– Повелитель, могу я сказать?.. – зажурчал знакомый голос: Моисей снова предпринял слабую попытку повернуть разговор в нужное русло, впиваясь глазами в видимую только ему одному точку.

Лотайра подошел к занавесям, поднял руки вверх и слегка повис на украшениях. Все его плавные движения сопровождала мелодия звякающих бус.

– Она чужая здесь, – сказал мужчина, не глядя ни на кого конкретно, но в голосе прозвучал нажим. – Она здесь не нужна. Не такая, как мы, она может внести волнение в ряды Ваших подданных, мой повелитель.

Верно. Она чужая здесь. Так чего же они ждали, приведя её сюда?

Лотайра задрал острый подбородок и, раскрыв рот, улыбнулся. Он будто хотел что-то сказать, но потом передумал. Или… быть может, повелитель ждал подобных слов.

Фрэю окончательно запутал их диалог. Почему Моисей так хочет её выдворить из дворца, не он ли это всё начал? Разве благосклонности Лотайры недостаточно, чтобы обеспечить ей маломальскую защиту в этих стенах, но, может быть, Моисея её защита как раз не интересует, и он просто хочет поскорее избавиться от пленницы?

– Ты сам виноват, – вдруг сказал Лотайра, снова переходя на «старушечий» скрипучий полушепот. – Женщина жива и она здесь… Но я придумал ей достойное применение.

В груди словно бескрылый птенец забился. Фрэя сглотнула и смахнула с лица прядь волос, опустила ладонь на шею.

– То есть вы не станете меня убивать? – встряла она, пытаясь разглядеть в лице Моисея хотя бы искру дружелюбия, обернулась к Лотайре. На этот раз Икигомисске не предпринял никакой попытки надавать по шеям чересчур болтливой гостье.

Щелчок языка и снова потрескивание бусин.

– Именно. Есть кое-что получше. Я вижу представление можно сделать намного интереснее… Скажем так… есть одно обстоятельство, способное добавить этому шоу остроты, – почти ласково посмотрел на Моисея – или только показалась, что в том взгляде была ласка.

– Повелитель… – мужчина поднял глаза на Лотайру.

– Молчи, Моисей! Хватит мне перечить! Завелось слишком много блох, и они мне досаждают. Ну вот… – поднес к лицу платок.

Как будто сейчас заплачет, но нет, Лотайра лишь вытер нос и губы. У него что, насморк? От этого и речь звучала странно, с придыханием.

– О! Кажется, я забыл представиться… – повелитель коснулся лба тощим запястьем. – Моё имя Лотайра… – и замолчал, дожидаясь от неё бурных оваций.

Разумеется, она знала это имя. В устах Моисея оно прозвучало куда как музыкальней, а у повелителя «л» была похожа на корявую «р».

– Фрэя, – кисло брякнула девушка.

Не успела и глазом моргнуть, как её подхватили под локти и повели к выходу две девушки. В движениях их гибких тел – изящество и грациозность. Обернулась на японца: Икигомисске по-прежнему смотрел вперед.

*

– Ну, что, Моисей… наигрался? – Лотайра отшвырнул занавеску от себя и вышел в открывшийся зазор, бросая к его ногам побуревший от крови носовой платок, который он тут же заменил другим. – Блохи! Их нужно давить, а не цацки разводить!

– Что с Вашим носом?

Волосы повелителя спутались, лоб влажно блестел от пота.

– Эта семейка постоянно встает у меня на пути! Они так пекутся… А ты! Что делал ты всё это время?! – парень отодвинул чайный столик и, опираясь на безупречно-гладкую – без единой шероховатости или царапины – поверхность, лег на подушки, подняв лицо кверху, чтобы остановить кровотечение. – Конечно, ты и раньше не всегда исполнял мои приказы… Я смотрел на это сквозь пальцы. Позволял тебе вольности, но почему, когда дело касается женщины, всё так оборачивается?! – стенал Лотайра, махая одной рукой, а второй прижимая к губам хлопковый платок.

Моисей поднял с пола испорченный лоскут, смял и повертел в пальцах.

– Эта кровь по твоей вине. И ты еще стоишь тут?! И не оправдываешься передо мной?! Не катаешься по полу, моля меня о прощении!

Ему хотелось сказать, что повелитель слегка преувеличивает, но воздержался и неспешно, с достоинством (а вернее, с полным безразличием, отточенным до автоматизма) опустился на колени.

– Так-то лучше… Похоже, я дал тебе излишнюю волю, – окинул его усталым взглядом Лотайра.

