Под взглядом ребенка, он согнулся пополам, прижимая ладонь к груди, где билось сердце. Лоб коснулся песка, и Сатин начал заваливаться на бок. В голове успел промелькнуть лишь вопрос: не сердечный ли это приступ? Боль такая, будто нож вогнали по рукоять.

Проснулся Сатин несколькими часами позже и в холодном поту. Растирая по лбу песок, Холовора резко сел. Ребенок с пляжа исчез. Костер за кустами потух. Вокруг пустынный пляж тонул в зыбком утреннем мареве.

Подойдя к костру, мужчина нагнулся и подцепил бутылку с остатками африканского вина, после чего неспешно вразвалочку зашагал к своему коттеджу.

От деревни до базы – минут двадцать быстрой ходьбы, но Холовора заблудился и пришел домой только утром.

Рабия спала в белой полотняной ночнушке. Под тонкой тканью он видел её загорелую спину. В мгновении ока Сатин очутился по ту сторону завесы, огораживающей кровать. Он был пьян, у него разболелась голова, ему было страшно и одиноко, он утратил контроль над собой. Когда на её просьбу прекратить, он не отреагировал, Рабия впервые по-настоящему его ударила, кажется, в руке у неё оказалась чашка, однако этот краткий протест его не остановил. Ночнушка порвалась на плече, когда Сатин схватил Рабию за ворот, подминая под себя.

После он будет клясть себя и вымаливать прощение.

Они завернули в деревню. Хотели насладиться местным театром. Кирпичное здание с яркой разноцветной крышей, соломенными тюфяками, трескучими циновками в дверных проемах, совсем как у них дома, и глиняными кувшинами с тростниковым соком и родниковой водой. Деревянная сцена располагалась в рощице под навесом из папоротника и листьев, её украсили поделками, костяными бусами, обожженными фигурками зверей, платками из перьев и цветочными гирляндами.

В тот день они посмотрели сразу два спектакля, второй – в крытом помещении, сделанном в национальном стиле. Актеры говорили на непонятном языке, и кожа их была черная, как уголь. Но увлеченные друг другом супруги не вникали в представление, разыгравшееся у них перед глазами. Занятые действием постановки, с блестящими глазами, зрители не обращали внимания на пару иностранцев.

Походы в деревню стали частыми. Люди вокруг смеялись и показывали на них пальцем, при этом скалили свои крупные зубы, что говорили – ни разобрать. Ночью устраивали под окнами их коттеджа дебоши, жгли костры, кричали, хохотали. Сатин слышал, как местные постоянно повторяют одни и те же слова, словно заклятия. Однако многие островитяне наоборот зазывали к себе, потчевали, обряжали в свои одежды, дарили украшения, при этом смотрели на иностранную пару снисходительно. Супруги купались в деревенском пруду, гуляли в деревне, изучали местные лавочки.

Они облюбовали песчаный пляж на соседнем коралловом острове. С обеих сторон пляж обтекал океан, из-за чего этот остров часто менял свою форму и во время прилива мог полностью уйти под воду. Большую площадь суши занимали кораллы, искрящиеся густыми красками под жгучим солнцем.

Было невмоготу жарко, солнце палило по головам, прогревая песок и спину.

– Тебе не кажется, что местные жители стали на нас смотреть с подозрением? – Рабия жевала мятную пастилу в кокосовой стружке с патокой. Перед её коленями лежала дощечка с обедом: куриный бульон, шатини из акулы, варенная бамия или гомбо, как гарнир к птице, тушенный плод хлебного дерева, сушенные бананы и другие сухофрукты и кокосовое молоко, а также сладкие постилки.

– Уже давно. Да и Очику что-то вынюхивают, постоянно крутятся поблизости. Раньше я считал это их любопытство как вполне безобидное, но теперь… Ты заметила, что они за нами подглядывают? Когда её муж уплывает с острова, наша добрая хозяйка внимательно наблюдает за нами. Чем же мы вызвали у них такой интерес?

– Вчера ночью я видела, как Очику ходила на могилы… туда, где закопаны первые мореплаватели, достигшие острова Силуэтт, захоронения арабов и пиратов.

