– Это испытание на прочность, а потом всё произойдет, как с Содомом и Гоморра.

– Ты знаешь притчу о Содоме и Гоморре? – прошептал Эваллё, согревая его своим дыханием.

Конечно, Маю знал. Сатин рассказал ему еще в детстве, наверное, хотел, чтобы Маю намотал на ус.

– Верно ты знаешь, в чем заключена её главная мораль? – и, не дождавшись ответа, Эваллё заговорил: – Чтобы разобраться в творящихся на улицах Содома бесчинствах Бог ниспослал на землю двух ангелов. В Содоме их встретил праведник и провел к себе в дом. Он хотел укрыть их на ночь, но местные жители узнали об ангелах и потребовали у праведника выдать им гостей дома его. Выйдя к толпе, праведник предложил своих двух дочерей, а взамен Содомляне не должны трогать странников, обретших защиту в стенах его дома. Содомляне отвергли предложение праведника и ворвались в дом, тогда Бог вывел семью праведника из города, а Содом сравнял с землей. Он поступил так, не потому что жители погрязли в пороке и разврате, не потому что в городе процветал блуд и мужеложство. Праведник даровал ангелам укрытие на ночь, пригласив их в свой дом, он даже готов был пожертвовать дочерьми ради своих гостей. Представь, он очень сильно любил дочерей. Содомляне же повинны были в том, что нарушили закон гостеприимства, они вознамерились оскорбить не только ангелов, но и самого праведника, приютившего их, они не стерпели, что какой-то иноземец указал им, как жить. Они нарушили правило гостеприимства, тем самым они навлекли гнев Господень.

Эваллё крепко сжал его руку, призывая вернуться к реальности, но в голове по-прежнему всё плыло в сладком тумане.

– Когда ты говорил, что долго выбирал место…

Остановившись у кровати, парень развернулся к Маю лицом и принялся расстегивать на себе кожаную куртку, которую купила ему мать. Пробрала дрожь. Казалось, такая ерунда, как купленная заботливым человеком одежда, отозвалось в сердце тоской. После этой ночи они с братом уже не смогут, как прежде безбоязненно смотреть в глаза родным.

– …это место было для…

Эваллё медленно стянул с пальцев три серебряных кольца и опустил в карман кожанки. И рубашка вот уже оказалась расстегнута. Глазам предстала гладкая светлая кожа.

Не сводя глаз с оголенного тела, Маю дрожал от адреналина, струями бьющего в крови, напополам с возбуждением.

– Ты так спокоен. Не хочешь броситься ко мне? – спросил Эваллё, казалось бы, своим обычным голосом, каким желал доброго утра и спрашивал о самочувствии, но ранее незамеченная сексуальная интонация сейчас была очевидна.

Эваллё провел языком по тонким губам, изучая Маю с ног до головы. Брат неоднократно раздевался в его присутствии и раньше, однако сейчас его действия были чистой воды провокацией. Пальцы расстегивали кожаный ремень на брюках, взялись за пуговицы. Показалась бордовая ткань трусов.

Оставаясь в брюках и рубашке, брат подошел почти вплотную и потянул за молнию на крутке. Так же неторопливо Эваллё спустил ненужный теперь элемент одежды с плеч Маю. Проследив за движениями его рук, подросток заглушил в себе волну смеха. Про них впору складывать анекдот, так медленно развивались события.

И тут Маю не выдержал томления. Окунулся в свежий морской запах. Потопив вздох в рубашке брата, мальчик обхватил его голову ладонями, зарываясь пальцами в гладкие, расчесанные волосы.

Уже не было нужды скрывать свой трепет от чужих прикосновений, тело изнылось по ласкам. Хотелось чувствовать тепло. Сколько раз он представлял, как эти руки гладят его кожу, сколько раз со стыдом заклинал себя остановиться!..

Эваллё провел вдоль позвоночника, сжимая, сминая свитер. Вторую ладонь переместил ниже, массируя ягодицы, и чуть подсадил.

– Хочешь получить меня? – выводящий из равновесия голос затих, когда брат прижался ртом к горловине свитера.

Зад уже ныл от этих рук. Эваллё мял, гладил его сквозь джинсы.

Чувствуя, как затвердело у того в брюках, Маю придвинулся теснее, поняв, что начинает с ума сходить от нетерпения.

