Одурманенный песней Моисей какое-то время недвижно стоял в ярко-освещенном коридоре, на фоне разрисованных узорами обоев, драгоценных канделябров, хрустальных фонариков, утопая подошвами в мягком ковре.

*

С двумя служанками Фрэя дожидалась Икигомисске в маленькой гостиной. Странно, девушки ей показались обычными японками только с непривычной для людей грацией. Если бы она не оказалась на волосок от гибели, и если бы ей было смешно, то непременно рассмеялась. Вероятно, эти девушки обладали какими-то навыками боя или просто насмотрелись на других жителей дворца, про это она ничего не могла сказать наверняка, ведь всё знание, которое она имела, ограничивалось кабинетом Лотайры и этой комнаткой. Или те девушки – обычные танцовщицы, похищенные из деревни. Неужели они здесь и людей держат! Они ведь гурманы, не брезгают и человекоубийством ради насыщения желудка, – ужаснулась Фрэя, краем глаза поглядывая на чуть склонивших головы японок. Они прикрыли глаза и, казалось, погрузились в транс. Но даже хорошо, что эти служанки – человеческие девушки, она не вынесет, если к ней приставят каких-нибудь длинноухих монстров.

Сёдзи разъехались, и из коридора вышел Моисей. Выглядел он не очень.

– Зачем ты приволок меня сюда?! – крикнула девушка, когда Икигомисске пересек порог малой гостиной. Слуги, стоящие в коридоре, с легким щелчком затворили створки.

Мужчина прищурился.

– Как невежливо, Фрэя. Тебе надо быть со мной ласковее, – происшедшая в нем перемена поражала, видимо, попав в родной край, Моисей больше не скрывал истинного обличия. Он снова был не таким как прежде. Фрэя старалась думать о своей ненависти, но не могла оторвать взгляда от Икигомисске.

– С какой это радости еще? – в голосе проскользнуло сомнение.

– Ты у меня дома, – веско заметил Моисей. – Никто под этой крышей не смеет мне дерзить, но если ты будешь чуточку добрее ко мне, обещаю, я пойду на некоторые уступки, что облегчит твое существование, и твоя жизнь во дворце станет лучше. Ты не представляешь, куда угодила. Я просил за тебя, но моя просьба была отклонена. Лотайра повелел стать твоим сопровождающим и обеспечить тебе надежную охрану, а она тебе пригодится за стенами дворцовых комнат. Эти девушки будут прислуживать и во всем слушаться тебя. – Мужчина пересек помещение, и приглушенный свет ламп отразился на его коже, заиграл в волосах, и, наконец, замер в узких глазах. – Тебе надо отдохнуть с дороги. Я провожу тебя в комнату.

Маленькая гостиная, наполненная золотом лотосов и зеленью бархата, являлась так же и сквозной комнатой, несмотря на роскошь цветов и материалов, незатейливой красоте и простоте стиля она была обязана ни преданности поданных и бережливости слуг, ни зажиточным чиновникам, и даже ни богатству Лотайры, а искусству мастеров, поработавших над дворцом. Раздвижные двери, ковры, коридоры со слугами, комнатки вроде этой – настоящий лабиринт. Стоит закрыть на мгновение глаза, и внутренний план здания тут же изменится, и коридор, откуда вышел Моисей, возможно, исчезнет или приведет куда-нибудь в другое место. Она заплутает в двух комнатах, не говоря уже о том, чтобы отыскать кабинет Лотайры, из которого вышла несколько минут назад. Вероятно, со временем она привыкнет, и не будет путаться.

– Да кто ты такой, черт возьми?! – девушка видела этот жест, которым он предложил ей проследовать за ним, но не сдвинулась с места. – Что вы все за существа? Такие, как вы… я видела… – Фрэя взглянула на его правое ухо. Никакой это не дефект. На месте сруба кожа сморщилась и побелела. Всё было именно так, как говорил Икигомисске. Ему отрезали заостренные уши, чтобы он мог жить среди людей.

Моисей встряхнул головой, и волосы попадали на лицо, спрятав малопривлекательные обрубки.

– …слуховой паралич. Пройдет еще некоторое время, прежде чем мой слух полностью восстановиться, а увечье… зарастет уже через несколько дней, – без особого воодушевления в голосе пробормотал мужчина, впиваясь в неё прищуренными глазами.

И каким бы глупым ни казался вопрос, она всё-таки не сумела удержаться, чтобы ни спросить:

– Вы, правда, существуете?.. Вы…

Ей нравилось, как стучат подошвы по деревянному полу, этот звук придавал ей уверенности в собственной крепости.

