Липкий живот то вздымался, то опадал.

Шипящий вздох перешел в долгий, едва различимый стон.

Влажные губы сомкнулись вокруг. Работая языком. Быстрее. Легонько надавливая на промежность, раздразнивая. Быстрее.

Металлический шарик тронул самый верх. Так липко…

От запаха и вкуса усиливалась тяга в паху. По лицу текло.

Маю отгородился от всего, что знал о сексе, подавшись инстинкту. Всегда будут одним. Не разожмут рук.

Давление губ и языка нарастало. На секунду оторвавшись, мальчик взял так глубоко, как мог, обвел языком, закрывая глаза. Дрожащие вздохи Эваллё пробирали душу. От осознания собственных возможностей голова шла кругом. С мужчиной самоотдача сильнее, его тело горче. Пьянит. Сильнее, порывистее.

Маю опустил руки, огибая его бедра. Обхватил горячие ягодицы, сжал.

Протянул брату ладонь. Их пальцы крепче переплелись.

Сглотнул, глубже проталкивая в рот. В горло ударила струя, смягчая сухость. Прежде чем брат прикрыл воспаленные, блестящие глаза, Маю успел поймать расфокусированный взгляд.

*

– Мост богини Солнца, – Эваллё развернул брата в направлении гавани Нагасаки и указал на подвесной мост. – Там, под опорами находятся синтоистские алтари. Для поклонения живущим в них божествам. Я восхищаюсь синтоизмом , он окутан ореолом природных чар.

Маю задумчиво посмотрел на соседний остров.

– Я хочу посмотреть пляж.

Эваллё погладил брата по щеке и притянул за подбородок:

– Мы должны вернуться домой, Тахоми наверняка изводит себя от беспокойства. Ведь мы оказались в чужой стране, в незнакомом городе. Она переживает.

– Мы же не покажемся прямо так? – лукаво прощебетал мальчик, гуляя пальцами по животу Эваллё. Спутанные волосы взъерошены, кожа блестит, одежда смята, Эваллё даже не удосужился заправить рубашку в брюки. – Она решит, что мы бухали.

Губы обхватили мочку уха, бархатистую кожицу, которую приятно посасывать, кусать, теребить языком.

– Но еще так мало времени, – канючил Маю, – хотя бы спустимся к воде. Я так хотел прогуляться с тобой по пляжу в солнечный день… Ты думаешь, тетя до сих пор нас ждет? Если Тахоми всю ночь не сомкнула глаз, то сейчас она точно спит, как сурок. Скорей всего заснула прямо за столом.

Когда утром отперли двери и обнаружили двух иностранных парней, им, конечно, принесли сотню извинений, тем не менее, не смогли скрыть встревоженных взглядов, оглядывая более чем компрометирующий вид молодых людей.

Маю ближе придвинулся к брату, зарывая улыбку в отворот воротника. Запоздало рассмеялся и смеялся долго, не в состоянии прекратить. Так хорошо обнимать любимого, упиваться его запахом.

«Ведь не было ничего», – уверял себя подросток. Воспоминания о проведенной с братом ночи сейчас, в часы завтрака казались вымыслом. Они лишь немного поиграли.

А на что он собственно рассчитывал, что Эваллё сразу же, как раскроет чувства, захочет подставиться младшему брату?

Сейчас заметил тот же расслабленный, влажный взгляд, которым был у Эваллё, в то время как мальчик водил своим языком вокруг его члена.

Парень вел Маю за руку, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони.

– По дороге давай зайдем в баню.

+8 на уличном термометре. Лучи слегка пригревали – ничего общего с летним солнцепеком.

При дневном свете Эваллё снова казался сдержанным, взрослым и непробиваемым, а перед внутренним взором уже плыли картины того, как извивался любимый брат, запрокидывая голову, как вздрагивал от прикосновения к наиболее чувствительным зонам, как шипящий воздух вырывался сквозь его стиснутые зубы. В памяти прочно отложилось, как горяча Валина кожа на ягодицах и груди, его особенный ритм ударов сердца и сбитое сиплое дыхание за несколько мгновений до оргазма.

