– Когда я проснулся и понял, что могу больше никогда не увидеть тебя – мне стало страшно. А потом я узнал, что ты исчез, испарился как дым. Твои близкие искали тебя, всё время искали. Я больше не связывался с ними, но я должен был сам найти тебя. Мне лишь надо было поговорить с тобой, но я трусливо боялся увидеться с тобой… а между тем, ты как сквозь землю провалился. И когда я все же нашел тебя… мне не хватило духу тебе признаться… я столько времени искал тебя, и вот так струсил в конце… Когда я садился на самолет, я не понимал, что творю! Не осознавал… всё перемешалось в голове. Ведь надо было повернуть назад, вырвать тебя из лап полиции и всё им объяснить! – колени Тео дрожали, когда он поднимался с футона. Длинная расклешенная майка и широкие бриджи промокли от пота, но это не раздражало. Непривычные для Тео пастельные тона.

– Что ж, теперь уже поздно кому что-либо объяснять.

Парень отбрасывал на него тень, и Сатин ощущал этот прожигающий взгляд.

– Кому-либо – нет. Я согласен, да, кому-либо объяснять уже поздно… но, а как же ты сам?

Он почти что чувствовал повышенное сердцебиение Тео, ритм сбивчивого дыхания, лихорадочное волнение в округлившихся глазах.

– Я? – Сатин наклонился вперед, потирая колено, прижатое к матрасу. Поднял взгляд: – Ты куда?

Парень включил верхний свет и нагнулся над своей кожаной сумкой.

– Зачем тебе свет?

– Я хочу тебе кое-что показать. То, что спрятал от тебя… Нет, не спрятал, просто боялся показать.

– Что же это? Что ты хочешь мне показать?

– Это очень важно. Важно, чтобы ты это узнал… Пока я держал это при себе, мне было… не по себе от мысли, что… я скрываю от тебя. Не мог никак решиться и всё тебе рассказать, – лопотал китаец, грубо застегивая молнию на сумке. – Я еще себя спрашивал, сколько мы совершим ошибок, прежде чем поймем, что загубили чью-то жизнь.

– О чем ты говоришь? – нервно блуждая взглядом по комнате, выкрикнул Сатин. – Что ты еще придумал?!

Что?!

– Прости меня, – коротко сказал китаец.

Ёптвую мать! Заткнись, Тео!

– Ты ведь сможешь простить? – парень в надежде уставился на него. – Какое-то время я сомневался в тебе, но какая-то часть меня продолжала тебе верить, и поэтому решил разобраться. Мне нужно было достать доказательства, иначе бы… я до сих пор винил тебя.

– Я не понимаю, – холодно отрезал Сатин, стараясь не провоцировать головную боль. Главное, успокоиться. Вдохнуть поглубже…

Парень подошел к нему и протянул газетную страницу и какую-то листовку.

– Что это?

Сатин не сразу протянул руку, какое-то время сверля листок глазами. Потом, с недоверием глядя на Тео, развернул сложенный пополам лист бумаги.

– Это вся правда о тебе, – выдавил немного странную улыбку китаец. – Вернее… Это правда о том, что ты не виновен.

Взгляд лихорадочно метался по строчкам.

– Сатин, – почти прошептал парень, – экспертиза ошиблась. Ты сейчас держишь в руках официальное заключение судебно-медицинской экспертизы о смерти Ли Ян. Это не подделка, здесь стоит подпись и печать. Коронер признал свою ошибку.

Наклонившись над чашкой, он сплюнул. Тут же подавил желание снести стол. Вздохнул и накрыл лоб рукой, с силой потер, надавил на веки.

