«– Да тебе было плевать на меня!» – чем глубже он погружался в свои воспоминания, чем громче барабанил дождь по каменной мостовой, тем более размазанные были мелькавшие в голове картинки.

«– Почему мне так сложно с тобой разговаривать, Эваллё?»

Сатин обернулся, будто и вправду его звал мягкий успокаивающий голос, но встретил лишь свет пустых окон.

«– Не бойся, Сатин. Я стану ангелом тьмы и приду за тобой, чтобы тебе не было одиноко…»

– Не хочешь говорить со мной? – прислушался к звуку собственного голоса в шуме капели. Отрешенный взгляд вперился в одну точку, Сатин слегка повернул голову.

«– Эваллё сказал, что тебя искала русская журналистка – хотела взять интервью. Она преследовала Эваллё всю дорогу от Паули. Даже в кафе за ним пошла», – словно наяву Рабия изучала выложенный плиткой угол. С бумажной салфеткой в руке склонилась над раковиной.

Эти двое, иностранец и журналистка… Рабия упоминала, что женщина плохо изъяснялась по-фински, но выглядела как европейка, а вторым, стало быть, и оказался Лотайра. Первая встреча с Эваллё… Или не первая? Как долго они следили за их семьей? Что им было нужно от Эваллё?

«– Зачем ты сидишь здесь в темноте? Я зажгу свет» – скрип пола. Фрэя перешагнула порог кухни и замерла, преграждая путь к отступлению.

«– Начинаешь думать, вот она – светлая полоса в твоей жизни, а потом звон в ушах проходит, и виденное ранее открывается с обратной стороны», – услышал он в сознании свой раздосадованный голос. Дочь пыталась убедить, что её всего лишь подвезли, но никто не слушал её. На самом деле он хотел, чтобы Фрэя ушла и оставила его в покое.

Дверь кухни исчезла. Подул холодный ветер с запахом мороза. Зимний сад и дорога, присыпанная гравием. Золотисто-желтые новенькие доски с оттенком карамели, пахнущие сосной, только что отстроенный коттедж Лим-Сивы и его жены.

И крик…

«– Сатин, возьми трубку в гостиной! Что-то произошло! Быстрее!»

Рабия всё время улыбалась, даже когда её впервые лежащую на носилках погружали в фургон «скорой помощи», за спиной шептались обеспокоенные соседи. Всегда она возвращалась стойкая и полная жизни.

– Я сделал, как ты хотела. Отвез тебя к океану. Но ты умерла.

Казалось, она будет жить вечно. Она не оставляла его мысли, не выходила из головы. Покой не приходил. Сатин понимал, что, не желая отпускать Рабию, он не позволял ей уйти и упокоиться с миром. В конце концов, два месяца прошло, её срок давно истек, им было дано время, и оно закончилось. Но он не мог примириться с её смертью. Может и хорошо, что он не видел, как жизнь покинула её, не видел серой каменной маски вместо лица, не касался твердого, как земляная порода, ледяного тела. Она не хотела, чтобы он видел это, момент смерти. Она всегда беспокоилась о нем, улыбаясь, когда сердце разрывалось, чтобы он не догадался. Она хотела, чтобы он перестал тревожиться за неё и жил для себя. Жил дальше. Рабия бы хотела этого.

Теперь Тео помогал ему подняться. Слова парня наполняли новой жизнью, не имеющей ничего общего со старой. Благодаря Тео он мог дышать полной грудью, не боясь оступиться и сорваться, он снова мог парить в небе. И теперь ему решать – присоединяться к стае птиц-падальщиков или одному бороздить просторы небосвода. Однако он еще привязан к земле. Тео хочет, чтобы он жил дальше. Но сердце еще не залечило свою рану, сердце ноет, её смех… её улыбающиеся губы… не отпускают его. Нет, это он сам не может проститься с ней, и всё еще ползает по земле.