Валька собственнически обхватил за талию и притянул к себе. Раскрытая ладонь накрыла поясницу. Завладев губами, старший брат крепче сжал руки, оторвал его от земли и поставил на бордюр, как на подставку, а сам остался стоять на тротуаре. Разница в росте значительно сократилась. Маю опустил ладонь на плечо, затянутое кожаной курткой, непроизвольно начиная массировать сквозь рукав.

Закрывая глаза, брат подался вперед. Скользкий язык раскрыл Маю рот, тронул шарик пирсинга, вынудив раздвинуть губы шире.

К счастью, Эваллё не намерен был извиняться за доставленное удовольствие и уверять, что всё было огромной ошибкой, и вообще весь мир разобьется вдребезги, если повторится что-либо подобное.

Город постепенно отходил от недели праздников, начиная с Рождества. Понемногу возвращалась прежняя деятельная жизнь. Ветер теребил верхушки пальм. Рядом белела площадь с памятником в центре и выставкой клумб, составленных из растений, цветущих в зимнее время года.

С трудом подавил в себе тягу прижаться губами к трепещущим векам, подросток ласково провел пальцами по уголкам чуть растянутых глаз, дотронулся до темных ресниц, отвел ладонь. Черные, как плодоносная земля, глаза вновь приоткрылись, и Маю увидел собственное лицо, с непривычным влюбленный выражением. Разнотонные русые пряди переливались на солнце. Натуральный цвет волос вкупе с унаследованным от предков-саамов монголоидным разрезом глаз у брата производили странный противоречивый эффект.

– После бани, – старший лизнул в уголок рта, – накормлю тебя, – припал губами к губам Маю, жадно заглатывая его сбитое дыхание, – курочкой.

Они соприкасались одними губами, отрываясь, снова игриво захватывали губы друг друга.

– Маю…

Солнце обожгло глаза. Эваллё поцеловал шею, прикусил губами кожу у кадыка.

– Курочкой? Я люблю курочку.

Мальчик откинул голову назад, Эваллё наклонился к его лицу, заслоняя обзор.

Отвлек запах выпечки. Желудок заныл.

На парней смотрели с любопытством. Внешне они не были схожи, если Маю можно сравнить с белкой, то Эваллё – с куницей либо кротом. Однако обманываться всю жизнь, что в них не признают братьев, – легкомысленно. До тех пор, пока никто не узнает их тайну, их непохожесть – их спасение.

Не хотелось думать, что всё лишь выдумка, одна из сказок, сочиненных для облегчения жизни.

Их лица погрузились в тень, пятно света скользнуло по гладкому лбу Эваллё, обогнуло лимфу и перекатилось через ключицу, пропало.

Такова нынешняя реальность.

Сдвинулись лишь на пару шагов, как поцелуй повторился. Маю обхватил лицо брата ладонями, чувствуя под пальцами слегка выдающиеся скулы.

Бани Нагасаки, ресторан, комнаты для отдыха, а также стоянка и сад камней, далее, за забором простирался парк. Они дошли как раз до ограждения. Эваллё притиснул брата к кирпичной стенке. Оба были накалены до предела.

Громко переговариваясь, из ворот вышли двое, неся с собой сумки с банными принадлежностями.

Чтобы не застонать в голос, мальчик уткнулся лицом в твердую грудь брату, потерся щекой, как благодарный зверек.

– Войдем? – еле слышно произнес Эваллё, плотно прижимаясь к телу младшего брата, сбегая пальцами вниз по руке, перехватывая запястье.

Обтерев всё тело полотенцем, смоченным холодной водой, Маю попытался унять дрожь. В одной комнате было несколько горячих ванн, о-фуро. У небольшой стенки находилась кадка с краном и скамеечкой, настолько крупная, что в нее могли поместиться до пяти человек. Рядом на разных уровнях – крошечные глубокие бассейны с деревянными лесенками. Маю их даже не замечал, скинув на пол маленькое полотенце теннугуй, ступил на верхнюю ступень.

В первое мгновение огненная вода ошпарила кожу. Не отрывая ступней от досок, Маю неловко шаркнул ногой, опускаясь на ступеньку ниже. Он еще никогда не оголялся перед братом, не считая детских лет. От вида обнаженной порозовевшей спины Эваллё у Маю свело челюсть. Днем всё выглядело иначе – реалистичнее и в месте с тем, рискованней.

В помещении братья были не одни – из-за разделительной стенки доносилась японская речь. Вероятно, там отдыхали после купания.