Даже в этом невероятном краю найдутся такие истории, которые кажутся нам сказками. Я бы хотел улучшить существование этих проклятых духов. Я думаю, на земле достаточно места, чтобы вместить их. Сделать их счастливыми – вот чего бы мне хотелось, но наш повелитель так увлечен своими актерами, что ничего не замечает вокруг.

– Папа, мы с тобой – высшая каста?

Моисей чуть слышно рассмеялся, что больше походило на вздох, и широко раскрыл глаза:

– Многие принимают нас за дикарей, ведь мы живем в лесах. У одних из нас кожа сливается со стволами деревьев, а волосы – как осенний листопад, у других: кожа белая как снег, а волосы черные подобно земле, глаза цвета меда или отливают небесной синевой. Мы умеем быть невидимы для тех людей, которые живут на границе наших земель. Но… Кровь у нас красная… и зубов столько же, сколько у людей. Не думаю, что мы сильно отличаемся… Живем мы дольше, но не потому, что так повелел Первоисточник, просто мы достигли согласия с природой и много лучше знаем особенности организма, что позволяет быть ловчее и быстрее – и только. В единении со стихией мы черпаем энергию. Энергия деревьев никогда не иссякнет, поэтому для нас жить так долго – это естественно, как дышать. Мы как бы становимся частью природы, уподобляемся вековым дубам, – рассказывал он, поглаживая девочку по еле теплой щеке. – Природа совершенна, мы тоже стремимся к совершенству. Если только это повод называть нас особенными…

Девочка всегда слушала внимательно, если она чего-то не понимала, не спешила перебивать, а пыталась сама понять значение его слов. И это было очень удобно, когда Моисей не мог её слышать. Она держала его за руку, так как Химэко была слепой, прикосновение позволяло узнать о том, как реагирует Моисей на её слова. Еще она любила очерчивать его лицо, таким образом, она пыталась представить, как её отец улыбается, когда ему весело, или как хмурит брови, когда чем-то недоволен. Для своих лет Химэко была очень маленького роста, для неё вырезали небольшую кровать на деревянных ножках, повесили балдахин с кисточками. Рост медленно затормаживался.

Природа не может быть совершена, если допустила в этот мир монстра, но Моисей найдет убийцу. Ради неё. Ради маленькой принцессы.

Химэко считала его своим отцом, и ему этого было достаточно, достаточно того, что первый человек, о котором она задумается в минуту печали или одиночества, будет он. Эта крошечная принцесса не доверяла людям с обаятельной внешностью совсем так же, как Фрэя. Такое сходство в характере этих двух совершенно разных женщин его забавляло. С тем единственным отличием, что Фрэя могла его видеть, и, похоже, выбрала основным объектом своего внимания его лицо, а Химэко не могла видеть, но тоже предпочитала его лицо. Девочка старалась полюбить всех, кто окружал её отца. Химэко не была жадной, она не плакала, когда он уходил, не стремилась завладеть всем его вниманием.

Из коридора донесся чей-то разговор. В это время не разрешалось повышать голос вблизи покоев повелителя, да и для поздних визитов был неподходящий час. Сёдзи разъехались, и в комнату прошмыгнула служанка, завидев Моисея, быстро склонила голову. Шум в коридоре нарастал, и девушка растерянно обернулась, он тоже посмотрел в зазор между дверей, проснулась Химэко. Девочка часто дышала, вцепившись в свои подушки, раскиданные по всей кровати.

– Господин… – зашептала служанка, приближаясь к нему. – Я пригляжу за Её светлостью.

Он взглянул на девочку: Химэко храбрилась, она тоже слышала голоса и всё нарастающий шум, но не могла различить источника шума. Выбравшись из-под одеяла, маленькая принцесса неожиданно оказалась беспомощна перед лицом опасности, её носик пытался уловить тревожные трения в воздухе, а лоб нахмурился. Моисей погладил её по голове, чтобы девочка знала, что он рядом.

– Это семейство Миран, – пробормотал мужчина, навострив порезанное ухо, которое пока еще плохо двигалось. – Химэко, я приду завтра утром. Ни о чем не переживай, я выясню, что главе Миран нужно в покоях повелителя, – он хотел добавить еще что-то ободряющее, но промолчал. Поднялся с кровати.