– Вы предоставили мне немую роль.

Парень комично поморщился.

– Нет, Моисей! Тебе надо было очаровать её! Сразить наповал своим обаянием и шармом! А потом убить. У тебя было право поиграть немного, если тебе угодно… но в конце – убить! Что ж, превосходно… ты просто… неподражаем. Ты – актер, Моисей, а не герой восточной сказки! А теперь её ненаглядный папочка готов всё испортить! Он явится сюда за ней, ага!

Моисей согнул спину в поклоне и коснулся скрещенных ладоней:

– Повелитель, отдайте ему девушку, и он уйдет и больше не побеспокоит Вашу милость.

– Да черта с два не побеспокоит! Ты не сталкивался с этим человеком… Если он вообще человек. Разыскал мятежного оракула… Привел к себе домой. Я слишком долго наблюдал за его семьей, было время навести справки, знаешь ли. Его оберегает один из великих фатумов, целитель… Неплохо устроился, да? – продолжал ныть парень, закатывая глаза и встряхивая плечами. – Этому фатуму известно слишком многое, но Михаила не убить, зато можно попробовать убить его протеже. Человек с легкостью раскроет меня при первой же возможности… Представляешь, чем нам обернется его вмешательство? Я уверен, он придет не один… Если бы не он, Маю ни о чем бы не догадался, он здорово подпортил нам планы. Но он как ядовитое соцветие, влекущее своей обманной красотой, притягивает людей, как магнит. И тебя притянет, хоть ты и не человек, но какая разница! – Лотайра присел, чтобы лучше видеть лицо Моисея, и кольнул его острым взглядом.

– Меня? – Моисей разглядывал заостренные уши Лотайры, его спутанные локоны, так, словно видел впервые в жизни. Бронзовые, точно поросшая мхом коряга, золотящая на поверхности воды, неестественный для людей цвет и такой обыденной в природе. Повелитель нарочно тянул время, желая продержать его на коленях как можно дольше.

– Не влюбись в него, Моисей, – предостерегающе пробормотал Лотайра, прикрывая глаза.

– Он что же… чародей – влюблять в себя других людей?

– Нет, к сожалению, а, к сожалению потому, что будь он чародеем, я знал бы, что за чары он использует, и я бы давно истребил эту заразу. Но он смертный человек с тяжелым детством и как далеко он может зайти, мстя за своих детей, я не представляю.

Моисею хотелось закрыть эту тему, позвать врача, чтобы он подлатал нос повелителя. Нервировал сам предмет беседы, нервировало и то, что теперь сон господина будет нарушен раздумьями об этом смертном. Состояние Лотайры тревожило. Претила мысль, что теперь всё может пойти под откос, после стольких лет мира и благоденствия, из-за какой-то парочки млекопитающих. На чуть дрогнувших руках четче проступили вены.

– Вы можете одолеть человека его же силой. Если разрешите мне сблизиться с ним… – успокаивающе шептал Моисей, прежде всего, успокаивая самого себя.

Этот мир, созданный повелителем – его родной дом. Живущие неподалеку люди боятся их, но они никогда не убивали смертных ради забавы, столетиями создавая благоприятную атмосферу, выращивая этот лес; они рядились для смертных и устраивали представления им на потеху, пытаясь доказать, что их народ неопасен, они берегли этот хрупкий мир. Когда Лотайра только пришел к ним, он был зол, он был отравлен собственным ядом, но лес исцелил его раны. После многих лет мира и процветания появился Маю – еще одно нежелательное лицо, – и Лотайра изменил своему рассудку, бросившись в погоню за призрачной мечтой. Дело даже не в мальчике, а в нарушении спокойствия всего двора, вызванном опрометчивыми действиями Лотайры. Отныне Маю не сможет вмешаться в жизнь цветущего леса – уже одна эта мысль согревала сердце Моисея. Как бы отчаянно ни боролись люди, а на руках народа Лотайры всегда будет пара выигрышных карт.

– Хватит самодеятельности! Ты уже раз провалился… с его же дочерью, между прочим, так зачем повторять старые ошибки?.. Будешь сидеть во дворце и стеречь Фрэю. Глаз с неё не спусти, а не то очень сильно пожалеешь. Ты упустил свой шанс избавиться от неё, так теперь сам с ней и нянькайся. Самый доверенный мне человек не должен быть рохлей, который не способен пырнуть ножиком в девичью грудку. Ты не хочешь, чтобы твоя блестящая карьера при дворе полетела к чертям собачьим из-за какой-то женщины, – уверенно заявил парень.