Неподалеку сидел рыбак, который и привез их на этот остров, заросший кораллами и полипами, однако Сатин не спешил звать его на помощь, наоборот, прикрыл жену собой, пряча её от щипающего жара солнца и внимательных черных глаз.

Сатин был разъярен на местных жителей, за их усмешки и непонятные ночные ритуалы под окнами. Рыбак похотливо облизывался и светил глазом в их сторону. Как только их взгляды встретились, туземец растянул губы в беззубой улыбке.

Отложив тарелку, Рабия легла на песок, упершись белыми от песка коленками ему в бедра.

Рыбак уселся поудобнее, он и не думал отворачиваться, но Сатину уже было плевать на открытое презрение местных жителей. Он заглянул в её глаза и облизал пересохшие губы. Начав с живота, он прочертил языком замысловатый символ на вспотевшей коже, коснулся языком гладкого лобка.

Краем глаза Сатин заметил, как рыбак ухмыльнулся и, скривив рот, запихал в зёв между губами кусок мяса. Он жевал деснами и смотрел на пару.

Под алчным взглядом рыбака потянул губами нежную складку, Рабия выгнулась, из её горла вырвался на удивление сексуальный звук. На языке был неповторимый вкус. Губы целовали так, как могли бы целовать женские уста. Ноги с задней стороны покрывал слой песка, песок оказался и на его волосах. Рабия потянулась вверх, пытаясь ускользнуть, но он до боли сжал её грудь, мешая продохнуть.

Тут они оба услышали гадливый смех рыбака.

С пляжа они возвратились под вечер. Бредя по кромке воды, набегающей на белоснежно-сахарный песок. Брызги попадали на кожу, пропитывая ткань шорт и скатываясь по голеням.

Сатин прижал Рабию к себе, чувствуя, как медленно намокает майка от давления теплого женского тела.

– В моем телефоне почему-то перестала отображаться дата. Как раз собирался спросить у Очику сегодняшнее число. Мы, вероятно, пропустили день независимости, – вспомнил он, слегка покачивая жену, словно ведя неторопливый танец.

[прим.: День независимости в Финляндии ежегодно отмечается 6 декабря]

Жена улыбнулась и крепче обхватила за талию, сцепив влажные пальцы у него на пояснице.

– Если мы провели этот день на островах, то вполне неплохо отметили, тебе не кажется? – Рабия замолчала, давая ему возможность развить предложенную тему.

– Это повод?

– Не знаю, может быть.

Вернувшись на то место, где под звездным небом почти каждый вечер они наблюдали океан и прибрежные красоты, устроившись на скамьях за столом, распивали островное пиво либо ужинали. Заросли папоротника скрадывали их от глаз супругов Очику. С такой высоты полоса пляжа была видна как на ладони. По краям деревянного настила располагались садовые фонарики. В воздухе витал аромат зелени, экзотических цветов и соли.

Выставив на стол перед женой два плоских блюдца и широкую тарелку, Сатин таинственно произнес:

– Рагу из летучей мыши, к ней куриная запеканка в сухарях, варенная маниока и пюре из жирамона. Если ты всё это съешь, я принесу тебе тушенных бананов Сен-Жак.

– Спасибо. Откуда ты только знаешь все эти названия?

– Иногда заглядываю в туристические брошюры.

– Вкусно пахнет.

Сатин сел напротив, не спуская с жены внимательного взгляда.

– Я слегка приложил здесь свою руку.

– Стало быть, эти руки меня сегодня накормят, – Рабия притянула его ладонь к своему лицу и прижалась теплыми губами к тыльной стороне. Она отстранилась, чтобы заглянуть мужу в лицо, и недоверчиво сузила глаза, заметив расцветающую на его губах улыбку. – Ты неплохо продумал этот вечер. Так вот зачем были эти разговоры про День независимости.

Сегодня Холовора собирался вскрыть красное полусухое, которое специально для этого случая приобрел на Маэ пару дней назад. От пристрастия выпивать перед сном он честно обещал себе избавиться по приезду в Хямеенлинну.

Этот вечер очень много значил для Сатина, а романтический ужин должен был подтолкнуть их к разговору. Привлекая всё своё обаяние, мужчина выкладывал на тарелку жене как можно больше разной еды.