Увлекая за собой, Эваллё случайно оступился, но успел ухватиться за кроватный столбик. Балдахин заколыхался. Повалившись на брата сверху, Маю наклонился к его приоткрытым губам. С пульсирующей в висках кровью развел полы рубашки, сильнее обнажая светлую грудь.

Над верхней губой блестела влага, Маю прижался ртом и вскоре почувствовал соль на языке. Грудная клетка часто поднималась и опадала. Изнывая от желания, Маю сомкнул пальцы на запястье брата и потянул его руку вниз. Ногти Эваллё царапнули по ширинке. Не давая тому вырвать руку, мальчик заставил опустить её себе между ног и слегка сжал бедрами.

Как умел, принялся ласкать Эваллё шею, корчась, немея от его прикосновений. Мягко обхватил губами ключицу. Когда язык прочертил линию до крохотной складки кожи у подмышки, парень запрокинул голову назад, поддаваясь всем телом навстречу Маю. От частого соприкосновения с лезвием бритвы, кожа у Эваллё здесь стала нежнее и чувствительней. Маю поцеловал в складочку у правой руки, слабо прикусил. У брата вырвался шумный вздох. Провел языком рядом, ниже, к ребрам и вновь поддался вверх, целуя впалое кольцо между ключиц. Эваллё метался и горел от этих касаний. Шея. Еще. Нежная мочка.

С одного плеча скатилась рубашка. Прикусив горячую кожу над соском, вцепился брату в плечи, для удобства раздвигая свои колени шире. Когда хваткая ладонь Эваллё оказалась под бельем, голова стала плохо соображать. Маю всё так же нависал над братом. Уперевшись в покрывало по обеим сторонам от лица парня, он привстал на дрожащих коленях. Опора под ним становилась менее прочной.

Движения мужской руки, ласковые, уверенные и легкие вынуждали задыхаться. Голос, казалось, пропал, и Маю понимал, что может лишь хватать ртом воздух. Сквозь пелену он смутно видел лицо брата, нежно-зеленые стебли бамбука на обоях напротив. Прикованный к Маю, обжигающий взгляд не отпускал.

Покачивая бедрами навстречу руке, вцепился в покрывало. Из горла вырвался утробный хриплый звук.

Под свитером майка насквозь пропиталась потом, прилипла. Мышцы плечей были напряжены, и руки дрожали. Маю повалился еще до того, как они перестали держать.

Эваллё вытащил ладонь из-под белья и поднес к своей груди, точно хотел напоказ выставить доказательство их связи. Мокрые полусогнутые пальцы брата подрагивали – часто моргая, Маю видел это сквозь слипшиеся ресницы.

Кадык поднялся и опустился. Сжав ладонь в кулак, Эваллё опустил руку поверх обнаженной груди. Затрудненное дыхание говорило о том, что он всё ещё на взводе.

С трудом приподнявшись, Маю стянул через голову потный свитер и скомканный швырнул на пол. Полудикий взгляд окинул его тело.

От осознания того, что вскоре должно последовать, начало потряхивать. Старший брат настолько уверен в его способностях? Духу не хватало порвать одежду. Картонные пальцы не слушались. Под выжидательным взглядом Маю осмелел. Взялся за расстегнутый пояс. Потянул вниз, как обертку. Сдернул до пят.

Ладонь накрыла твердую плоть. Ощутив биение пульса под хлопковой тканью, облизал сухие губы. Языком провел линию по сильно выступающей тазобедренной косточке, до красноты укусил, вырвав из брата сдавленное мычание.

Когда он дошел до пупка, погрузив язык в теплую ямку, Эваллё согнул разведенные колени. Зашуршало сминаемое покрывало. Вот так… брату не отвести лица.

Обеими руками. Оттянул резинку трусов.

Хотелось слышать родной голос… Стать ближе. Крепче связать себя.

Резкий запах. Где золотисто-каштановые волоски… Кожа здесь совсем бледная. Чуть выше темная родинка. Широко раскрытым ртом Маю приник к тому месту. Выпуклая родинка, пятнышко. Короткие волоски щекотали подбородок. Мокрая кожа отдавала солью.

Ощупью отыскал запястье брата – руки Эваллё покрылись мурашками.

На теле брата влажно блестела его слюна.

Задержав дыхание, провел кончиком языка вдоль. Постепенно продвигаясь к основанию. Длиннее, тоньше. Смакуя вкус, поиграл шариком пирсинга.

– Полижи, Маю…