– Первое суждение экспертов оказалось ошибочным, – с тревогой наблюдая за ним, выдавил Тео. – Потому что отвергало какую-либо логику. Оно было неверным. В теле моего кузена на самом деле обнаружили яд, который привел к остановке сердца… это был обычный яд, время его действия растянулось часов на десять. И яд попал в его кровь… В общем, его убили… А потом тебя обвинили… Это было невероятно, ведь я сам видел, что кузен никуда не отходил от нас, он просто не мог быть у тебя в комнате, но на его теле нашли… свидетельства того, что… того, что ты был с ним. Я не знаю, как это объяснить, но это правда. Если бы ты только дал себя осмотреть, полиция признала бы, что ты подвергся насилию, но ты… ты скрыл. И это вызвало еще больше подозрений. Кто-то отравил моего кузена, но понимаешь… у него были какие-то дела на черном рынке, он много общался с толкачами. Меня он никогда не посвящал в это, но я всегда чувствовал, что он… ходит по лезвию ножа. Понимаешь, у него могли оказаться враги, которым он мешал в чем-то. Полиция так до сих пор и не нашла их. Но одно с уверенностью можно было сказать уже тогда: ты не причастен к его смерти. Я струсил и промолчал тогда. Ты должен меня понять, я не хотел чернить кузена, он и его мать, они так много дали мне, я просто не смог бы предать их. Мой кузен был неосторожен, и к чему это привело… понимаешь теперь, почему я так боюсь за тебя? А эти волосы в кармане или якобы твой мотив к убийству, свидетели, видевшие, как вы ругались с Ли Ян, – это всё стало неважно.

Тео струсил. Он хоть понимает, что говорит? Тео даже не представляет, чего стоило его малодушие! Голову сдавили тиски, затылок и лоб полоснуло железом. Зажмурил глаза, и под опущенными веками защелкали багровые и темно-фиолетовые вспышки. Сжав лоб, Сатин понадеялся, что Тео не заметит выражение его лица. Кожа казалась ледяной.

– Этот яд попал в его организм еще до концерта, задолго до концерта, никто об этом ничего не знал. Убийцу так и не нашли. Яд оказался смертельным… когда поток крови убыстрился, скорость распространения яда в крови увеличилась, разнесся его по всему организму. Теперь ты понимаешь, почему результаты экспертизы оказались ошибочными. Просто когда он тебя… ну короче, когда Ли Ян…

– Я понял! Можешь уже не объяснять! – Сатин отложил бумагу. Он уже привык к дрожанию рук.

Сука! Этот недоносок Ли Ян!

– …действие яда ускорилось, что и вызвало смерть. Но не ты его убил! Ты просто оказался жертвой обстоятельств.

Не виновен? Жертва обстоятельств.

– Ты ведь видел, какой Ли Ян был странный, странно вел себя… Он будто бы не владел собой. – Тео всплеснул рукой и обхватил локоть. – Позже полиция пыталась с тобой связаться, но ты куда-то пропал…

– Странный?

Ли Ян было плохо? Пока яд завладевал телом. Да.

– Я думаю, он чувствовал боль. И ему было страшно, потому что он не знал, что с ним происходит. Полиция признала тебя непричастным к смерти Ли Ян… я хотел сказать тебе это раньше, но что-то мешало. Я боялся, что ты выйдешь из себя. Это был медленный яд. Ты невиновен, ты никого не убивал. Тот городской маньяк… я не знаю, кто стоял за всеми этими убийствами, и связан ли с ними мой брат. Об этом до сих пор молчат.

Провел ладонью по губам, по шее. Кожа вспотела. Взлохматил волосы. В груди словно оборвался трос. Во рту пересохло.

– Я нашел доказательство твоей невиновности. После этой шумихи про тебя написали в газете, про смерть моего кузена… Там изложено всё. То, что на звезду было совершенно покушение, и смерть одного из участников знаменитой группы, и про обвинения, которые тебе несправедливо выдвинули. Эти сплетни подхватывали на лету… газеты мгновенно раскупали. Это старый выпуск. – Всучил ему страницу, выдранную из газеты. – Никто не мог понять, куда делся главный виновник скандала, этот невиновный человек. Твоя популярность росла. Ты бы удивился… если бы был там.

Он удивился, если бы был жив! Если бы не гнил в пустыни! Но его не было там! НЕ БЫЛО! А Тео знал и молчал.

Голову пронзала острая пульсирующая боль. Со старых страниц газеты пахнуло бензином типографской краски. Незнание по истине благо.

– Теперь журналисты взялись за тебя всерьез, и всплыла вся история, вот только твоей семьи не было в то время в Финляндии, они ничего не знают, – продолжал бормотать китаец. – Но не это главное, а то, что… Я думаю, Ли Ян раскаялся в том, что сделал с тобой. Когда я последний раз видел урну с его прахом, мне показалось, что… – Тео всхлипнул. – Зная тебя, я не мог поверить в твою непричастность, ты ведь имел такую дурную репутацию… даже в группе на тебя смотрели косо. Я надеялся: то, в чем тебя обвинили, – это какая-то чудовищная ошибка, недоразумение, возможно, было пропущено что-то важное – деталь.