Сатин почувствовал радость от дождя, дождь словно смыл накопившуюся за день агрессию, раздражение, тревогу, сделав его чуточку чище. Он мысленно представил себя с высоты полета птицы. Ему казалось, что он слышал стук сердца. Сначала этот стук не совпадал с биением его сердца, постепенно возникало впечатление, что два сердца звучали в унисон, одно вторило другому, потом их клокотание слилось в одно, в его собственное, и в то же время – это было чужое сердце. Застыв на месте, он будто слышал топот чьих-то ног, заглушенный опавшей листвой, глухой звук от касания подошв по влажному ковру из листьев. Чувствовал хриплое тяжелое дыхание от быстрого бега, ноющую боль в подгибающихся ногах, но тревоги больше не было, ей на смену пришел покой. Щеки коснулось что-то липкое и холодное, зашелестело, сминаемое головой. Подтолкнув колени к подбородку, чтобы согреться, он погружался в сон…

========== Глава V. Влюбленный в мужчину ==========

Из транса вывел хрипящий голос Тео, не дав свалиться на землю.

– Что ты делаешь под дождем? Не видно ж ни черта!

Оказывается, он продрог до костей. Очнувшись, как ото сна, зябко поежился.

– Посмотри на себя!.. Ты весь посерел! – Тео прикурил от зажигалки и небрежно уселся на пятки.

– Не хотел, чтобы залило сиденья в машине, – рассеянно проронил, не удосужившись проверить, услышали его или нет.

– Она и так была вся мокрая, – вспыхнул оранжевый огонек, и Тео закашлялся. – Кажется, это твоя бабушка говорила, что я курю дешевку, и если травить себя, то со вкусом. Говорила она и доставала с антресолей свой старинный портсигар. Твоя бабушка курила как паровоз, моя бы её и на порог не пустила. Моя бабка – вот где настоящий шабаш.

– И к чему это сказано? – Сатин поднялся на одну ступеньку, ступив на дощатый пол веранды. Тео немного отошел от ссоры, но, похоже, так и не успокоился.

– Да просто так.

Да. Как это похоже на Шенг. Просто так…

Холовора присел рядом.

– Ну что рад, что вымок под дождем?

Убрав мокрые волосы с лица, присмотрелся к парню: усевшись, как лягушка, Тео старательно покусывал нижнюю губу, могло показаться, что это занятие отнимает все умственные силы. Шенг успел сменить излюбленные джинсы на просторные трикотажные штаны с лентой вместо пояса, кокетливо завязанной бантом на бедре. Бант, подумать только… Ничего, нормально смотрится.

Слушая, как с волос капает вода, и от ветерка позвякивают сережки, Сатин выжимал рукав. Сначала правой руки, потом левой. Неожиданно Тео хихикнул, закусил губу, но всё равно не удержался и рассмеялся.

– Ты чего? – Сатин оставил рукава в покое и уставился на парня.

Тео засмеялся еще громче. И выдавил сквозь смех:

– У тебя… у тебя такой вид… Правда, зачем ты туда поперся? – Этот вопрос не требовал ответа. Парень отвернулся, всё еще посмеиваясь. – Я убрал еду и отнес бутылку, можем идти спать, – опустив на ладонь пепельницу, взял сигарету. – Она ведь и Маю пыталась научить курить свои сигары, – доверительно зашептал китаец минутой позже, снова возвращаясь мыслями в далекое прошлое.

– О, надо же! – Сатин накрыл лоб ладонью. – Я так и думал! – рассмеялся шелестящим смехом.

– Пока ты был занят, она успела его многому научить. – Парень стряхнул пепел, изящно придерживая пепельницу костлявыми пальцами. – А когда делала уборку, она заметала мусор под ковер, – отрапортовал китаец, покусывая ноготь на мизинце.

– Это для меня не новость.

Их освещал электрический светильник. Далекий мокрый лес и влажно поблескивающие камни обширного двора. Дождь хлестал по ступеням. Вода сочилась с крыши, целые ручейки сбегали по песочной насыпи в противоположной стороне двора, к кустам, дрожащим от напора ливня.

Шенг вглядывался в даль. Его черные волосы обдувал ветер, принесенный с дождем.

– Относилась ко мне, как к родному внуку. Поразительная была женщина. Мне кажется, ты унаследовал её лень и тщеславие. – Тео покрутил кольцо на большом пальце и вытянул руку, позволяя дождю залить сигарету. – Хорошее было время. Сатин, пообещай мне, что когда всё закончится, и мы найдем твоих детей – всё будет как прежде… Я думаю, дорогие нам люди живут в нас. И этого достаточно… Знаешь, мне нигде не было так хорошо, как в твоей сумасшедшей семье… среди людей, одержимых своими идеями.

– Похоже, ты болен, Тео, – без тени неприязни пробормотал он. – Невозможно, чтобы всё было как прежде. Однажды всё меняется. Я не могу тебе этого обещать.