Вручив девочку заботам служанки, Икигомисске быстро вышел из покоев принцессы и закрыл за собой двери. Он не показывал своего волнения, чтобы не испугать служанку, тревога которой обязательно передалась бы и девочке. По мере того, как он приближался к источнику неразберихи, гул нарастал. Освещение слегка притушили, но в основном коридоре по-прежнему ярко полыхали настенные лампы. Его сопровождало трепыхание огней. Из-за поворота показался солдат из личной стражи Лотайры, тот широко улыбался.

– Господин, с возвращением, – заговорил парень на ходу. – Говорят, вы привели с собой человеческую женщину. Отчего же вы молчите? Разве вы не собирались нам её представить? Мы все сгораем от любопытства… У нас давно не было гостей из числа смертных.

Моисей поравнялся с солдатом.

– Ваши подчиненные хотят знать, ради чего господин позволил лишить себя слуха, – говорил пожилой солдат, и хотя его длинные волосы по-прежнему сверкали безупречной чернотой, а кожа была гладкой и эластичной, – в глазах сквозил старческий упадок. Это говорило только об одном: их расе еще есть чем удивить простаков. Проходя мимо, солдат задел его плечом.

Икигомисске развернулся к нему, старик с лицом молодого обхватил его плечи одной рукой и, притянув к себе, пролепетал голосом певчей птицы:

– Неужели какая-то женщина стала для вас важнее ваших подчиненных и нашего светлого повелителя?.. – однако чудесный жаворонок капал ядовитой слюной, и, тем не менее, интонация не дрожала, а голос продолжал звучать неторопливо и спокойно.

– Это не твое дело, – взирая на подчиненного сверху вниз, бросил Икигомисске.

– Человеческая женщина – это наше общее дело. Что скажет глава семейства Миран, узнай, что мы здесь благодетельствуем чужачке? Если только, господин, вы не желаете её съесть, – неторопливо добавил солдат вполголоса.

– Как ты заметил, чужачке благодетельствует один повелитель, вы – слуги, не имеете к этому никакого отношения.

– Мы – слуги… А господин Икигомисске, вы разве не такой же слуга, как мы? С вашего позволения, – солдат поклонился, разжимая объятие. – Её запах теперь пропитает весь дворец… он и на вашей коже, мой господин. Кто её охраняет? Может быть, вы? – между тремя парами острых зубов мелькнул узкий длинный язык, солдат вздохнул и выдохнул, обдав кожу горячим дыханием. – С возвращением. Ваши подчиненные ожидают приказаний.

Моисей провел по гладкому шелку волос, ниспадающих до колен. Их раса… кто они? Животные? От солдата пахло недавно съеденным мясом и сырыми листьями, как после дождя. Хищники, плотоядные.

– Я выпью за то, чтобы духи были милостивы к вам, мой господин, – прошептал парень ему на ухо.

– Не стоит, – последовал насмешливый ответ, Моисей провел по линии подбородка солдата, и завернул за угол, разрывая объятия.

В коридоре собралась группка из нескольких солдат и двух переполошенных служанок.

– Что здесь происходит? – Моисей бегло оглядел нарушителей спокойствия. – Дворцовая стража, почему вы не на своих местах?

– Господин! Глава Миран… он ворвался сюда, мы говорили, что ему сюда нельзя, он хотел видеть девушку. Он сказал, что вы ему позволили. Мы охраняли двери, но он начал шуметь, он требовал вас. Мы не могли его пропустить, – стрекотал долговязый солдат в парадной военной форме.

– Глава Миран ушел, мой господин, – поклонился парень с изумрудными волосами, – но обещал привести с собой личную охрану, а на нас грозился написать жалобу за грубость по отношению к гостям, – небольшой дефект речи не мог испортить впечатление от его журчащего тенора, каждая гласная как поток ручья.

Моисей покачал головой:

– Мои подчиненные не обязаны выслушивать прихоти гостей. В следующий раз делайте то, что вам приказано. Вы – свита повелителя – имеете право повиноваться только мне и Его милости, а фантазии выскочек из других семейств не ваша забота, даже таких влиятельных, как Миран. А еще я хочу знать, кто вхож в его личную охрану. Разузнайте про этих двоих. Они не похожи на обычных японцев, имейте в виду, возможно, они представляют некоторую опасность.