– Всего капля крови и ваш человеческий генофонд претерпевает необратимые видоизменения, – размеренным голосом пояснил Моисей, отвлекаясь на служанок.

– То есть? – Фрэя отдернула руку в тот момент, когда тоненькая волнистая прядка задела её ладонь. Невероятный по сути цвет его волос отливал перламутровым блеском, локоны в беспорядке спадали на пышный воротничок черной рубашки, белый пиджак бросался в глаза. Шелк – как раз то, в чем нужно путешествовать по здешним лесам и перелазать местные речушки.

– Если мои кровяные клетки смешаются с твоей кровью, все твои дети будут такими как я. Ты ведь этого не знала. Мы живучи, как бактерии.

Стройные, словно деревца, прислужницы зашевелились, видимо, тоже почувствовали возрастающее напряжение. Если бы Фрэя не старалась выглядеть такой уверенной в себе, то наверняка шарахнулась бы от Моисея.

– Просто кошмар! – фыркнула девушка, поворачиваясь к нему спиной и отходя к окну. – Но тогда… может мне убить тебя сейчас, чтобы ты не заразил меня? – когда Фрэя обернулась, в её руках поблескивала шпилька. Одна девушка, с бледной персиковой кожей, шумно ахнула. – А? Око за око… Учти, я буду драться изо всех сил, – пальцы перехватили шпильку и крепко сжали, даже костяшки побелели. – Мне теперь терять нечего. Все равно, что в клетке.

– А я-то думал, у тебя… – Моисей поднес палец к губам, стараясь не двигаться, чтобы не провоцировать в ней еще больший гнев.

– Что ты думал? – прошептала девушка, выпячивая нижнюю губу.

– Немного другой голос.

– Уж прости, что разочаровала, как-то выбирать не пришлось.

– Я представлял его по-другому. А он грубый и резкий, как ты сама. И по-японски ты говоришь просто безобразно. Ты здесь лишняя, только, похоже, мой повелитель этого не понимает.

Больше задевала не холодность Моисея, не жесткий тон сказанных слов, не безжалостность, с которой он смотрел на всё вокруг. Ему было позволено коснуться её мира, войти в доверие к её семье, даже сблизиться с родными, а теперь он считает её ненужной здесь, он не хочет подпускать её к тому сокровенному… Он не хочет делиться с ней тайнами. Она лишняя и не в праве находиться в лесу, но он осмелился разрушить её вселенную, то, во что верила или, по крайней мере, хотела верить, он разбил её прошлое, и сделал несбыточным будущее, по его милости она застряла здесь, в этом времени. Когда её время истечет, что она будет делать? Когда-нибудь от неё устанут… что тогда?

– А ты поползай у него в ногах, авось еще передумает, – выплюнула девушка накипевшую обиду ему в лицо.

– Не смей выпендриваться, если еще дорожишь своей головой, – прохрипел Икигомисске.

Вот такая радужная перспектива её совсем не радовала. Значит, от неё не должны устать. Она будет рассчитывать только на собственные силы. Ей сохранили жизнь, а это уже немалого стоит, пускай, не её личное достижение, но разве это не повод продолжать борьбу за свое существование в совершенно чуждой ей среде?

– Я думала ты кто-то достойный уважения, а ты всего лишь клоун, отплясывающий канкан вокруг своего бесподобного господина, – съязвила Фрэя, кривя лицо как можно безобразней. – Солдафон, который настолько труслив, что не может убить какую-то девку, которая к тому же поливает его грязью. А потом превращает её жизнь в кошмар, типа ради благих намерений, – она выбросила руку вперед, указывая на него пальцем. Голос сорвался, глаза увлажнились, если она моргнет, по щеке непременно скатится слеза, но Моисей не заслуживает её слез. Не дождется! Какое он имеет право доводить её до слез! Больше ни одному мужчине она не позволит довести её до истерики! Она будет выше этого. Она станет сильнее и выберется из этого места ради тех, кто ей небезразличен, ради памяти родителей, она не позволит Моисею так с ней обращаться, он не получит ни одной слезинки, пускай хоть удавится! – Думаешь, спасаешь меня от гнева своего повелителя? Делаешь добрый поступок? Да ты – избалованный ребенок, который думает, «как бы повернуть всё так, чтобы меня одного любили и утешали… хочу, чтобы всё было по-моему, а если нет – начну беситься…» – девушка растянула губы в жидкую улыбку. – Посмотри на себя со стороны! В тебе воли не больше, чем у камня!