом по кренящемуся деревянному полу, будто на корабельной палубе, на дне океана, по полу скользили блики, наполняя комнату внутренним свечением. Блики танцевали по стенам и потолку. Пол вспорола судорога, разнося доски в щепки, сквозь неровную дыру выбился поток пузырей. Фрэя пыталась устоять на ногах, но её сносило то в одну сторону, то в другую. Еще одна трещина, еще сноп пузырей.
А мужчина по-прежнему сидел за столом, словно он не замечал, что в полу разбереженные дыры, а кухня наполнена водой. Девушка тянула руку вперед. Его черные волосы отрасли и разметались в воде.
– Я не умерла! Я жива! – кричала она, не слыша собственного голоса.
Пальцы прошли сквозь плечо, и девушка отшатнулась. Из глаз посыпались крошечные серебристые шарики, будто слезы. Снова подземный грохот, и какая-то неведомая сила вспорола пол у самой двери, отделяя косяк и уцелевший пятачок, на котором стояла Фрэя, черной дырой. Зубчатые края вспоротого пола – будто чьи-то острые зубы…
– Я знаю, ты где-то… ты не исчез… – она зажмурилась и накрыла глаза ладонями.
Когда она опустила руки, стекло разлетелось вдребезги, не выдерживая под напором огня. Языки пламени жадно набросились на стены и потолок кухни, уже поглотив оконную раму, подоконник и занавески. Мужчина не сдвинулся с места. И тут её окатило волной жара, ощутимого даже под водой, кожа на спине воспламенилась, будто в неё воткнулось раскаленное жало василиска. Фрэя обернулась. Янке направил на неё револьвер с длинным дулом. За его спиной были странные железные прутья, обернутые тканью, похожие на мельничные крылья. Янке стоял в дверном проеме. Шоколадная кожа лоснилась от пота. Ревущее пламя стремительно поглощало кухню жадными глотками.
Она замотала головой, отгоняя видение темного дула револьвера, горящего дома, развевающихся от жара и течения черных волос, зазубренных провалов в полу… Всё существо протестовало. Изо рта вырвалось мычание, она застонала, чувствуя, как тело сковывает в мучительном спазме, и проснулась. Облизав пересохшие губы, она подавила крик. Необходимо успокоиться. Всё это лишь дурной сон, который навеяло сумасшедшее бегство по лесу. Никто не пострадал. Опасности нет.